Кто же ликвидирует эти гитлеровские части? Дело поручают партизанским отрядам.

Идут бесконечные дожди. Руайян расположен в низине. В него стекают потоки осенней воды. У партизан нет теплой одежды, хорошей обуви. Почти каждый в башмаках на деревянной подошве. Партизаны ночуют под открытым небом, укрываются тонкими сдеялами.

Гитлеровцы не прекращают огня. Они не испытывают недостатка в боеприпасах — их сбрасывают им с самолетов. А у партизан считанные патроны, вооружены, они только винтовками, мало у них пулеметов. Их снабжают гораздо хуже, чем окруженных. Каждые сто метров продвижения в этой болотистой местности стоят бойцам Сопротивления чувствительных потерь. Почему у партизан порой нет самого необходимого? Об этом думают многие. Но говорят об этом редко.

Храбрым бойцом показал себя Анри в борьбе за Руайян. Его заметил молодой капитан Даньель, командир роты. Они подружились. Даньель был выходцем из буржуазной среды, получил отличное образование, но в тяжкие годы понял, какие люди являются залогом возрождения Франции. Это сблизило его с партизанами. Даньелю всего двадцать четыре года, но это авторитетный боевой командир. И его политический опыт позволяет ему ответить на вопрос, почему же так плохо вооружены партизаны. «Потому, — говорит себе Даньель, — что это отряды тружеников. Власти опасаются предоставить им оружие. Это ведь не регулярная армия, которая всегда под надзором, а отряды вооруженных тружеников. Они внушают опасение и нашим властям и американским. Они не отказываются от того, чтобы патриоты-партизаны проявляли самоотверженность, но пусть у них будет поменьше оружия в руках. Так спокойнее для хозяев Франции. Они также не забывают о Парижской коммуне».

Даньель принес умение сплачивать людей, создавать обстановку боевого товарищества. Он принес несколько книг.

— Ты любишь читать? — спрашивает он Анри.

— Да, капитан. Только мне редко удавалось это.

Они читают вместе сборник стихов Гюго — «Возмездие». Стихи волнуют Мартэна. Сцены кровавых насилий над честными людьми — как они перекликаются с сегодняшними днями! Они зовут к возмездию.

— Да, Гюго живет и в наши дни, — говорит Даньель. — Он будет жить и после нас. Он все эти годы боролся вместе с партизанами. Ты читаешь в первый раз, а я уже много раз читал его, и всегда меня волнуют эти стихи. Всегда?.. Сказать по правде, Анри, это не так.

— В твои годы мне нравились совсем другие стихи — те, в которых вовсе не было того, что называют политикой. Так меня воспитывали тогда. Гюго я полюбил недавно…

Много мыслей будили в сознании Анри разговоры с молодым капитаном, в каждой беседе он узнавал новое. И казалось Анри, что дружба, завязавшаяся здесь, в дождливой низине возле Руайяна, будет дружбой навечно.

Она скоро оборвалась.

…Партизаны унесли Даньеля в кусты. Сюда, в это обстреливаемое место, уже направились ползком санитары с носилками. Анри наклонился над капитаном, расстегнул залитую кровью куртку. Даньель пытался подняться, но не хватило сил. Он сделал знак, его поддержали.

— Друзья, — сказал он, — надо бороться до конца!.. За справедливость, за свободу, за то, чтобы Франция жила в мире!..

Он не мог больше говорить, его взгляд остановился. Самый молодой партизан, который никогда не жаловался на тяжелую жизнь, сложил умершему капитану руки и горько заплакал.

Позади Франция, Средиземное море, Египет; по левому борту остался Аравийский полуостров…

Посыльное судно «Косуля» выходит в Индийский океан. Несколько дней люди на нем не увидят земли. У посыльного судна медленный ход. Кораблю уже немало лет. Свои рейсы он начал в те времена, когда банкиры не сомневались в том, что Индокитай, который дал им огромные богатства, на вечные времена останется колонией с послушным туземным императором.

Много плаваний корабль совершил в Индокитай. По пути он иногда заходил в Северную Африку. Там на борт брали марокканских солдат, которые обходятся дешевле, чем французские. Марокканцев помещали в отдельном трюме. Их редко и ненадолго выпускали на верхнюю палубу. В другом трюме помещали солдат экспедиционного корпуса.

