– А если бы слег продлевал твою бесценную жизнь? – тут же кинул Славин.

Я пожал плечами. В чем-то он был прав, по крайней мере, в отношении сдерживающего страха. К счастью, миф о том, что слег можно сделать безвредным, не подтвердился. И к той, без ложной скромности, панике, которую мне удалось вызвать своей книгой среди обычных людей (по Славину – людей со здоровой эндокринной системой), быстро добавилось вполне рациональное отторжение чисто медицинского свойства. А если бы нечем было подкрепить взошедшие в обществе побеги страха?

Думать на эти темы мне давно уже не хотелось.

– Отстаньте, – сказал я. – Вот вам один из способов борьбы, патентуйте. На ваш супернаркотик клиенту должно хватать зарплаты, иначе инстинкт самосохранения обязательно проголосует против. Взвинтите цены на жратву и получите вместо всеобщего кайфа голодные бунты.

– Ты валюту обменял? – спросил меня Славин.

– Да.

Он подмигнул Баневу этак хитро:

– Тогда пожелаем товарищу хороших снов.

Тот не отреагировал. Виктуар опять смотрел на дом Строгова, и во взгляде его было что-то больное, жалкое. Я тоже посмотрел. Некто в белом костюме медленно спускался по ступенькам крыльца; шляпа на тесемках потерянно болталась за спиной. Ноги человека словно веревкой были опутаны, и словно тяжеленное бревно тянуло его плечи к земле, и держался он руками за щеки, а щеки-то пылали, украшая мраморное, лишенное загара лицо… Я не сразу его узнал. Это был Сорокин, председатель европейского Союза Писателей. Добрел до мостовой, постоял, раскачиваясь, и двинулся прямо на нас, никого вокруг не замечая.

Мы тактично отвернулись. Славин чуть слышно пробормотал:

– Если тебе делают клизму – расслабься и постарайся получить удовольствие. Советуют психологи…

Веселиться было не над чем, впрочем, Славин и не веселился. Не знаю, о чем в эти неловкие минуты думали мои братья-писатели, я же думал о том, каково оно – спускаться по этой лестнице. Жалко было Сорокина, жалко было Строгова, но больше всего – себя; и я отчетливо понял, что сегодня туда не пойду. Завтра. Сделаем это завтра… Сорокин проследовал мимо, однако дружеская болтовня больше не возобновлялась. Бессмысленная пауза тянулась бы вечно, если бы с неба не явился характерный звук, а на набережную не опустился бы полицейский вертолет, распугав дружную компанию чаек. Из кабины выбрался лейтенант Сикорски.

Целебная улыбка, которой этот добряк скрашивал мое пребывание в больнице, куда-то подевалась. И на потомственного торговца маслинами он больше не походил. Офицер увидел «кузнечик», брошенный под финиковой пальмой, и потемнел лицом. Потом он обнаружил меня. Его роскошные уши встали торчком, как у кота. Он приблизился враскачку и спросил, показывая на «кузнечика»:

– Чей это аппарат?

– Откуда нам знать? – на редкость честно удивился Банев. – По-моему, эта штука давно тут стоит.

Не поверить Баневу было невозможно. Сикорски расстегнул ворот форменной рубашки и вытер ладонью взмокшую холку.

– Я был почти уверен, что найду вас, Иван, – сказал мне лейтенант. – Мы вас повсюду ищем. А я им говорю: он у Строгова, у кого же еще…

Это был конец. Я мысленно застонал, потому что сомневаться не приходилось: именно здесь, именно сейчас мой незадавшийся отпуск развалился окончательно.

– Что случилось, Руди? – кротко поинтересовался я.

Он осмотрел меня с ног до головы, обратив особое внимание на разбитые костяшки пальцев:

– Я вижу, вы спорили о литературе. О, это небезопасно.

Мы отошли в сторону.

– Итак, – напомнил я.

– Не поймите превратно, – сказал он, – но мы снова вынуждены снять с вас показания. Половина «Олимпика» видела, как вы разговаривали с Кони Вардас. Это сотрудница отеля, припоминаете?

– Ну и что с того? – возразил я.

– Мы ведь не спрашиваем вас ни о чем другом, Иван, – сказал он с упреком. – В конце концов, это ваше дело, какими приключениями скрашивать свой досуг. Проблема в том, что вы, вероятно, были последним, с кем разговаривала цветочница.

Я молча ждал. В груди у меня вдруг что-то разболелось.

– Сеньорита Вардас убита, – объяснил лейтенант Сикорски, испытующе глядя мне в глаза. – Зарезана в массажном кабинете. Пройдемте, пожалуйста, в вертолет.

Он жестом указал путь и через силу улыбнулся.

Надпись над входом в гостиницу опять сменилась. Теперь там горело: «ПРИЯТНЫЙ ВЕЧЕР!», для того, видимо, чтобы никто не перепутал. Бассейн, подсвеченный изнутри, сверкал, как гигантский бриллиант; воздушные светильники, удерживаемые невидимыми нитями, парили над головами; и по углам фасада, во всю высоту здания, переливались жемчугом вертикально размещенные лозунги, «СПОКОЙСТВИЕ» – справа, «УВЕРЕННОСТЬ» – слева… Я уселся в парке на площади, неподалеку от памятника, и принялся ждать. Было у меня ощущение, что мне есть чего ждать, и я решил перестать прятаться. Если Жилин все еще кому-то нужен, этот кто-то обязательно появится, потому что лучшее место для свиданий трудно подыскать. Если же этот демарш ничем не закончится – тоже неплохо, скоротаем время. С Татьяной Горбовски я договорился на девять вечера. Принято ли здесь являться в гости раньше срока? Что теперь здесь, вообще, принято и что не принято?

Изменения, произошедшие с этой карликовой страной, потрясали. Не то чтобы она стала еще более цветущей (я знал чертову уйму мест на планете, где комфорт был несравнимо выше). Странным образом изменились люди. Конечно, попадались и привычные, назовем их так, экземпляры, но погоды они не делали. Слова «ложь», «алчность», «агрессивность» в самом деле превратились в худшие из ругательств, причем, подшучивать над этим мне больше не хотелось, потому что я наконец понял – это не поза. Люди желали добра каждому встречному вовсе не по принципу «турист всегда прав, лишь бы платил». Они не притворялись, вот что было самым странным. Они были довольны жизнью самой по себе, и жизнь их проходила в нескончаемом поиске невидимой глазу гармонии. Или я ошибался? Одно не вызывало сомнений: «общественная мораль» семь минувших лет неведомыми путями трансформировалась в нравственность, спустившись с ханжеских высот до уровня отдельно взятой личности. И не было этому никаких разумных объяснений… Кто же вас подменил, удивлялся я, устраиваясь поудобнее на парковой скамейке, что за эксперимент по выведению нового человека? Может, и впрямь мудрый Строгов что-то увидел в местных метаморфозах? Тогда почему ему так плохо?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.