- Отчего они такие грустные, Бинабик?

- Мы на Минтахоке говариваем, - объяснил человек, - "Скорбение сохраните до дома". Когда на тропе погибает один из наших, мы хороним его на том месте, но ожидаем того времени, когда вернемся в родные пещеры, чтобы плакать там. Девять наших товарищей умирали на Сиккихоке.

- Ты сказал: скорбим дома, но они же еще не дома.

Бинабик покачал головой, ответил на какой-то вопрос Ситки, и снова переключил свое внимание на Саймона.

- Эти охотники и пастухи имеют приготовления к приходу сюда остального народа Йиканука. Они говаривают друг другу, что вершины полны опасности, и что весна не придет. - Бинабик устало улыбнулся. - Они уже возвращались домой, друг Саймон.

Бинабик похлопал Саймона по руке, а потом они с Ситки повернули к костру, чтобы присоединиться к хору. В костер подбросили дров, и пламя взметнулось вверх, так что вся озерная долина, казалось, озарилась оранжевым светом. Траурные мелодии Йиканука разносились эхом над тихой водой, перекрывая даже голос ветра и шум водопадов.

Саймон отправился на поиски Слудига. Риммер сидел на камне, закутавшись в плащ и придерживая коленями бурдюк с канкангом. Саймон присел рядом с ним и глотнул из предложенного ему бурдюка, а затем втянул в себя холодный воздух. Он вытер рот рукавом и вернул бурдюк.

- Я рассказывал тебе о Скипхавене, Саймон? - спросил Слудиг, глядя на костер и раскачивающихся троллей. - Ты не знаешь, что такое красота, пока не увидишь девушек, вешающих омелу на мачты "Сотфенгсела", похороненного корабля Элврита. - Он отхлебнул напиток и передал бурдюк Саймону. - Ах, Боже праведный, я надеюсь, что у Скали из Кальдскрика достаточно риммерской совести, чтобы ухаживать за местами, где захоронены ладьи в Скипхавене. Да сгниет он в аду!

Саймон сделал еще два глотка из кожаной фляги, пытаясь не показывать своих гримас Слудигу. На вкус канканг был ужасен, но зато согревал.

- Скали - это тот, что отнял земли герцога Изгримнура? - спросил он.

Слудиг обвел все вокруг несколько замутившимся взглядом:

Он прикладывался к бурдюку неоднократно.

- Этот самый. Сын волчицы и черного ворона, предатель с черным сердцем. Да сгниет он в аду. Здесь уже пахнет кровной местью, - риммер задумчиво потянул себя за бороду и поднял взгляд к звездам. - Да, во всем мире сейчас царит кровная месть.

Саймон тоже взглянул наверх и увидел приближающуюся с северо-запада гряду темных облаков, которые закрыли звезды на горизонте. На мгновение ему показалось, что он увидел, как рука Короля Бурь протянулась, чтобы перекрыть тепло и свет. Он вздрогнул и поплотнее закутался в плащ, но холод не ушел. Он снова потянулся к бурдюку. Слудиг продолжал смотреть На небо.

- Мы очень маленькие, - сказал Саймон между глотками. У него было ощущение, что в его жилах течет не кровь, а канканг.

- И звезды тоже, кюнде-манне, - пробормотал Слудиг. - Но каждая из них горит изо всех сил. Выпей еще.

Позже, - говоря по чести, Саймон не мог вспомнить, насколько позже и что стало со Слудигом, - он оказался сидящим перед костром на бревне, а по бокам сидели Ситки и пастух Сненек. Они все держались за руки. Саймон напомнил себе, что следует деликатно обращаться с маленькими загрубевшими ладонями, вложенными в его руки. Тролли вокруг покачивались из стороны в сторону, и он с ними. Они пели, и он, не понимая слов их песни, подпевал им, вслушиваясь в отчаянный шум, который они производили под покровом ночи, и ощущая биение своего сердца, которое стучало в груди, как барабан.

- Нам обязательно выступать сегодня? - спросил Саймон, пытаясь удержать седло, пока Слудиг подтягивал подпругу. Единственный факел давал недостаточно света, чтобы осветить темную пещеру, служившую конюшней. За стеной из елей разливался рассвет.