На борту господствует строгая иерархия. Каюты, салоны — колониальным офицерам, колониальным чиновникам, их женам. Даже в эти две недели океанского плавания они держатся обособленным кругом. У них вой быт, свои интересы. Индокитай для них — это колония с плохим климатом, но с возможностями разбогатеть. Здесь высокие оклады. Здесь добывается право на большую пенсию. Для них на корабле ресторан, тенты, дансинги. Прохлада, которая так высоко ценится в тропиках, достается только им.

В трюме — солдаты экспедиционного корпуса, тщательно отобранные наемники. Им негде больше приложить свои руки. Они из разных стран, некоторые плохо говорят по-французски. Но для них только и требуется понимать слова команды. Наемник получает жалованье, которое безработному кажется высоким. Не всякий безработный согласится пойти в наемники. Надо подписать контракт на много лет. Что произойдет в эти годы? Назад дороги нет. Некоторые дослужатся до звания младших командиров и станут профессионалами до конца дней. Для других конец может наступить скоро — тропические болезни, пуля патриота, защищающего свою страну от колонизаторов, оборвут безрадостную жизнь наемника.

Порт назначения посыльного судна «Косуля» — Хайфон. До него от берегов Франции десять тысяч километров. Есть время перезнакомиться с соседями, много узнать о них, рассказать о себе.

— Вы, кажется, знаете об этой стране, Мартэн, больше, чем я, хотя я там провел десять лет, а вы едете впервые? — не скрывая иронии, говорит сержант экспедиционного корпуса.

Он уже не молод — ему лет сорок. Это высокий, сухопарый человек с желтоватым лицом, не выпускающий трубки изо рта.

Анри Мартэн не слышит иронии в голосе сержанта. Анри полон своих дум о будущем.

В прошлом году, после того как кончились бои возле Руайяна, Анри отправился в Тулон. Он просил принять его добровольцем во флот, немедленно отправить в Индокитай.

— Почему вы стремитесь в Индокитай? — спрашивает морской офицер, ведущий запись добровольцев.

— Добивать японских оккупантов.

— Ах да, ведь вы участвовали в ликвидации руайянского мешка! — Офицер с любопытством смотрит на юношу.

— Думаю, что там есть еще такие мешки.

— Вероятно…

Офицер как-то по особому ухмыльнулся:

— Вы отвечаете всем требованиям, кроме одного. Вам не хватает одного года.

— Но это немного…

— Закон сильнее наших желаний.

— Но ведь мне не хватает не целого года, а всего нескольких месяцев.

— Закон неумолим. Вы еще не раз подумаете об этом, дорогой мой.

Анри медлит.

— Я уже прожил большую часть этого года, и если внести поправку… в мои документы, то…

Офицер шумно смеется. Он хлопает Анри по колену:

— Исправить документы? Вот на что вы меня толкаете, боец из-под Руайяна? Военная хитрость, а?

— Только справедливость.

— Такая справедливость нарушает закон! Нет, нет, мой милый, этого я на себя взять не могу.

Анри возвращается домой. Мать — она как-то сдала в последнее время — часто спрашивает:

— Анри, мальчик мой, скажи: это так надо, чтобы ты уехал за океан?

Тревога слышна в ее тихом голосе.

— Мама, — горячо отвечает Анри, — пойми одно: их нигде нельзя оставить на земле, нигде! Надо всюду кончать войну! Надо, чтобы нигде не было этих мешков, чтобы нигде не было выстрелов!..

Отец ничего не говорит. Если Анри принял решение, разубедить его не удастся. Он уже не мальчик. Он показал это под Руайяном. И чем отец может разубедить сына? В газетах много пишут о том, что теперь Франция будет помогать людям заморских владений, что теперь удастся построить наконец крепкое французское содружество метрополии и вчерашних колоний, которые отныне уже не следует называть колониями.

Так пишут и говорят политические деятели. Будет ли так? Луи Мартэн не может с полной уверенностью утвердительно ответить на этот вопрос.