Я испытываю к эгоизму родителей Сонтоку нечто близкое восхищению. Действительно, у них оказался очень удачный сын – мальчик помимо всего прочего был им еще и слугой. Более того, добившись впоследствии великого почета, он тем самым прославил отца и мать – это уж удача так удача. Но меня, не достигшего еще и пятнадцатилетнего возраста, глубоко взволновала сила духа Сонтоку, и мне даже пришла в голову мысль: как мне не повезло, что я не родился в такой бедной семье, как он. Обычное дело – раб, скованный цепью, жаждет, чтобы она была потолще.

Уничтожить рабство – значит уничтожить рабское сознание. Но нашему обществу без рабства и дня не просуществовать. Не случайно даже республика Платона предполагала существование рабства.

Назвать тирана тираном всегда было опасно. Но сегодня не менее опасно назвать раба рабом.

Трагедия – это когда вынужден заниматься делом, которого стыдишься. Следовательно, объединяющая все человечество трагедия – отправление нужды.

Сильный боится не врага, а друга. Он бестрепетно повергает врага, но, как слабый ребенок, испытывает страх непреднамеренно ранить друга.

Слабый боится не друга, а врага. Поэтому ему повсюду чудятся враги.

Вот что я говорил своему другу S. M.

Заслуга диалектики. В конечном счете заслуга диалектики состоит в том, что она вынуждена прийти к выводу, что все на свете – глупость.

Девушка. Напоминает тянущееся откуда хватает глаз прозрачно-холодное мелководье.

Раннее образование. Хм, оно прекрасно. Освобождает от ответственности за то, что ребенок еще в детском саду узнает, сколько горя приносит человеку ум.

Воспоминания. Это далекий пейзаж на горизонте, причем уже несколько упорядоченный.

Женщина. Судя по словам Мэри Стопс, женщина проявляет верность мужу тем, что по крайней мере раз в две недели испытывает к нему влечение.

Юношеские годы. В юности меланхолия проистекает от высокомерия ко всему на свете.

Горести делают человека умным. Если умным человека делают горести, то осторожный человек в своей ординарной жизни никогда не станет умным.

Как мы должны жить? Так, чтобы оставить для себя хотя бы частицу непознанного мира.

Любое общение само по себе требует неискренности. До конца раскрыть свою душу приятелям без тени неискренности – значит неизбежно порвать отношения, даже с самым закадычным другом. Закадычный друг – в тои или иной мере это можно сказать о каждом из нас – ненавидит или презирает своего приятеля, даже самого задушевного. Правда, ненависть перед лицом выгоды теряет свою остроту. А само презрение порождает, естественно, неискренность. Поэтому, чтобы сохранить задушевные отношения со своими приятелями, нужно максимальное уравновешивание презрения и выгоды. Но это не каждому дано. Иначе как бы появлялись в давние времена благовоспитанные, благородные люди и как бы в столь же давние времена в мире царил золотой век, не знавший войны?

Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно любить повседневные мелочи. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьев, лица прохожих – во всех этих повседневных мелочах нужно находить высшее наслаждение.

Чтобы сделать жизнь счастливой? Но ведь те, кто любит мелочи, из-за мелочей всегда страдают. Лягушка, прыгнувшая в заросший пруд в саду, нарушила вековую печаль. Но лягушка, выпрыгнувшая из заросшего пруда, может быть, вселила вековую печаль. Все-таки жизнь Басе была полна наслаждений, но в глазах окружающих его жизнь была полна страданий. Так и мы – чтобы наслаждаться самым малым, должны страдать от самого малого.

Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно страдать от повседневных мелочей. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьев – во всех этих повседневных мелочах нужно видеть и муки ада.

Из всего присущего богам наибольшее мое сочувствие вызывает то, что они не могут покончить жизнь самоубийством.

Мы находим массу причин поносить богов. Но, как это ни печально, японцы не верят и в заслуживающего поношения всемогущего Бога.

Народ – умеренный консерватор. Общественный строй, идеи, искусство, религия – чтобы народ полюбил их, нужно, чтобы на них был налет старины.

Понять, что народ глуп, – этим гордиться не стоит. Но понять, что мы сами и есть народ, – вот этим стоит гордиться.

Древние причисляли к великим принципам государства – сделать народ глупым. Но лишь настолько, чтобы не потерять возможность сделать его еще глупее. Или чтобы не потерять возможность сделать его и мудрым.

Чехов в одном из своих писем так рассуждает о различии между мужчиной и женщиной. Женщина, старея, все больше занимается женскими делами, а мужчина, старея, все больше отходит от женских дел.

Но эти слова Чехова равносильны заявлению, что мужчины и женщины, старея, перестают интересоваться отношениями между полами. Но ведь это известно и трехлетнему ребенку. Более того, слова Чехова указывают не столько на существование различия между мужчиной и женщиной, сколько на то, что такое различие отсутствует.

Одежда женщины – часть ее самой. Кэикити не поддался искушению, разумеется, благодаря присущей ему нравственности. Но нужно вспомнить, что женщина, искушавшая Кэикити, надела одежду его жены. Если бы она этого не сделала, то, видимо, вообще не смогла бы его соблазнить.

См. повесть Кикути Кана «Искушение Кэйкити».

Сколько комических поражений терпели мы, когда, выбирая жену, заботились главным образом о том, чтобы она была девственницей. А ведь женитьба – самое подходящее время, чтобы отказаться от поклонения девственности.

Поклонение девственности может начаться лишь после того, как убедишься в ней. Здесь чувству предпочитаются ничтожные знания. Поэтому поклонников девственности можно с полным основанием назвать высокомерными учеными, чуждыми любви. Возможно, не случайно и то, что поклонники девственности с такой серьезностью занимаются ее выявлением.

Разумеется, поклонение девушке совсем другое, чем поклонение девственности. Люди, считающие эти понятия синонимическими, слишком недооценивают артистический талант женщин.

Одна школьница как-то спросила моего приятеля: целуясь, нужно закрывать глаза или можно оставлять их открытыми? Я вместе с этой школьницей очень сожалею, что в школе не преподают правил приличия в любви.

В школьные годы я читал разные поучительные истории о Кайбара Эккэне. Однажды он плыл на пароме с каким-то незнакомым студентом. Студент, словно гордясь своими познаниями, самоуверенно рассуждал о разных науках. Эккэн, не перебивая, внимательно слушал его. Тем временем паром пристал к берегу. Тогда было принято, чтобы пассажиры, сходя с судна, сообщали свое имя. Тут студент узнал, что разговаривал с великим конфуцианцем, и, смутившись, стал извиняться за свою неучтивость. Вот такую поучительную историю я однажды прочел.