Выйдя на проселочную дорогу, сангаррские беглецы встретили крестьянскую телегу, и Фэйм, узнав, что им по пути, попросила подвезти до почтовой станции. Фермер окинул парочку подозрительным взглядом и, заметив синяки на лице Росса, принял их за рассорившихся в очередной раз супругов. Попросту говоря, взыграла в пышноусом старичке мужская солидарность по отношению к избитому драчуньей-женой парню и склонила чашу милосердия в пользу Джевиджа.

– Садитесь, места всем хватит, – хмыкнул возница. – Чего ноги-то зазря бить?

Нормально поесть у Фэйм так и не получилось, как не смогла она заставить себя выкинуть из головы трех мертвецов, наспех прикопанных в сангаррском саду. Один зарезанный, другой с разбитой головой, а третий… Кровавое месиво, оставшееся от его лица, стояло у Фэймрил перед глазами, стоило лишь на миг сомкнуть веки. И мысль о том, что эти трое пришли с целью смертоубийства, отнюдь не утешала. Нисколечко. На душе лежал тяжкий камень, не дававший как следует вздохнуть лишний раз. Конечно, для ВсеТворца не составит труда понять – она не хотела убивать этого человека, и в мыслях не было ничего подобного, просто так получилось. Случайно, непреднамеренно… Но как же противно чувствовать на своих руках чужую кровь, а на совести – чужую жизнь.

– По-моему, здесь хорошо готовят, – заметил между прочим Росс, видя, с каким огромным трудом проталкивает в горло каждый кусок рыбного пирога его сотрапезница. – Вы же сами делали заказ.

Он сменил гнев на милость и теперь пытался подлизаться к Фэйм. Совсем чуть-чуть, как бы ненароком, но все-таки сглаживая неловкость ссоры. Ее переживания по поводу убийства он принял за обиду и старался исправить положение. Получалось так себе. А может быть, лорд-канцлер просто не умел подлизываться и признавать себя виноватым?

До Бу-Керке беглецы доехали гораздо раньше, чем рассчитывал Росс. Еще даже не вечерело. Крестьянская кобылка оказалась на диво резва, телега крепка колесами, а возница не особенно говорлив. Правда, Фэйм очень сильно сомневалась – смог бы ее сейчас кто-то разговорить, кроме, пожалуй, подчиненных лорда Джевиджа из Тайной Службы, вооруженных набором пыточного инструмента. И пускай считается, что пытки запрещены, как-никак, Век Прогресса на дворе, но традиции-то остались.

Как водится, возле почтовой конторы толкалась толпа народу и далеко за порог вилась очередь из спешащих передать свою корреспонденцию на последний дилижанс. Обеденный зал в трактире до отказа набился едоками, но желающих заночевать под крышей «Златовласки» было не так уж и много. Во всяком случае, чистая комната для небогатой пары путешественников нашлась и стоила она недорого, а ужин так и вообще обошелся в сущие гроши. Но Фэйм все равно предусмотрительно спрятала остатки пирога в холщовый мешочек, чтобы сэкономить на завтраке. Никогда не знаешь, что случится завтра, а деньги лишними не бывают. Именно этой простой и незамысловатой истине научила Фэймрил Эрмаад лучшая из всех возможных наставниц – Суровая Мистрис Жизнь.

Джевидж одобрительно хмыкнул, но промолчал. Он устал и, если приглядеться, едва держался на ногах, хромота заметно усилилась, глаза покраснели. Но, очутившись в комнате, Росс не торопился рухнуть на кровать.

Он уселся на колченогий стул, ссутулился и, как показалось Фэйм, воздерживался от дремоты лишь последними усилиями воли.

– Мистрис… Фэймрил… вы так и не сказали, могу ли я вас так назвать?

– Вполне.

– Так вот, мистрис Фэймрил, я помню себя только с начала лотиса-месяца, вернее, с того дождливого утра, когда мэтр Амрит приложил к моему лбу свой медальон. – Росс специально достал его и повертел перед носом у собеседницы. – Нашел он меня в палате для буйнопомешанных Киледдонской Народной лечебницы.

