– Просветите новичка, добрая фея. Почему на улицах нельзя расплачиваться долларами или рублями, если в ваших магических правилах нет на это запрета?
– Пожалуйста, расплачивайтесь, – ослепили меня улыбкой. – Если кто-то согласится, никаких проблем. Ваш паспорт и гостевую карту, пожалуйста…
Если кто-то согласится, мысленно повторил я. Поистине, их Национальный Банк сотворил чудо, и не видно ни одного разумного объяснения, каким образом это сделано. Правильно подметил мой разговорчивый русофоб: здешние финансы нынче – совсем не то убожество, которое было раньше. И во главе всего – Стас-Бляха, служивший когда-то простым бухгалтером при Университете. Встретиться бы нам, озабоченно подумал я. Не упустить бы случай, а то когда еще занесет меня на эту благословенную землю, изгаженную вездесущими русскими волонтерами…
Формальности не отняли много времени. У кассира народ уже рассосался, и я сменил одно окошко на другое. Девчушка, только что отошедшая от кассы, бегом торопилась к выходу, открыто целуя зажатую в пальцах купюру.
– У детей тихий час, – отчетливо произнес кто-то.
Очевидно, это было весьма остроумно, потому что компания из трех молодых людей (два парня и девушка), вошедшая в банк со стороны площади, хором засмеялась, дав бегунье дорогу.
– Смотри под ноги, хрустяшка! – послали ей вслед.
– Совсем стыда не осталось, – сердито сказал пожилой охранник, прогуливающийся вдоль стоек. – Хрусташи, отбросы помойные. Скоро начнут прямо под дверями укладываться.
Я быстро получил свою порцию денежных знаков и сунул пачку в карман, не пересчитывая. В этот момент радиофон запищал у меня в ухе.
Звонил Бэла.
– Подожди, – сказал я ему. – Сейчас на улицу выйду…
Возле охранника я ненадолго притормозил.
– У вас что, не получается? – спросил я со значением.
Тот вдруг застыл. Не найдя, что ответить, он нервно сморгнул; тогда я предположил сочувственно:
– Может, не так питаетесь?.. Да не с тобой я говорю, комиссар, спокойно.
Не люблю, когда детей обижают, есть у меня такое уязвимое место. Собственными детьми за полвека не обзавелся, оттого, наверно, и переживаю за чужих. Я пошел себе дальше – к солнцу, к пальмам, к открытому настежь городу, – а задетый мною старый дурак послал мне в спину с неожиданной тоской:
– Не говорите ерунду! Ну причем здесь питание-то?
Двери вывели меня, по счастью, с противоположной от памятника стороны. Здесь было море – наконец-то я его увидел. Город спускался к морю широкими террасами, лежал под ногами, как макет, и, казалось, достаточно шагнуть, чтобы раздавить гигантской сандалией этот игрушечный мир. Отель стоял в изумительно красивом месте, как раз на границе равнинной и прибрежной частей… Оказавшись снаружи, вне зоны действия любопытных ушей, я сказал Бэле напрямик:
– У меня алиби, имей в виду. В момент нападения на камеры хранения я гулял с тобой по проспекту Ленина.
– Остришь, – неодобрительно сказал он. – Рад за тебя. Тут такой вопрос, Иван. Тебе знакомо имя Рэй?
– Кто это?
– Значит, опять я зря на тебя понадеялся… Странная история, бортинженер. Мне передали анкету. Ту, которую при въезде в страну заполняют, помнишь? Она пришла не совсем обычным путем, ее подбросили. Украли где-то бланк строгой отчетности… но это не важно. Там было написано имя: Рэй. В графе «профессия» значилось: шпион Совета безопасности, а цель приезда указана следующая: перестать лгать. И приписка: «Надо с чего-то начинать, не так ли, агент Жилин?» Про агента Жилина – это не мои слова, это было в анкете.
– В вашей уютной стране есть сумасшедшие, – сдержанно отозвался я. – Ты не замечал? Почему-то их особенно много среди поклонников литератора Жилина. Не знаю, что тебе ответить, Бэла. У тебя в городе такие дела творятся, а ты, по-моему, из-за явной шалости переполох поднял.
Я не знал, что ответить, поскольку имя Рэй и вправду было мне знакомо. Если, конечно, речь шла о том человеке, о котором я подумал. Начальник полиции помолчал.
