– Иди сюда. – Когда Джорджина подошла, он обнял ее за талию и прижал к груди. – Я уезжаю, – сказал он, зарываясь лицом в ее волосы. – Поцелуй меня на прощание.
– Ты надолго?
– Нет, – ответил он, чувствуя, как тяжелеет тело. Движением кошки, потягивающейся на подоконнике, Джорджина обняла его за шею.
– Я могла бы поехать с тобой, – промурлыкала она. Джон покачал головой:
– Хватит об этом. Просто поцелуй меня.
Джорджина приподнялась на цыпочки и сделала то, о чем он просил. Она целовалась как опытная женщина. Ее приоткрытые губы прижались к его губам. Джон ощутил на них привкус апельсинового сока и обещание чего-то еще более сладкого. Ее язык стремительно ворвался ему в рот. Она запустила пальцы в его волосы и ногой обвила голень. Джоном овладела самая настоящая похоть, опалив огнем все тело. Член тут же встал.
«А она профи», – подумал Джон и слегка отстранился, чтобы заглянуть Джорджине в лицо. Ее губы блестели, дыхание было прерывистым. Если бы в ее глазах отразился хотя бы намек на тот голод, который испытывал он сам, он бы повернулся и ушел. Удовлетворенный.
Джон перевел взгляд на ее каштановые с красноватым отливом волосы, вившиеся тугими спиралями, и ему безумно захотелось взять их в руки. Он понимал, что надо уйти. Просто повернуться и выйти за дверь. Но вместо этого он решился заглянуть ей в глаза.
Нет, до удовлетворения далеко. Пока. Положив руку ей на затылок, он слегка отклонил ее голову и впился ей в губы. Не отрываясь от ее рта, он стал подталкивать ее. Джорджина пятилась, пока не уперлась спиной в буфет. Губы Джона переместились на ее щеку, на подбородок, на шею. Чтобы волосы не мешали, он отбросил их ей за спину. Она пахла цветами и теплой женственностью. Он стащил халат с ее плеч. Сразу почувствовав, как она напряглась в его объятиях, он приказал себе остановиться.
– Ты вкусно пахнешь, – сказал ей в шею Джон. Он поддел пальцами изумрудную бретельку бюстгальтера и поцеловал Джорджину в ямочку под шеей.
Джорджина накрыла его руку своей.
– Кажется, мы не собирались заниматься любовью.
– А мы и не будем.
– Тогда что ты делаешь, Джон?
– Дразнюсь.
– Разве это не прелюдия к занятиям любовью?
Джорджина натянула халат на плечи и сложила руки на груди.
– Не на этот раз. Так что успокойся.
Джон обхватил ее за попку и слегка приподнял. Прежде чем Джорджина успела возразить, он усадил ее на стол и протиснулся между ее ногами.
– Джон!
– М-м?..
– Дай слово, что не сделаешь мне больно.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее лицо было серьезным.
– Я не причиню тебе боли, Джорджи.
– И не сделаешь ничего, что мне бы не понравилось.
– Ни за что.
Она улыбнулась и положила руки ему на плечи.
– Тебе приятно? – спросил Джон, гладя ее по бедрам и одновременно сдвигая вверх подол халата.
– М-м-м, – промычала Джорджина и кончиком языка лизнула его мочку. – А тебе приятно? – спросила она и неожиданно втянула мочку в рот.
– Очень, – с тихим смешком ответил Джон. Он продолжал гладить ее бедра, постепенно перемещаясь к преграде из кружевных трусиков. – В тебе все приятно.
Он склонил голову набок и закрыл глаза. Он не помнил, чтобы когда-либо у него была женщина с такой нежной кожей, как у Джорджины. Сунув ладони ей между ног, он пошире раздвинул ее бедра, а затем, пока она губами делала нечто до невозможности приятное с его шеей, подсунул руки под халат и обхватил ее ягодицы.
– У тебя нежная кожа, потрясные ноги и отпадная попка, – сказал он, рывком придвигая ее к себе и прижимаясь к ней пахом.
Его тут же окатила волна жара, и он понял, что нужно соблюдать осторожность, потому что еще чуть-чуть – и овладеет Джорджиной.
Она внимательно посмотрела на него.
– Ты смеешься надо мной?
Джон открыто встретил ее взгляд.
– Нет, – ответил он, Выискивая на ее лице отблески своего желания и не находя их. – Я бы никогда не стал смеяться над полураздетой женщиной.
– И я не кажусь тебе толстой?
– Не люблю костлявых, – сообщил он и стал водить ладонями по внутренней поверхности ее бедер.
Его действия привели к тому, что сначала в ее глазах появилась искорка интереса, а потом зажегся огонь желания.
