На мгновение Алекс вспомнила мать – бледную, тяжелобольную.

– Мне было восемь лет.

– Я понял, что она много для тебя значила.

– Как ты мог это понять? – нахмурилась она. – Я почти ничего о ней не говорила.

– Об этом сказали твои глаза. Я узнал этот взгляд.

– Потому что потерял свою мать, – понимающе кивнула она.

– Да. Что с тобой случилось после того, как она умерла?

Волна болезненных воспоминаний окатила ее, и хотя у нее не было желания вытаскивать на свет божий эту часть своей жизни, ей вдруг захотелось, чтобы он узнал что-нибудь из ее прошлого, по крайней мере достаточно, чтобы понять, что она говорит правду, убеждая его в том, что в ней нет ничего необычного.

– Я стала жить с тетей, сестрой моего отца. Ей не нравилась моя мать, она называла ее цыганским отродьем и не очень-то была рада, что меня ей навязали.

– А твой отец?

– Он был матросом. Он умер, когда я еще была младенцем. Я его, конечно, не помню.

– Мне очень жаль. – Он нежно сжал ее руку. – Твоя тетя, наверное, занималась твоим образованием.

– Ничего подобного. Она занималась только своим сыном Джеральдом, который был на два года старше меня. Я училась, подслушивая у дверей или прячась в кустах под окнами комнаты, где он занимался с учителем. – Она глубоко вздохнула и решила, что нет необходимости добавлять, что тетя вышвырнула ее из дома, когда ей было двенадцать, за то, что она дала в глаз Джеральду, пытавшемуся залезть ей под юбку. – Дом тети был не самым приятным местом. Так же как холодные, темные, пугающие улицы Лондона, где я оказалась. Здесь тогда и началось мое настоящее образование.

– Все это доказывает, что ты относишься к тем, кого трудности закаляют. А что стало с твоей тетей?

– Понятия не имею. С тех пор как она меня выгнала, я ее не видела и ничего о ней не слышала. Да мне это и неинтересно. Насколько я знаю, она умерла. Наверное, так оно и есть. – Она взглянула на него вызывающе. – И какой я после этого человек?

– Простая смертная. Как все мы.

Решив, что достаточно поделилась с ним своими болезненными воспоминаниями, она спросила:

– А ты? Какие ты совершил поступки, о которых сожалеешь?

Он хотел задать ей еще несколько вопросов, но понял, что ей это не понравится. Он надеялся, что она расскажет ему о своей прошлой профессии, но понимал, почему она этого не сделает. Впрочем, если он доверится ей, может быть, и она сделает то же самое. А может, никогда больше не посмотрит на него с сегодняшним восхищением.

– Ты и вправду хочешь узнать? – Он постарался, чтобы его голос был ровным и без эмоций, – То, что ты услышишь, может тебе не понравиться.

– Ты ничего не можешь сказать такого, что заставило бы меня подумать о тебе плохо.

– Смотри, пожалеешь.

– Не пожалею. Я слишком хорошо знаю, что такое стыд, сожаление, ошибки, чтобы кого-то судить. Но если ты не хочешь ничего мне рассказывать, я пойму.

От ее слов, от сострадания, которое он прочел в ее глазах, у него перехватило горло. Его рассердило то, что ей пришлось пережить боль и стыд. Ему захотелось высказать ее бессердечной тетке все, что он думает о том, как она обошлась с осиротевшей племянницей. А то, что она не стала настаивать, чтобы он раскрыл все детали его прежней жизни, заставило его рассказать ей то, чем он никогда ни с кем не делился.

– Я хочу, чтобы ты знала.

Он рассказал ей о той ночи, когда в него стреляли, о том, как он предал своего брата, и о том, как после этого они отдалились друг от друга. И о своей вине, которую он до сих пор чувствует.

Она внимательно его выслушала, а потом сказала:

– Но ведь вы помирились.

– Мне повезло, что он меня простил.

– Твой брат, несомненно, чувствует вину за то, что в тебя стреляли.

– Это случилось исключительно по моей вине. Нейтан никогда не давал мне повода не доверять ему, а я…

– Почему?