– Никаких «дел» у меня больше нет, – устало сообщил он. – Раскрою тебе служебную тайну, Иван. Из упавшего в бухту вертолета мы вытащили кое-какие документы, но даже не успели их восстановить. Дело опечатано и увезено представителями Управления внутренних расследований при Совете безопасности. Зеленые галстуки все изъяли, подчистую. Так что шалость с анкетой не кажется мне смешной и, тем более, случайной. И вот еще что…
Бэла был очень зол. Не мог просто взять и утереться.
– Знаешь, что означает буква «L» на борту? – сменил он тему.
– «Light Forces», – сказал я. – Их татуировочка.
– Я думал, это легенды.
– Может, провокация? – спросил я с сомнением. – Кто-то камни по кустам кидает, чтоб все в сторону побежали.
– Камни по кустам… – сказал он. – Красиво звучит. Сразу видно, что ты писатель.
– Ваши камеры хранения тоже буква «L» ограбила? – поинтересовался я у него.
– Да. Знаешь, Иван, от такой наглости остается только зубами скрежетать. Теперь они были одеты в форму нашей полиции. Успели подготовиться, не то, что утром. Правда, они ведь не знали, в каком номере и в какой гостинице агент Жилин имел несчастье познакомиться с неким существом по кличке Странник, поэтому ячейки были вскрыты все до единой…
Он сказал все это со скрытым смыслом, который вовсе не собирался скрывать, и у меня пропала охота изображать из себя постаревшего весельчака, готового язвить по любому поводу. И я начал всерьез подумывать, не закатить ли мне в качестве ответа показательную истерику, но решил повременить, пока не исчерпаю собственные вопросы, например, такой: проходит ли Феликс Паниагуа свидетелем по делу об утреннем похищении?
– Феликс Паниагуа? – удивился Бэла, – С чего вдруг? Этот господин в столь ранний час, вероятно, еще сны свои просматривал.
– А как насчет некоего сеньора по фамилии Ангуло? – задал я второй вопрос. – Известен этот человек полиции?
Секунду-другую радиофон молчал.
– Мигель Ангуло? Почему ты спрашиваешь?
– Он курит в оранжереях и путает многолетние гипсофилы с однолетними.
– Мне не до шуток, Жилин, – раздраженно сказал Бэла. – Полковник Ангуло – это крупный чин в Бюро антиволнового контроля. Есть в стране такая спецслужба, оставшаяся со времен борьбы со слегом.
– Можно еще вопрос? – сказал я. – Чем занимается клуб «Новый Теотиуакан» НА САМОМ ДЕЛЕ?
– Не знаю, что ты имеешь в виду, – заявил он. – Не понимаю смысла твоих расспросов. Новый Теотика… Теуака… тьфу! Таких общин у нас десяток, ничего противозаконного. Эти чудики озабочены только поисками своего небесного черепа, и ничем другим… Короче, если у тебя есть информация, советую поделиться.
– Погоди, чем озабочены? – встрепенулся я.
– В наших водах якобы затонула реликвия древних ацтеков, ты не слышал эту легенду? С одним из английских транспортов. А может, их священный череп затонул с одной из каравелл Педро де Альварадо, я точно не помню. В общем, уже лет пять, как латиносы морское дно у нас утюжат. Ну, так ведь каждый сходит с ума по-своему…
Насчет того, что у каждого свои тараканы в мозгах – это он верно подметил. Чем я мог с ним поделиться, какой информацией?
– Реликвия! – значительно произнес я. – Нет ли тут связи со вскрытыми камерами хранения?
Он сердито хрюкнул, не имея больше желания отвечать на мои насмешки, и я понял, что сейчас контакт прервется.
– Минуту, комиссар, – попросил я. – Открой последний секрет. Что в ваших краях делает Мария? Тоже турист?
– Ты про бывшего шефа? – не сразу догадался он. – Никаких секретов. Мария разыскивает своего ребенка, так честно и указал в анкете. Мол, чадо удрало от папаши и скрылось где-то здесь.
– И вы ему поверили, – констатировал я.
– Как и тебе. А что? Кстати, раз уж ты заговорил, – добавил Бэла странным голосом. – Твой Мария написал в анкете, что его ребенка зовут Рэй. Рэй Ведовато. Тебе в самом деле нечего мне сообщить?
Печальная история, подумал я. «Ведовато» в переводе – что-то вроде «вдовца». Вдовец Мария, оказывается, имел отпрыска, которого Господь не наделил родовой дисциплинированностью и ответственностью. Несчастная фамилия. Отцы и дети. Шум и ярость, жизнь и судьба…
