Часа через два парни все-таки появились из-за будки с багровыми от жары и выпивки физиономиями. Я беспокоилась за Алексея, но оказалось, что он не пил, просто сидел рядом и слушал. О чем они говорили? Ну, конечно, об армии! Сержант говорил о своей службе, Мецкевич вспоминал о своей.
Итак, мы снова были на свободе. Ехать дальше особого желания не было. Стоило посмотреть на остекленевшие глаза Вадима или Олега и становилось понятно — гаишники на посту над Иркутом нас арестуют. Мы отъехали от поселка буквально два-три километра и свернули к Иркуту, — одним нужно было пообедать, другим — протрезветь. Пока готовился обед, ребята немного поспали, а Алексей показал мне «пропуск», который сержант выдал им. На листочке в клеточку было написано следующее:
«Прошу содействовать проезду отряда спасателей к месту командировки». Дата.
Подпись.
Листок мы выкидывать не стали, но спрятали подальше от любопытных глаз, решив, что нас могут задержать за такой документ. А что? Да запросто!
В ущелье Иркута мы выехали к вечеру. Дорогу подремонтировали, но мы все равно часто останавливались — гигантские камнепады на той стороне Иркута и исчерченные квадратами выступы разноцветного мрамора над головой никого не оставили равнодушными. Даже Вадим ехал медленно и все время в восхищении вертел головой.
Иногда нам попадался мрамор совсем редкой окраски — зеленоватый, оранжево-розовый.
Его плиты нависали над дорогой, его причудливые россыпи спускались к реке. В прошлый раз, когда тучи скрадывали весь свет, у нас не было возможности оценить яркость и колоритность этих мест. Теперь мы могли это сделать.
На посту нас пропустили без проблем. Оказалось, что недавно рядом со сторожкой в дерево ударила молния, и власти решили, что пост ГИБДД в этом районе не нужен.
Теперь здесь дежурили егеря.
На выезде из ущелья произошло событие, которое меня насмешило, а кое-кого — напугало. Мы остановились, чтобы посмотреть по сторонам и пофотографироваться, а когда Олег тронулся с места, я вдруг заметила, что с его коляски что-то капает.
Я крикнула ему об этом, но такой бурной реакции не ожидала. Олег остановился и с воплем: «Бензин!» — стал выкидывать из коляски вещи. Все у него было навалено, как попало — какие-то тряпки, старые запчасти, замурзанные гаечные ключи, зажульканный клетчатый спальник, ветошь, закопченные котелки…
Оказалось, он не положил в коляску резиновый коврик, из-за тряски пробило канистру Дани с бензином для «Явы». На дне коляски было полно бензина, и через дренаж в дне драгоценная жидкость тоненькой струйкой уходила в песок. Даня про это не знал, он улетел на своей старенькой «Яве» далеко вперед…
Теперь-то мы поняли, зачем Олег всю дорогу не выкидывал полуторалитровые пластиковые бутылки из-под воды и газировки! Как мы только не уговаривали его расстаться с бутылками, он отговаривался тем, что бутылка в хозяйстве всегда пригодится. Он вытащил их из багажника — все они были мятые, желтые от грязи, замызганные, но службу сослужили — вместе с Алексеем Олег перелил в них все, что осталось в канистре. Потом заметался у коляски: нашел тряпку и почему-то решил вымыть утекающим в песок бензином двигатель.
— Олег, что ты делаешь? — спросила я его, он как-то замучено на меня посмотрел, но затею оставил.
— Протри лучше коляску, да поехали дальше, вон, гроза надвигается!
Небо быстро заволакивало тучами, со стороны поста уже громыхало, где-то вдали полыхали зарницы. Олег вдруг так испугался молнии, что за три минуты собрал тряпкой весь бензин в коляске, вытер дно, скидал вещички, и мы поехали дальше.
На Окинское плоскогорье мы попали часов в десять вечера. Уже на выезде было видно, что на Ильчире идет дождь — в той стороне все затянуто серой пеленой. На отвороте на Самарту стоял КРАЗ, а нам махали двое местных сойетов с мешками. Мы остановились.
— До Орлика? — спросили они.
— Да нет, до Орлика мы сегодня не поедем.
— Все равно в ту сторону!
