Но хождение в народ с первого дня оказалось не по силам прогрессивному журналисту. Нет, Беата, разумеется, и прежде видела бедность, грязь, убожество. Но то был взгляд со стороны и даже несколько свысока, взгляд блестящей, уверенной в себе корреспондентки, которая приехала из столицы, чтобы во всем разобраться и всем помочь. Ей в голову не приходило, что такие вещи могут произойти с ней. Да и ее знакомые не примеряли на себя ни старость, ни болезни, ни суму, ни тюрьму. А ведь за такую гордыню судьба может ох как наказать. Не зря же не велено спрашивать, по ком звонит колокол… Короче, Беата чувствовала себя сейчас, как знаменитый хирург, который неожиданно оказался на операционном столе в сельской больнице.
– Беата – это что-то опереточное? – встретил ее вопросом старик из одноместного люкса. – Слушай, королева чардаша, слетай мне за пивом. Там у ворот палатка стоит.
Он сунул ей в карман халата полтинник.
– А вам можно пиво? – усомнилась Беата.
– А ты мне не врач, – обиделся люксовый постоялец. – Сказано: неси – значит, неси.
– Не понесу, – сказала Беата. – Я вам не нанималась за пивом бегать.
Она вынула мятую бумажку из кармана и хлопнула ее на тумбочку.
– Не на-ни-ма-лась? – Старик аж присел и уперся в нее исподлобья колючим взглядом.
– Не на-ни-ма-лась! – передразнила его Беата. – Я здесь убираю, а не прислуживаю.
– Нет?
– Нет!
– Так вот, запомни: прислуживаешь! Сказано: парашу выносить – будешь выносить. Сказано: за пивом – побежишь за пивом. Пока салага – будешь бегать. Я в твоем возрасте бегал – и ты побежишь.
– Парашу? Вы что, в моем возрасте срок мотали? – прищурилась Беата. – Ну-ну, не надо так волноваться. Выйдите, прогуляйтесь по коридору, а я проветрю и перестелю.
– А ты штучка! – сказал старик, останавливаясь в дверях. – Я вот нажалуюсь, что ты у меня деньги украла.
– А нажалуйтесь.
Беату сейчас куда больше заботил накрахмаленный пододеяльник, который никак, собака, не желал расправляться.
– А выгонят тебя!
– Ну и выгонят.
– Деньги вернуть заставят!
– Верну.
Дедушка так завелся, что с ним лучше не спорить.
– Где ж ты их возьмешь?
– Заработаю.
– Заработаешь? Гордая… – Старик обошел вокруг нее. – Слушай, по-людски тебя прошу: принеси пивка! Мне и Валька всегда бегала, и Венерка, что до тебя была.
– Не принесу, – сказала Беата и закрыла окно. Вот ведь зануда!
У нее и без этого любителя пива хватало забот. Шкаф с «инвентарем» с утра оказался заперт. Ну, естественно – Валентина ушла в отпуск, а ключ забрала с собой. Так что пришлось Беате мыть пол вчерашней тряпкой и разводить в ведре едкий порошок, который в рекламе громко называет себя универсальным.
Старшая сестра прошествовала по коридору, наморщив нос, и ткнула ей в непротертые углы. В столовую Беата не пошла, но другого места для еды не было, и ей пришлось жевать свои бутерброды стоя, на лестничной площадке под мертвыми телефонами. К вечеру она уже падала с ног, а ведь еще ехать в магазин за новым «инвентарем»! Хорошо, что есть машина, только до нее надо сначала доползти. Свою «Ауди» гордая уборщица оставила за два квартала, в каком-то безлюдном дворе.
*
– Но ведь это все правда, вот что досадно! Убираю я действительно плохо. Не умею, не учили меня этому. Так что мне и возразить нечего!
– Ты устраиваешь себе испытания, совершенно лишние для нормального человека. И лишние, и вредные, и просто опасные. Разумеется, тебя не учили «этому». Тебя учили другому. Ты этим другим зарабатываешь столько, что можешь позволить себе не мыть полы даже в собственной квартире. Зачем же экспериментировать над собой?
Тата, великий специалист по психологии и людским ресурсам, была очень озабочена ее состоянием. Она предрекала, что уборочная страда кончится для Беаты нервным срывом и физическим истощением. По поводу руководителей журнала «Ажур» она высказала несколько емких научных терминов, среди которых «имбецилы» было самым щадящим диагнозом.
– Человек должен быть готовым ко всему. Мало ли что случится в жизни, – возразила Беата, поглощая Таткин фирменный горячий салат из брокколи.
