- Ах, - сказал он. - Я хочу говорить с вами обо всем этом.

- Питаю надежду, что никаких проблем не связывается с нашим отъездом? - спросил Бинабик; за веселым выражением его круглого лица сквозила некоторая озабоченность. Хейстен и Гримрик выглядели встревоженными, Слудиг, как всегда, слегка негодующим.

- Не думаю, - ответил ситхи. - Но есть некоторые вещи, которые я хочу послать с вами, - узкой рукой с длинными пальцами принц с легкостью вытащил из складок одежды Белую стрелу Саймона.

- Это принадлежит тебе, Саймон, - сказал он.

- Что?.. Но это… это же ваше, принц Джирики.

Ситхи вскинул голову, словно прислушиваясь к какому-то отдаленному зову, потом снова опустил глаза.

- Нет, Сеоман, это не мое, пока я не заслужил право взять ее обратно: жизнь за жизнь. - Он держал стрелу между ладонями, как конец веревки, и косые лучи зажгли мельчайшие запутанные узоры по всей ее длине. - Я знаю, что ты не в силах прочитать эти письмена, - медленно произнес Джирики. - Но я скажу тебе, что это Слова Творения, вырезанные на ней самим Вандиомейо, Отцом Стрел, в глубоком, глубоком прошлом, еще до того, как Первый Народ был разделен на три племени. Эта стрела - такая же часть моей семьи, как если бы она была сделана из моей плоти и крови, и такая же часть меня самого. Нелепее получить ее - немногие смертные когда-либо держали в руках Стайя Аме - и конечно, я не могу взять ее назад, пока не оплачу долг, обозначенный ею, - говоря это, он вручил ее Саймону. Пальцы юноши дрожали, коснувшись гладкого древка стрелы.

- Я… я не понимал… - запинаясь, пробормотал Саймон, чувствуя себя так, как будто это ему делали одолжение. Он пожал плечами, не в силах больше вымолвить ни слова.

- Итак, - сказал Джирики, поворачиваясь к остальным. - Моя судьба, как сказали бы вы, смертные, как-то странно переплетена с судьбой этого сына рода человеческого. Поэтому не удивляйтесь, коща я скажу, что именно я собираюсь послать с вами в это необычное и, вероятно, бесплодное путешествие.

Через мгновение Бинабик почтительно спросил:

- И что же это, принц?

Джирики улыбнулся самодовольной кошачьей улыбкой.

- Меня, - сказал он. - Я поеду с вами.

Юный копьеносец долго стоял молча, не зная, следует ли ему прерывать размышления принца. Джошуа смотрел вдаль, его рука, вцепившаяся в парапет западной стены Наглимунда, побелела.

Наконец принц обнаружил чье-то присутствие. Он обернулся. Лицо Джошуа было таким неестественно белым, что солдат испуганно отшатнулся.

- Ваше высочество… - сказал он, с трудом глядя в его глаза. Взгляд принца, подумал солдат, напоминает взгляд виденной им однажды раненой лисицы, которую собаки загнали, а потом разорвали насмерть.

- Пришли ко мне Деорнота, - сказал принц и насильственно улыбнулся. Эта улыбка показалась солдату самым страшным из всего, что он уже видел сегодня. - И найди старика Ярнаугу, риммера. Ты знаешь его?

- Думаю, что знаю, ваше высочество. Тот, что сидит с одноглазым отцом в книжной комнате.

- Молодец, - Джошуа поднял глаза к небу, на чернильно-черные тучи, как будто они были книгой пророчеств. Копьеносец помедлил, неуверенный, что его отпустили, потом повернулся, чтобы идти.

- Послушай. - Остановил его принц, не успел юноша сделать и полушага.

- Ваше высочество?

- Как тебя зовут? - Непонятно было, к кому обращается принц, к солдату или к небу.

- Острейл, ваше высочество, сын Фирсфрама, лорда… из Ранчестера.

Принц быстро взглянул на него, но потом его взор снова обратился к темному горизонту, как будто его притянули силой.

- Когда ты последний раз был дома в Ранчестере, мой добрый Острейл?

- Перед последней Элисиамансой, ваше высочество, но я посылаю домой половину своих денег, мой лорд.

Принц подтянул высокий воротник и кивнул, как будто услышал великую мудрость.

- Это прекрасно, Острейл сын Фирсфарма. Иди и пришли Деорнота и Ярнаугу. Ступай.