Что такое Народная лечебница, Фэйм знала не понаслышке. Довелось однажды побывать в похожем заведении по благотворительным делам, и еще несколько недель спустя мистрис Эрмаад засыпала только с помощью сонной настойки. По ее мнению, хуже этого места была только преисподняя, и то не везде, а лишь в самых горячих уголочках. Даже Росс Джевидж не заслуживал такой участи.

– Я знаю… вернее, Амрит сказал… там очень плохо, – несколько смущенно пробормотал Джевидж, заметив, что собеседницу пробрала нервная дрожь. – Не страшно. Все равно я ничего не помню. К тому же мне повезло – мэтру показалось странным, что человек каждое утро просыпается и совершенно ничего не помнит, даже о том, что случилось накануне. Маг понаблюдал за мной несколько дней, сильно заинтересовался и, благодаренье ВсеТворцу, воспринял мое безумие как вызов своему мастерству.

– О да, – согласилась мистрис Эрмаад. – Волшебники – люди весьма амбициозные.

«И слишком любопытные».

– Я не могу на него пожаловаться. Он создал талисман, вылечил сложный перелом голени и воспаление легких… он сделал все возможное, чтобы вернуть мне человеческий облик. Но память…

– Память к вам так и не вернулась, – закончила за него Фэйм.

Она сидела на кровати, крепко обхватив руками колени и положив на них голову.

– Да, – согласился Росс. – Каждый вечер перед отходом ко сну и каждое утро при пробуждении я должен пользоваться талисманом, иначе большая часть воспоминаний исчезнет. И что самое неприятное – просыпаясь, я тоже почти ничего не помню.

– Как это?

Лорд-канцлер нахмурился и недовольно повел плечами:

– Мысли путаются, голова плохо соображает. Это чтобы вы завтра утром не пугались.

– Я постараюсь, – криво усмехнулась женщина.

– Иногда при этом… случается небольшой припадок, – продолжал Росс. – Вроде судорог, но… я не опасен и не причиню вам зла. Только выглядит… э-э-э… некрасиво.

У Фэйм тут же испортилось настроение. Вот! В этом весь Росс Джевидж. Сначала сделать все, чтобы отрезать жертве любые пути к отступлению, загнать в угол, распорядиться твоей жизнью по своему усмотрению, а потом еще и переложить на тебя ответственность за случившееся. Дать в руки заряженный револьвер, образно говоря, и повернуться спиной. Мол, стреляй, если сможешь и если хватит совести расправиться с безоружным.

– И что вы хотите от меня, милорд? – зло буркнула женщина. – Чтобы я стерегла ваш сон?

Она искренне недоумевала. Неужели он считает, что все вокруг так глупы и не в состоянии заметить столь откровенной манипуляции?

Но, по всей видимости, у Джевиджа на уме были еще и другие соображения, кроме традиционного кукловодства, естественно.

– Вам не кажется странным, что, не помня собственного имени, я знал ваше? – пытливо спросил Росс.

– Кажется, – пришлось согласиться его собеседнице.

– Это неспроста. Мы как-то связаны. И если вы мне не поможете, то никто мне уже не сможет помочь.

«Отлично придумано! Я еще и помогать должна?!» – едва не выкрикнула Фэйм ему в лицо, но вовремя подавила приступ гнева.

– А как же талисман? – спросила она сдержанно.

Росс тяжело вздохнул, будто не решался открыть правду.

– Он исчерпает себя в первый день зимы. Второго нарви я снова проснусь чистым листом, – после некоторого молчания признался лорд-канцлер. – Вот, смотрите. Чтобы не забыть.

И он закатил рукав рубашки, обнажая внутреннюю сторону предплечья левой руки. На загорелой коже виднелись красные полоски шрамов, образующие надпись «ат-ми-нарви» – второй день первой недели нарви месяца. Когда человек ножом вырезает важную дату на своем теле – это серьезное заявление. Фэйм стало как-то совсем неловко за резкость своих суждений.

– А разве мэтр Амрит не сможет ничем больше помочь? – спросила она участливо.

– Нет. Он умер. Его убили.

Все знают, починить волшебную вещь может только изготовивший ее чародей, и если его не стало, то любая самая сложная колдовская игрушка, исчерпав запас вложенной силы, превращается в красивый и бесполезный с точки зрения магии хлам. Хотя, конечно, драгоценные камни и золото не возбраняется продать ювелиру – наделать колечек и сережек.