– Готовься – только по-умному! Копи деньги, учи иностранный язык, осваивай новую профессию.
– Вот я и осваиваю, – сказала Беата с набитым ртом.
Какое блаженство – чистая квартира, вкусная еда и подруга, с которой можно говорить о чем угодно. Оказавшись по уши в дерьме, начинаешь ценить простые человеческие радости. Например, гладкие, мягкие руки. Только что от Таты ушла маникюрша, которая приводила их ручки в порядок. С Беатой пришлось повозиться, после недели уборки у нее хронически сохли пальцы, трескалась кожа, никакие перчатки не спасали. Где ее нежные, беленькие ручки нимфы!
– Авитаминоз, наверное, – предположила маникюрша Юленька. – Или нервы. Берегите себя, так можно и экзему заработать.
Тата из-за ее спины скорчила Беате рожу: вот видишь!
По телевизору показывали ток-шоу с модной писательницей. Писательница прославилась тем, что сочинила полтора романа о жизни новой русской элиты. Таких глянцевых книжек, написанных с натуры, от первого лица, в последнее время появилось почти столько же, сколько проживало на Рублевке скучающих дам.
– Слушай, я балдею, уважаемая редакция, – сказала Беата. – Как эти тетеньки могут жить на деньги мужа, любовника или папы – и всерьез называть себя богатыми! Ну ладно – их олигархи. Они хотя бы эти деньги заработали или украли…
– А тетеньки их тратят, – возразила Тата. – Это гораздо труднее. Можно окончательно лишиться веры в человечество. Разве вера в человечество не стоит миллиона? Именно так ответил Остап Бендер на вопрос миллионера Корейко: «Я хотя бы эти деньги украл! Но вы-то за что их должны получить?»
– Да уж, – сказала Беата. – Представляешь, как Ильф и Петров написали бы про Рублевку? Страна бы валялась от хохота. А нам предлагают восхищаться и завидовать, да еще так бездарно предлагают.
Они с Таткой, как и все вокруг, прочитали нашумевшие книжки и вместе со всеми всласть их поругали.
– Это в вас, мадам уборщица, говорит классовое сознание пролетариата, – ответила Тата. Она двумя пальчиками держала печенье, чтобы не смазать лак с ногтей.
– В точку! – Беата никак не могла оторваться от брокколи. – Я пролетарий умственного труда. А уборщица, к твоему сведению, это люмпен-пролетариат. Ей такие книжки, наоборот, должны нравиться, потому что у нее с классовым сознанием слабовато. Они ведь и написаны для уборщиц. Нет, ты слышишь? Эта метелка говорит, что с гонорара от книги она первый раз купила себе машину на свои деньги!
– Ну-у… А почему, собственно, деньги мужа – не свои? Только не рассказывай мне, как олигархи бросают своих жен голыми и босыми. Это несовершенство нашего законодательства, вот и все. На Западе выгодный брак – это способ обеспечить себя на всю жизнь. Да и у нас многим удается.
– Обеспечить себя деньгами мужика – значит признать, что больше ты никуда не годишься.
– А больше никуда и не надо годиться. Подумай: брак – это тоже своего рода бизнес. Если женщина провернула его удачно, с выгодой, – у нее все основания гордиться собой и жалеть неудачниц.
– Удачно продала себя? – уточнила Беата.
– Вот именно, – не сдавалась Татка. В том, что касается теории человеческих отношений, ей не было равных. – Жизнь – рынок, и все мы себя продаем. Кто-то красоту, кто-то мозги, кто-то талант. А кто и душу. Главное – не что, а почем. Сколько тебе за это платят.
– Ну хорошо. Можно только один вопрос для женского журнала: а как же любовь и союз двух сердец?
– Любовь, девушка, редко встречается даже в абсолютно бескорыстном союзе. Так и напишите в своем журнале… Да перестань ты лопать! Ко всему еще и растолстеешь. И никакого жениха в своем богоугодном заведении не найдешь. Кому нужна толстая уборщица?
Горячий салат из брокколи
Сначала из сырого яйца готовится блессинг, то есть, попросту говоря, яйцо надо взбить, обмакнуть в него кусочки брокколи, а затем обвалять их в панировочных сухарях, смешанных с солью и гранулированным чесноком. В таком виде кусочки обжариваются в растительном масле и подаются горячими с нарезанным авокадо, крутыми яйцами и крабовыми палочками. Яйцами и крабами из диетических соображений можно пренебречь, и тогда у вас получится чистый салат, а в недиетическом варианте – сытное второе блюдо.