В дверь позвонили, Морозик быстро зашуршал шлепанцами, спешил открыть. Экстрасенсиха не двинулась с места:

– Я никого не жду, – пробормотала она, но прислушалась, Лидка тоже. В прихожей незнакомый женский голос сказал:

– Хорошо ли у вас работает телефон? А мобильный? А телевизор? А холодильник? А стиральная машина?

Смешливый Морозик расхохотался на весь подъезд.

Экстрасенсиха пожала круглым плечом: «Что смешного? Фирма проверяет исправность бытовой техники». А голосок продолжал: «Магнитофон? Плеер?» И тут Морозик ответил:

– Надо подумать, ответ дам завтра в три. Зайдете?

А та, из фирмы, ответила:

– Наша фирма «Измена и перемена» никогда не отказывает своим клиентам. До свидания! До свидания!

Она как-то напирала на слово «свидание», но проницательная Экстрасенсиха не обратила на это внимания. Только Лидка подумала: «Похоже на пароль и явку», но вслух ничего не сказала. Зачем соваться в чужие пароли и явки? Тем более, свои дела не улажены, Андрей исчез в неизвестном направлении. И Экстрасенсиха, кажется, не знает, где оно это направление.

– Ничего вы мне не объяснили!

Она вела себя, как в магазине: пришла за покупкой, а товара нет.

– Не нравится – уходи, – провыла Экстрасенсиха, – пасмурно, ветер северный, температура около нуля. Ты, Лида, этот ноль запомни – тебя ожидает нулевой вариант. Озеро не оттаяло, трава не пробилась, птицы не вернулись из теплых стран. Поняла, Лида?

– Не-а. Скажите прямо про меня, мне про птиц неинтересно, по барабану мне ваши птицы, извините.

– Слушай внимательно – больше поймешь. Грубость души и настырность поведения отталкивают. Обаяния мало, а противность остается. Извини, это не мои слова – старый тополь нашептал давно, когда еще не опали листья, ими и шептал. А деревья без листвы не шепчут, молчат. Или тебе про деревья тоже неинтересно? Тебе по барабану?

– Лучше прямо, в лоб. Я намеки вообще плохо понимаю, не врубаюсь. У меня и чувство юмора маленькое, а чувства намека вообще нет, кажется.

– Говорю прямо: человек без такта, как дерево без листьев. Никому не нравится.

– А вот и неправда! Я ему очень даже понравилась, а мама все испортила. Она же двинула его со всей дури кулаком, а кулак у нее боксерский, хотя на вид женственная и красивая.

– Видела я маму. Все не так просто. Если бы он ее не позвал, она бы не примчалась. Понятно?

В комнату заглянул Морозик:

– Беседуете? А я скоро вернусь, Экстрасенсиха. Совещание Дедов Морозов мэр Кружков собирает. А по пути куплю перец черный горошек, кардамон, тмин – приправочки всегда нужны для вкуса и душистого блюда. – Он выскользнул за дверь. – Пока!

– Поймаю со Снегуркой – замочу! – крикнула вслед Экстрасенсиха. Пока Морозик не увлекся Снегуркой, Экстрасенсиха была дамой воспитанной и вежливой. Но теперь она часто бывает на Лунном бульваре – хочет не упускать из вида своего Морозика. Постоянное общение с подростками сделало ее не такой уж культурной и изысканной. Раньше она сказала бы «проучу», а теперь – «замочу». Как какой-нибудь грубиян Барбосов, или Леха, легкомысленный изменщик. Однажды Леха и Морозик разговорились на бульваре и оба признались друг дружке, что иногда позволяют себе зигзаги. Так они называли измены, которые склонны прощать друг другу, а тем более – себе самим. Но весь этот разговор происходил давно, в другой книге. А сейчас Морозик удрал из дому. Он ехал вниз, лифт медленно двигался, Морозик от нетерпения топал белыми валенками, а бороду трепал и совсем растрепал. А глаза горели, как у молодого. Из-за любви к перцу-горошку? Ой вряд ли. Он слышал угрозу Экстрасенсихи, но отмахнулся: «Не поймает». И понесся по Лунному бульвару.

Экстрасенсиха сердито глянула на ни в чем не повинную Лидку:

– Я все тебе сказала, можешь отправляться домой.

Лидка без возражений пошла из комнаты, а сама думала: «Мой Андрюша слинял от меня, это как? Никогда мне не найти вечную любовь».

