– Ничего не жуть. Просто я эту фамилию – Кособродова – уже где-то слышала.

– Ну, наверное, есть и еще страдальцы, не она одна. Короче, прошло чуть не пять лет, пока к бабке вернулась память. Да и то не полностью. Она вспомнила, кто такая и как ее зовут, откуда родом, вспомнила, как разбомбило эшелон, даже фабрику свою вспомнила, а больше – ничего. И когда ее в 49-м году наконец-то отпустили за полнейшей безвредностью, она вернулась домой, совершенно ничего не помня о разговоре тех двух земляков, о своем письме и о кладе. Мать ее к тому времени умерла, а брат служил в армии. Потом вернулся, начал ее про письмо спрашивать, а у нее в памяти абсолютный нуль. Ну а жизнь тем временем шла, шла… Бабка, несмотря на то что пережила бог знает сколько, была еще очень даже ничего. Всего 28 лет, ну а породу нашу ты знаешь. Между прочим, судя по фотографиям, я – вылитая Клавдия в те годы. Так что посмотри на меня – и увидишь, какой она была.

Оксана потянулась так, что все ее стройное тело приманчиво напряглось. Точеное смуглое лицо, великолепные брови, яркие губы, голубые глаза, смоляные гладкие волосы, убранные в строгий узел на затылке… «У тебя такие чудные волосы, почему ты их не распускаешь?» – слышит она то и дело. Нет, с распущенными волосами Оксана похожа на ведьму, причем на злую ведьму. А этот обманчиво-скромный узел придает лицу аристократизм и утонченность. Катерина просто тащится от этой прически, дура несчастная. Соорудила себе такую же, а для начала подумала бы, что ей-то, с ее слишком высоким лбом и носом картошкой, никак нельзя зализываться! Бывают же такие люди, которым бог не дал ни ума, ни внешности, ни счастья!

– Ну, словом, она быстренько нашла мужа, постарше себя и одноногого, но все остальное у деда было на месте, как я понимаю. Родили мою мать. Дед был инженер и хорошо зарабатывал. Потом мать вышла замуж за этого придурка, моего отца. Как-то они с дедом поехали за грибами и попали в аварию. Все трое насмерть! Было это десять лет назад. И на похоронах, это же надо, к бабке вдруг вернулась память! Про госпиталь, про письмо, про клад. Не представляешь, что было! Натурально после поминок она рысью побежала по тому адресу, где жила та женщина, это где-то возле кинотеатра «Рекорд». Но… поезд уже ушел. Те дома давным-давно снесли, никого и в помине не было из старых жильцов. Сколько лет после войны прошло! Потыкалась в адресный стол – тоже облом, никаких Дворецких никто не знает.

– Ну почему, – сказала Катерина. – Я знаю. Например, мой двоюродный дед Сергей Васильевич, тот, что в Питере живет, он – Дворецкий, и все его дети, разумеется. Забавно, правда, что у нас в роду такие «услужательские» фамилии?

– Ну, это само собой, – рассеянно сказала Оксана, которой было, конечно, наплевать на Катерину и весь ее род, что Дворецких, что Старостиных. – Бабка тоже нашла каких-то Дворецких, но не тех, которых нужно. А главное, что проку было искать? Поезд, говорю, ушел!

– И что потом?

– Ну, что потом? У бабки снова крыша поехала. Так-то она тихая, но как поглядит в зеркало, видит там не себя, такую развалину, как сейчас, а ту Клавку Кособродову, какой была в 42-м. И начинает себя, в смысле ее, материть почем зря. Это ты слышала еще очень приличные выражения. Не забывай, она ведь лагеря прошла. Иной раз такое завернет – мужики падают. Я так словарь свой пополнила благодаря ей…

– За что ж она себя ругает? Она ж не виновата, что попала под ту бомбежку?

