Подростком я читал его стихи, мрачный мистицизм которых слегка отталкивал. Мне больше нравились меланхоличные строфы Верлена или видения Аполлинера. В то же время я и сам был эдаким прототипом нео-Рембо: исписывал огромное количество страниц в меру туманными «стихотворениями в прозе», полными сексуальных или мрачных образов, отчего воображал себя сторонником бунтарей, сторонником Рембо. Сражался со строгостью порядков в провинциальном католическом коллеже. Бился за авангард в самом сердце буржуазной семьи. Нередко захаживал в местные литературные кружки, ограниченным тиражом публиковавшие сборники бесконечных стихов и верлибров, подражавших «Откровениям».

В 1977 году еще можно было выдавать себя за Рембо, бросая вызов закоснелой рутине департамента французской супрефектуры. Современное общество напоминало прошлое с его умеренными консерваторами, ветхими церковными и государственными институтами, которым, помнится, тогда еще противостояли свежий ветер политических дебатов, новое искусство и свобода нравов.

Сейчас, сидя за монитором, понимаю, что добиться удалось лишь грусти, проникшей в мое сердце, – точно «антиценности», которые я исповедовал, превзошли мои ожидания. Каждый год – урожай на нео-Рембо. Писатели, актеры, певцы повествуют о своей повседневной жизни, о собственных маниях, о дурных мыслях, отчасти напоминающих те, которыми проникнута «Пора в аду». Им по душе мрачная атмосфера, трансгрессивный дискурс и исследования языка.

Наряду с культур-рембоистами плодится и размножается новое поколение нео-Рембо, они гораздо легкомысленней и симпатичней: длинные волосы, развевающиеся по ветру, пирсинг в ноздрях. Рембо из черного ящика – веселые хакеры, убежденные в том, что, придя на смену застою и старению, внесут в общество свежую кровь. Они способны на непосредственное самовыражение. Что бы ни случилось, говорят быстро и спонтанно, точно в ток-шоу. Основное отличие нео-Рембо – в наличии идей и некоторого умения слушать.

Они носят футболки с изображением Рембо так же, как предки носили костюм с галстуком, они зависят от «Windows» так же, как их деды зависели от своего предприятия, они поносят капитализм с той же регулярностью, с которой их бабки ходили к мессе, они требуют свободы проживания, развлечений и передвижений и зарабатывают на жизнь чем могут.

В голове роились вопросы. Более часа провел я в интернет-кафе, бродя по сети. В поисковике попадались лицеи имени Артюра Рембо, коллежи имени Артюра Рембо… 21 сентября 2001 года, пятница, день, когда в Тулузе взорвался химзавод: «Не подвела только телефонная линия Рембо, линия надежной и конфиденциальной связи, по которой из полиции удалось дозвониться до префектуры и министерств». Рембо триумфально шествовал даже за пределами планеты Земля. Дошло до того, что на вечернем поэтическом перформансе его произведение «вывели на околоземную орбиту реактивной ракетой».

Чувствуя, что здесь кроется тема для новой статьи, я сохранил все документы в отдельной папке, а папку отправил на свой почтовый ящик. Просмотрю материалы потом, когда заработает компьютер. Но на экране открылось новое окно:

– «Ваше сообщение не может быть отправлено. Не указан адрес получателя».

Я снова набрал на клавиатуре свой адрес.

– «Указанный адрес недействителен. Пожалуйста, введите пароль».

Это еще что?! Сперва домашний компьютер с самого утра требовал у меня пароль, а теперь еще и эта абсолютно посторонняя машина тоже клянчит пароль доступа. Вне себя от ярости, я набрал на клавиатуре сперва дату рождения сестры, потом – секретный код кредитной карточки, потом – код входной двери моего дома… и все – безрезультатно. Я уже собирался было выплеснуть свое негодование на администратора, как вдруг заметил, с каким интересом, вытянув шею, наблюдал за моей работой в Интернете знакомый подросток. Гуру со своим диском антивирусной программы пришел на помощь. И взял руководство на себя:

– Попробуй нажать на «альт-шифт-таб» или на «альт-шифт», чтобы вернуться к предыдущим заданиям.