Они были шебутными, словно китайцы. Один сел к Олегу, закинул мешки на коляску, второй с рюкзаками — к Вадиму. А дальше началась сумасшедшая езда по сумасшедшим ухабам. На плато только что прошел дождь, и брызги от луж долетали даже до стекла шлема. Я не знаю, куда бы мы так доехали, если бы не очередное “святое место” на дороге. Местные хором завопили:
— Однако, тормози! Однако, брызнуть надо!
Затормозили. Местным было нечем «брызнуть», и они почтительно положили на стол для подношений по сигарете, я разминалась, оглядывала беседку, рассматривала «подарки» духам и думала, где мы будем ночевать — над плато уже сгущались сумерки — Смотри! — сказал Алексей.
Я подняла голову и увидела, что через дорогу, за Окой, за лесом, за сопками из темноты, из черноты и тумана поднимается вверх неприступный, белоснежный, прекрасный и величественный клык Мунку-Сардыка — легендарной горы, на которую обязан был сходить каждый уважающий себя иркутский турист.
— Что это за гора? — спросила я у местного, чтобы подтвердить свою догадку.
Он недоуменно посмотрел в сторону Мунку-Сардыка.
— Не знаю… Однако, Саяны, а?
От попутчиков мы быстро избавились, подошла чья-то машина и забрала их. Темнело, сказочный пик Мунку-Сардыка скрылся во мгле. Нам ничего не оставалось, как съехать с дороги на первом же отвороте и разбить палатки на построенной неизвестно кем насыпи. Перед своротом мы заметили стадо каких-то крупных животных. «Коровы!» — подумали мы, но сразу же поняли, что ошиблись: взметнулась красивая длинная шерсть, и в сторону побежали яки.
— Все же «Малый Тибет»! — почтительно сказал Алексей.
Внизу, под насыпью текла маленькая, темненькая Ока. Ручеек, да и только. Пока готовился ужин, Олег перебрал амортизаторы — потекли сальники, но никто не захватил с собой запасные. Парни удивлялись, глядя на наш мотоцикл.
— Странно, у всех амортизаторы и вилки давно потекли, а у Лёхи хоть бы хны!
Алексей отмалчивается. Амортизаторы он перебирал загодя, и работали они, кстати, отменно.
Вадим опять достал остатки водки из своих запасов, но мы завалились спать и лишили его, таким образом, возможности поболтать около костра. Впрочем, это не его не остановило, и водку он выпил.
Всю ночь дождь то утихал, то снова усиливался, настроение было неважное, однако погода в очередной раз преподнесла нам сюрприз — утром на небе не было ни облачка. Мы свернули лагерь и хотели вернуться к якам, но к стаду нас не пустили пастушьи собаки, которых взбесил один только звук наших мотоциклов. Оказалось, что недалеко от нас стоит большой дом, в котором живут хозяева стада.
Невозмутимые сойеты смотрели, как взбешенные псы кидаются на мотоциклы, и явно не собирались приходить на выручку. Нам ничего не оставалось, как сдаться и отправиться восвояси.
— В первый раз вижу, как начинается река! — так примерно определил свои ощущения Олег Рудин через несколько часов.
И в самом деле, ощущение интересное: сперва Ока была маленьким ручейком, который мог перешагнуть и ребенок, через километр она стала маленькой речушкой, которая звенела по камням и с каждым метром набирала силу от больших и маленький ручейков, стекающих с окрестных холмов. Через десять километров уже ничто не напоминало о ручейке — пенистые буруны скрывали яркобокого хариуса, а перейти на ту сторону решался далеко не каждый. Дальше — больше, она росла — вглубь, вширь, становилась сильнее и сильнее, и вот уже вдоль каменистых берегов катилась полноводная, прозрачная, искристая красавица Ока-хем.
Мы бы уехали в этот день очень далеко, и неизвестно, чем бы закончилась для нас эта поездка, но недалеко от поселка Сорок, возле огромной лужи, наполненной прозрачной коричневой водой, у Дани сломалась «Ява». Он стоял и чесал в затылке, пока не подъехали мы. Быстро выяснили, что, могут быть две причины неисправности — либо замыкало проводку и на аккумулятор не шла зарядка, либо от тряски у «Явы» прохудился бак, бензин протек на реле-регулятор, и реле погорел — поэтому тока в проводке опять-таки нет. Пришлось откатить «Яву на берег Оки и сварить поесть.