– Да нет, бабка никак не может успокоиться, что по-другому не написала в письме. Более вразумительно. Брат Минька этот, он теперь тоже помер, он что рассказывал? Дескать, Клавдия просила узнать у Дворецкой адрес тех людей, к которым она ходила с сообщением от мужа. А надо было как написать? Чтобы они выспросили адрес прежней соседки Дворецких, какой-то Анны Ивановны, у которой сына репрессировали!

– А клад был где? – рассеянно спросила Катерина.

– В какой-то черной деревяшке, которую невозможно открыть, не зная секрета. Она была в виде гробика, а хранилась под порогом. Представляешь, гроб под порогом?! Триллер!

Катерина нахмурилась:

– Странно… У тебя не бывает такого ощущения, что с тобой уже когда-то происходило то, что происходит в данный момент? Мне кажется, я все это уже слышала от кого-то. И про гроб под порогом, и про Анну Ивановну, у которой репрессировали сына, и про Клаву, которая писала письмо раненому под его диктовку… Это даже как-то называется, – она пощелкала пальцами, вспоминая, – это ощущение как-то очень красиво называется… Дежа-вю?[2]

– Привет! – Оксане до смерти надоело сидеть тихо, она вскочила и танцующей походкой прошлась по комнате. – Скажешь тоже! «Дежа-вю» – это такая туалетная вода. Или парфюм? Хотя нет, что я говорю! Это стиль моды. Знаешь, как говорят: от кутюр, дежа-вю…

– Сука, уродина! – простонала за стеной бабка, а потом послышался звук пощечины и горькие старческие рыдания.

Оксана усмехнулась. Да, было время, когда и она так на себя злилась, что тоже готова была сесть перед зеркалом и хлестать себя по щекам! Но, по счастью, та самая судьба, которая лишила в 42-м году Клаву Кособродову шанса на главную удачу в жизни, решила возместить убыток ее внучке, Оксане Мальцевой.

Не пойти ли в бабкину комнату, не успокоить ли старуху? Нет, еще рано. Вот вернется Стас… Но где же, где он?!

Сидеть и ждать больше не было сил. Оксана вскочила с кресла и, припадая на затекшую ногу, ринулась к окну.

Вечером шел дождь, и бледное августовское утро было занавешено туманом. Оксана высунулась в окно, с отвращением глотая сырость. И замерла, впившись ногтями в подоконник, когда из белесой пелены вдруг вынырнула худощавая мужская фигура.

Ирина едва успела что-то возмущенно выдохнуть в жадно приоткрывшиеся мужские губы, как они отпрянули от ее губ. Разжались руки, и возмущенный голос выкрикнул:

– Опять ты?! Да что же это за напасть?!

Ирину так и передернуло:

– Опять я?! Опять ты!

– Зачем ты за мной пошла?

– Я-а?! За тобой пошла? Да ты же сам ко мне на каждом шагу лезешь! Маришка на меня ведро помоев вылила, но ты-то знаешь, что я тебя не завлекала, не звала!

Темнота фыркнула сердито, потопталась, шурша сеном, потом призналась упавшим голосом:

– Знаю.

– Зачем же лез?

– Зачем, зачем! – Петр тяжело пыхтел, словно не зная ответа. – Угадай с трех раз!

Ирина брезгливо отерла рот рукой:

– Да ты потаскун, наверное. Из тех, кто уверен, что мимо них ни одна женщина не пройдет.

Петр громко скрипнул зубами:

– Ох, сказал бы я тебе… Ладно. С бабьем спорить – все равно что пожар маслом заливать. Чего пришла? Я спать хочу.

– Ты знаешь, я тоже! – зло призналась Ирина. – Но по твоей милости мне спать негде!

– Как это? – растерянно спросил Петр, и Ирина словно бы даже в темноте увидела, как расширились его зеленые крыжовниковые глаза, в которых было что-то детское.

– Молча! – огрызнулась она. – Маришка меня взашей выгнала. Не по деревне же ночью шастать, ночлега искать. Вот я и решила тут переждать. И надо же… Опять ты!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.