Я посмотрел на него с удивлением. Склонившись над монитором, он лично приступил к работе, после чего вынес заключение:

– Не работает! Система – говенная. Не уверен, что получится сохранить данные. Ну ладно, пойдем к тебе – посмотрим, что случилось.

Недовольно поджав губы, засунув руки в карманы, он направился к выходу, а я заканчивал работу на компьютере, в то время как плоды моего исследования вылетали в виртуальную трубу.

Не раз гуру заявлял, что решение найдено. В конце концов, проведя в возбуждении несколько часов перед монитором, он, как всегда, заключил, что лучше перезагрузить компьютер. Он сохранит данные и проведет перезапуск системы. Когда я отправился поужинать, он заверил меня, что справится сам и что к моему возвращению все будет работать просто превосходно.

Наутро компьютер категорически отказался подключаться к Интернету. При всякой попытке установить соединение требовал свой загадочный пароль; на столе лежал счет с требованием оплатить по льготной цене подключение, которого я никогда не просил.

Попытки дозвониться одна за другой заканчивались тем, что я попадал сперва на автоответчик, а после – на бестолковых «специалистов отдела по работе с клиентами», сбитых с толку необычностью моего случая. Гуру на телефонные звонки уже не отвечал, и я вновь заподозрил его в том, что он тайно подписал меня на что-нибудь в обмен на какие-нибудь привилегии. Оставалось только одно средство разрешить проблему: лично нанести визит руководству ВСЕКАКО, в рядах которого я надеялся найти собеседника.

В тот день, когда я вышел из метро у перекрестка на Больших Бульварах, было девять утра. Передо мной возвышался освещенный рекламой фасад здания. На огромных экранах сменяли друг друга цветные изображения девственных уголков чистой природы: леса, снега, водопады… Все сие возвещало об открытии портала ВСЕКАКО.

Свежеотремонтированное здание с балконами, выстроенное из белого камня, сохраняло парижский вид. Но весь интерьер под оболочкой «галантного века» был уничтожен, его сделали заново – в стиле мраморного дворца арабского эмира (снаружи – как прежде, внутри – все новое. Этим и отличалось здание от «Куполь»). Батальон молоденьких девушек, ответственных за работу с клиентами, занял позиции за стойками. Девушки соответствовали корпоративному стандарту: на голове – фуражка с логотипом ВСЕКАКОФОН, длинные пряди обесцвеченных волос достигают груди, на вопросы они не могли ответить ничего, кроме трех-четырех заученных формулировок, вроде ответа, который подошел к моему случаю:

– Нет-нет, здесь – руководство коммерческого отдела. А туда, где принимаются жалобы клиентов, вход с другой стороны здания.

– Но дело-то в том, что я так и не стал клиентом!

– Ясно. Как выйдете, повернете налево и увидите табличку: «Отдел по работе с клиентами».

Решив приберечь ярость для начальников, я обогнул дом и пулей вылетел на темную улочку, где в конце концов и отыскал службу, в обязанности которой входило рассмотрение претензий клиентов. Толкнул стеклянную дверь. В плохо отапливаемую комнату с желтоватыми стенами, освещенную трубками неоновых ламп, ворвался поток свежего воздуха.

То был приют неудачников – зал ожидания второго класса, последняя надежда, к которой прибегали клиенты, выпавшие вследствие случайного поворота шестеренок бюрократического механизма из общей логики потребительского процесса. Около двадцати настрадавшихся представителей деклассированных элементов, отчаявшихся овладеть чудесами технологии самостоятельно, попробовавших выяснить отношения с собственным мобильным телефоном или винчестером один на один, терпеливо дожидались, когда решится их судьба.

Те, кто твердо надеялся добиться своего, устроились на отслуживших свой срок диванах; иные нервозно ходили кругами, бормоча себе под нос полные ненависти речи; некоторые притащили собственные компьютеры, свято веря в добрую волю технического персонала; завзятые оптимисты грезили о «ремонте», упуская из виду тот факт, что ремонт обойдется гораздо дороже, чем замена покупки (в силу нехватки персонала, а также из-за необходимости стимулировать товарооборот).