Попугай Попка сказал громко и отчетливо:

– Вечная морковь и той не бывает – вянет. А вечная любовь только в кино! Дай семечек, Лидка!

– Хочу вечную любовь! – крикнула Лидка уже с лестницы. – Вечную! – И быстро впрыгнула в лифт – боялась рассердить Экстрасенсиху. И рассердила:

– Вечную? И верную? И без измен? – Экстрасенсиха стукнула кулаком по волшебному столу, драгоценные камни подпрыгнули и легли на бархатную скатерть узором в виде сердца, пронзенного стрелой, она сказала сама себе: – Все мужики изменщики и гады.

Лидка слышала ее слова, она заплакала и вернулась. Обняла Экстрасенсиху, села рядом. Так они сидели и плакали, как две подружки. Экстрасенсиха сказала сквозь слезы:

– Отомщу. А ты?

– Моя месть будет страшной. Если сумею его найти. А твоя – страшной?

– Еще какой! Но мне его жалко, я же его, идиота отмороженного, люблю!

– И я своего люблю!

– Знаешь что? – у Экстрасенсихи слезы высохли мгновенно. – Не морочь голову! Ты его даже не знаешь, видела всего минуту! «Люблю!», главное дело!

– Любовь-морковь-репа-петрушка! – рявкнул попугай.

Лидка ушла.

Агата встретила Леху по дороге в школу. Он вышел из своего подъезда.

– Привет, Агата, – старался сказать как ни в чем не было. Но – бывало! И Леха трусливо смотрел в сторону: – Агата, привет!

– Никаких приветов предателям, – она засмеялась зловредно, – передавай привет своей косой и хромой подружке. Славненькая такая уродочка!

Он преградил Агате дорогу, как раньше. Замахнулся сумкой, но не ударил, сумку опустил.

– Почему не стукнул! – Она смотрела весело и смело. – Не бьешь девочек? Бей, Леха, ты теперь такой. – И ушла. Изо всех сил гордо выпрямила спину, расстроилась: не бьет, не толкает, не ругает – разлюбил окончательно. Грустно было Агате в то утро.

А он свистнул громко, разлетелись вороны Лунного бульвара. И с березы слетели, и с тополя тоже. Серыми крыльями закрыли небо. А Леха обогнал ее и до самой школы ни разу не обернулся.

– Придешь! И будешь просить прощения! – крикнула ему Агата. – Но не прощу! И кота Барса больше не увидишь! Заводи общего кота с кривой и косолапой!

Леха все-таки обернулся – нельзя же ругаться с Агатой, стоя к ней спиной:

– Совсем без башни! При чем здесь кот? Барс общий, и не присвоишь!

– Нет у меня с тобой, предатель, ничего общего! – Агата обогнала его, влетела в школу и громко хлопнула дверью. Он тоже хотел влететь в школу, но дверь не открылась – Агата сунула в ручку швабру, которая стояла в уголке. Охранник Серегин стал кричать:

– Что за выходка? Я должен охранять дверь, а не запирать ее! Дети сейчас как раз идут на первый урок!

– Дети только обрадуются, Серегин! Они же нормальные дети! Ты же, Серегин, не старик, неужели в детстве ни разу не мечтал о запертой школе?

– Вроде ты права, Агата. А кто же все время дергает дверь? Сила-то какая!

– Это борец вольной борьбы, ничего особенного. Сила есть, ума не надо! – крикнула Агата в замочную скважину.

Она села на скамейку в вестибюле и наблюдала за дверью. А Леха там, за дверью, кричал:

– Лучше открой, Агатище! Совсем отстойная! Пожалеешь! Нас тут целый митинг собирается!

– А что же ты один колотишься, Леха? Митинг почему молчит?

Дверь тряслась под Лехиным натиском. Охранник Серегин выглядывал в окно и хохотал до упаду. Он видел борца Леху, а с ним толпу учеников, которых вовсе не возмутила запертая дверь. Они были из самых разных классов, но единодушно веселились.

– Ученье – свет!

– Знание – сила!

– Контрольную отменят!

– Первый урок – трудный урок! Еще не проснулись!

Кто-то включил плеер, десятиклассники Юля и Дима стали танцевать. Другие толкались, боролись, орали, хохотали.

Да, нелепость. Как многие нелепости, она могла продолжаться вечно. Но окно директорского кабинета распахнулось, несмотря на зимний холодный ветер, высунулась директриса Маргошка, которую в глаза называли Марией Михайловной.