Джорджина же вглядывалась в его лицо в поисках признаков того, что он обманывает ее. С подросткового возраста она вела непрерывную борьбу с лишним весом и перепробовала бесконечное количество диет.
Взяв его лицо в ладони, Джорджина поцеловала его. Не тем идеальным поцелуем опытной женщины, который она применила вначале, а дразнящим и искушающим. Ей хотелось показать Джону, как много его слова значат для девочки, которая всегда считала себя толстой. Она дала волю своим чувствам и позволила себе раствориться в горячем головокружительном желании. Руки Джона гладили, ласкали, мяли ее и заставляли ее тело трепетать от макушки до кончиков пальцев. Джорджина почувствовала, что Джон развязывает шелковый пояс халата. В следующую секунду она ощутила на ребрах его горячие ладони. Когда он приподнял ее тяжелые груди, Джорджину сотрясла дрожь. Впервые в жизни она не воспринимала мужское прикосновение к груди как нападение. От восторга и удивления Джорджина резко выдохнула, и ее дыхание смешалось с дыханием Джона.
Джон отстранился и заглянул ей в глаза. Он улыбнулся, как будто увидел нечто, что порадовало его, а затем сбросил халат с ее плеч.
Джорджина опустила руки, и черный щелк стек вниз. Прежде чем она догадалась о его намерениях, Джон расстегнул ей бюстгальтер. Потрясенная его ловкостью, она поспешно прижала руки к груди, чтобы удержать бюстгальтер на месте.
– Она большая, – ляпнула Джорджина, и тут же ей захотелось провалиться сквозь землю от стыда за то, что она говорит такие очевидные и глупые вещи.
– Да и я не маленький, – лукаво усмехнувшись, предупредил ее Джон.
Джорджина издала нервный смешок, и одна бретелька свалилась с ее плеча.
– Ты собираешься сидеть здесь всю ночь? – осведомился Джон, просовывая руки под зеленое кружево.
От его нежного прикосновения у нее по телу пробежали мурашки. Ей нравилось то, что он говорит, и то, какие эмоции это в ней вызывает, и ей совсем не хотелось, чтобы он останавливался. Он и сам ей нравился, и ей хотелось, чтобы и она нравилась ему. Несколько мгновений она смотрела ему в глаза, а потом опустила руки. Бюстгальтер упал на колени, и Джорджина затаила дыхание в ожидании какого-нибудь непристойного комментария насчет ее груди, хотя в душе у нее теплилась надежда, что замечания не последует.
– Господи, Джорджи! – выдохнул Джон. – Ты говорила, что она большая. Но ты не предупредила, что она само совершенство.
Он взял обе груди в ладони и поцеловал Джорджину в губы долгим настойчивым поцелуем. Потом стал водить большими пальцами по соскам – вверх и вниз, вправо и влево. Никто никогда не ласкал ее вот так. Нежные прикосновения Джона заставляли ее чувствовать себя чем-то изящным и хрупким. Он не дергал ее за соски, не выкручивал их и не щипал. Он не лапал ее грубыми руками, ожидая, что она будет получать от этого удовольствие.
Желание, признательность, любовь – все это разлилось по ее венам и сконцентрировалось в сердце. Целуя Джона, Джорджина стиснула его коленями и стала подтаскивать к себе, пока пахом не почувствовала его набухший член. На мгновение она оторвалась от его губ, чтобы снять с него футболку. Темные курчавые волоски покрывали его мускулистую грудь, широкой полосой спускались к животу и исчезали за ремнем джинсов. Отшвырнув в сторону футболку, Джорджина провела руками по его груди и животу. Кожа Джона была горячей, волоски приятно щекотали ладони. Она ощущала мощное биение его сердца и слышала его учащенное дыхание.
Джон со стоном прошептал ее имя, прежде чем снова завладеть ее губами. Каждый раз, когда ее соски касались его груди, Джорджину пронзала сладкая боль. На каждое прикосновение Джона ее тело отзывалось новым всплеском страсти, которой она от себя не ожидала. Казалось, будто всю жизнь ее тело знало, что должен появиться Джон, и ожидало его. Джорджина погладила его по спине, опустила руки на талию и добралась до ремня. Джон судорожно выдохнул, когда она потянула на себя пряжку, чтобы вынуть штырь из дырочки, и схватил ее за запястья. Оборвав поцелуй, он отступил на шаг и устремил на нее тяжелый взгляд. Между бровей у него появилась складка. Даже сквозь загар было видно, как запылали его щеки. Он напоминал изголодавшегося человека, который совсем не рад тому, что ему предлагают его любимое лакомство. По его виду можно было предположить, что он намерен отказаться.