Задолго до этого дня молодому копьеносцу говорили, что принц полоумный. Когда он топал тяжелыми сапогами по ступенькам сторожевой башни, ему не давало покоя лицо Джошуа и глаза, похожие на яркие исступленные глаза нарисованных мучеников л их семейной Книге Эйдона - и не только ноющих мучеников, но и усталую грусть глаз самого Святого Узириса, когда, закованного в цепи, его вели к Древу Казней.

- И разведчики уверены в этом, ваше высочество? - осторожно спросил Деорнот. Он боялся нанести обиду, но была в принце какая-то дикость, которой он не мог понять.

- Божье древо, Деорнот, конечно они уверены. Ты знаешь их обоих - это люди, достойные доверия. Верховный король в Гринвудском Форде, меньше чем в десяти лигах от нас. Он будет у стен к завтрашнему утру - с неисчислимой армией.

- Значит, Леобардис медлит, - сказал Деорнот, глядя не на юг, откуда неумолимо надвигались армии Элиаса, а на запад, где за утренними туманами пробирались через Иннискрик и южный Фростмарш легионы Зимородка.

- Остается надеяться на чудо, - сказал принц. - Ступай, Деорнот, скажи сиру Идгрему, чтобы он был наготове. Я хочу, чтобы все копья были наточены, луки натянуты, а в сторожевой башне не было ни капли вина… и в стражниках тоже. Понятно?

- Конечно, ваше высочество, - кивнул Деорнот. Сердце его забилось быстрее, он почувствовал легкую тошноту от нервной мучительной дрожи ожидания. Во имя Всемилостивого Бога, Верховный король узнает, что такое честь Наглимунда - он был уверен, что. узнает.

Кто-то предостерегающе кашлянул. Это Ярнауга поднимался по крутым ступеням к широкой площадке. Он легко преодолевал подъем, трудный даже для человека вполовину моложе его. Риммер был одет в одну из просторных черных ряс Стренгьярда, конец его длинной белой бороды заложен за пояс.

- Я явился на ваш зов, принц Джошуа, - сказал он с чопорной вежливостью.

- Спасибо, Ярнауга, - ответил принц. - Ступай, Деорнот. Мы встретимся за ужином.

- Да, ваше высочество, - Деорнот поклонился, держа шлем в руке и стал спускаться по лестнице, перешагивая через две ступеньки.

Некоторое время после его ухода Джошуа молчал. Потом он простер руку над суетой города Наглимунда к фермерским полям за ним, переливающимся желтыми и зелеными красками.

- Посмотри туда, старик. Посмотри! Крысы идут грызть наши стены. Мы теперь долго не увидим этой мирной картины, если вообще увидим когда-нибудь.

- О наступлении Элиаса уже говорят в замке, Джошуа.

- Так и должно, - принц, словно налюбовавшись открывшимся перед ним зрелищем, повернулся спиной к парапету и пристально посмотрел на ясноглазого старика. - Ты проводил Изгримнура?

- Да, Он не был удивлен, что приходится уходить тайно и до восхода.

- Что еще можно было сделать? После того, как мы распустили слухи о его важной миссии в Пирруине, было бы неловко, если бы кто-нибудь увидел его в одеждах священника - и безбородого, как мальчишка из Элвритсхолла. - Принц натянуто улыбнулся. - Видит Бог, Ярнауга, хотя я сам переодевал его, это нож в моем сердце, что я отрываю этого доброго человека от семьи и посылаю его исправлять мои собственные промахи.

- Вы господин здесь, Джошуа; иногда у господина нет той свободы, которая дана даже самому презренному рабу. Принц сунул правую руку под плащ.

- Он взял Квалнир?

Ярнауга улыбнулся:

- Спрятал под верхним платьем. Да поможет Господь тому, кто попробует обокрасть этого старого толстого монаха.

Усталая улыбка принца на мгновение стала шире.

- Даже сам Бог ничего не сможет сделать для них, когда Изгримнур в таком настроении. - Улыбка не дожила до конца фразы. - Теперь, Ярнауга, пройдись со мной по стене. Мне нужны твои зоркие глаза и мудрые слова.

- Я вижу дальше, чем большинство людей, Джошуа, этому научили меня мой отец и моя мать. Вот почему мое имя переводится с риммерпакка как "Железные глаза": я вижу сквозь пелену облаков так же хорошо, как железо разрушает чары. Что же до остального, то мне трудно будет сказать то, что достойно называться мудростью, в такой поздний час.