– Я провел бесконечное множество часов, задавая себе этот вопрос. Мне стыдно признаться, что я немного ему завидовал. На нем не было такой ответственности, как на мне. Он был свободен, а я не мог быть таким. – Он покачал головой и нахмурился. – Я не хочу, чтобы ты думала, что я пренебрегаю обязанностями, наложенными на меня титулом, и отношусь к ним несерьезно. Это не так. Очень много людей зарабатывает на жизнь, работая на землях нашей семьи. И это ответственность, от которой я никогда не откажусь. Но я также не стану отрицать, что были времена, особенно в молодые годы, когда я многое отдал бы за то, чтобы быть младшим братом. – Он посмотрел на нее таким же вызывающим взглядом, как и она чуть ранее. – Что я за человек после этого?

– Простой смертный.

– Я попал в собственную ловушку, – усмехнулся он. Поколебавшись, он решил выложить все свои карты: – Но были и другие поступки, о которых я никому не говорил.

Она сжала его руку и тихо сказала:

– Тебе не обязательно мне о них рассказывать, Колин.

Но ему вдруг захотелось. По одной-единственной причине – он хотел, чтобы у них не было секретов друг от друга.

– Все годы, когда я был шпионом, я жил во лжи. Даже мой отец не знал, что я был на службе ее величества.

– Я думаю, что в таких случаях это простительно.

Он замедлил шаг, потом и вовсе остановился, повернулся к ней и произнес слова, которых никогда не говорил:

– Я убил человека.

Наступило молчание. Она прервала его, сказав:

– Я уверена, что у тебя на то была причина.

Его поразило спокойствие, с которым она восприняла его признание, но в то же время не удивило. Эта женщина, его неповторимая Александра, не из тех, кто впадает в истерику и требует, чтобы ей принесли нюхательную соль.

– Он предал Англию.

– Значит, он заслужил смерть. Подумай о жизнях, которые ты спас, убив его.

– Ты права. Но… – Его вдруг прорвало. – Я узнал о предательстве Ричарда случайно, когда мы выполняли задание. Если бы не небольшая ошибка с его стороны, я бы ничего не узнал. Я считал его другом, коллегой, человеком, преданным Англии. – Воспоминания о той боли, которую он испытал, узнав о предательстве, нахлынули на него с такой силой, что он закрыл глаза. Но тогда в голове ожили образы тех минут: Ричард, достающий нож. Колин, чтобы опередить его, мгновенно реагирует. Острое лезвие проникает в тело с тошнотворной легкостью. Кровь Ричарда заливает ему руки, а он смотрит, как жизнь уходит из человека, которого он считал своим другом.

– Колин.

Он открыл глаза. Она смотрела на него с сочувствием, но решительно.

– Ты сделал то, что должен был сделать.

Он кивнул:

– Да, в глубине души я это знаю. Но что-то во мне не может забыть, что я лишил жизни человека, заслуживая он того или нет. Я оставил вдовой его жену.

– Своим выбором он сам оставил ее вдовой.

– То же самое мне говорит мой здравый смысл. Но иногда, даже если ты знаешь, что сделал то, что должен был, что это было необходимо, чтобы остаться в живых, все же что-то в тебе отвергает твои действия, возможно, частичка твоей души, которую потерял и которую нельзя вернуть. Это трудно объяснить.

Она сглотнула и сжала его руку.

– Я… я понимаю.

– Что-то мне подсказывало, что ты меня поймешь. Поэтому я тебе и рассказал.

– Ты сказал, что никто об этом не знает. Разве предательство Ричарда не раскрылось?

– Нет. Чтобы избавить от позора его жену, мы решили считать, что он умер как герой.

– Твой брат тоже ничего не знает? – Он покачал головой:

– Единственный человек, кроме меня, который знает настоящие обстоятельства смерти Ричарда, это Уэксхолл. А теперь – ты.

– Даю слово, что никогда не обману твоего доверия.

Он поднес к губам ее руку и поцеловал ее. Ему показалось, что она хочет что-то сказать, но она промолчала, и они пошли дальше.

«Когда-нибудь, – уверил его внутренний голос, – когда-нибудь она тебе все расскажет».

Возможно. Но зачем? Если даже ничего с ними не случится на предстоящем вечере у Уэксхолла, он не может оставаться в Лондоне бесконечно. Ему надо возвращаться в Корнуолл.