- Мне эта мысль кажется разумной, - отозвался Бинабик приглушенным голосом, так как голова его была закрыта кожаным щитком, пока он проверял седельные сумки. - Камни Чукку! Как будто нельзя подождать, пока мы не выйдем на свет! Напоминает охоту на белых горностаев в глубоком снегу.

- Я бы еще денек отдохнул, - сказал Саймон. Вообще-то говоря, если учесть, сколько он употребил канукского напитка в предыдущую ночь, самочувствие его было не так уж и плохо: просто немного стучало в висках и ощущалась некоторая слабость в суставах, а в остальном он был в порядке.

- Я бы тоже. И Слудиг бы не отказался… - ответил тролль. - Ах! Киккасут! Здесь что-то острое!

- Держи же эту чертову штуку! - рявкнул Слудиг, когда седло выскользнуло из рук Саймона. Лошадь раздраженно заржала и отступила на шаг-другой, прежде чем Саймону снова удалось ухватить седло.

- Но, видишь ли, - продолжал Бинабик, - мы не имеем знания, сколько времени нам потребуется, чтобы Пересекать Белую пустыню. Если надвигается зима, чем быстрее мы это сделаем, тем лучше для нас. Имеются еще и те, которые несут весть о нас ушам, не имеющим очень дружеский характер. Мы не знаем, кому достался Урмсхейм после воинов Утук'ку. Они же видели Торн, я полагаю. - Он похлопал по мечу, который был завернут в кожу и приторочен к седлу Саймона.

Упоминание об Ингене Джеггере вызвало судорогу в животе Саймона вдобавок к неприятным ощущениям после съеденной утром сушеной рыбы. Ему не хотелось вспоминать о ловчем королевы норнов, который гнался за ними как привидение-мститель, о его шлеме с оскаленной собачьей мордой.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он умер там, на Драконьей горе, думал Саймон. У нас достаточно врагов и без таких, как он.

- Думаю, ты прав, - сказал он мрачно. - Но мне это не нравится.

- Что, бывало, говаривал Хейстен? - спросил Слудиг, выпрямляясь. - Теперь ты знаешь, что такое быть солдатом.

- Да, так он, бывало, говорил, - Саймон грустно улыбнулся.

Ситкинамук и ее соплеменники собрались вокруг, когда Саймон и его товарищи вывели своих оседланных лошадей. Жители Йиканука, казалось, разрывались между церемонией прощанья и желанием рассмотреть лошадей, чьи ноги были длиннее самих пастухов и охотниц. Лошади сначала нервно переступали с ноги на ногу, когда маленький народец прикасался к ним, но тролли накопили немалый опыт обращения с животными, и лошади вскоре успокоились. Их дыхание клубилось в морозном воздухе, пока кануки с восторгом осматривали их.

Наконец, Ситки жестом призвала к порядку, затем торопливо обратилась к Саймону и Слудигу на своем наречии. Бинабик улыбнулся и сказал:

- Ситкинамук прощается с вами от имени кануков Минтахока и наших Пастыря и Охотницы. Она говаривает, что люди Ииканука увидели за последнее время много нового, и хоть мир меняется к худшему, не все в нем становится хуже. - Он кивнул Ситки, и она заговорила снова, на этот раз глядя на Слудига.

- До свидания, риммерсман, - перевел Бинабик. - Ты самый добрый крухок, о котором ей доводилось слышать, и ни один из присутствующих здесь тебя уже не боится. Скажи своим Пастырю и Охотнице, - он усмехнулся, возможно, применив этот титул к герцогу Изгримнуру, - что кануки тоже смелые, просто они не любят бессмысленной драки.

Слудиг поклонился:

- Будет сделано.

Ситки переключила свое внимание на Саймона:

- А ты. Снежная Прядь, не питай страха. Она принесет всем канукам, которые питали сомнения в достоверности твоей победы над драконом, рассказ о той отваге, которую ты проявлял на ее глазах. То же сделает любой из присутствующих. - Он внимательно выслушал, затем улыбнулся. - Она также спрашивает тебя оказывать заботу ее жениху, то есть мне, и употреблять свою отважность для его защиты. Она спрашивает это для новой дружбы между вами.

Саймон был тронут.

- Скажи ей, - медленно произнес он, - что я буду оберегать ее жениха, который также является моим другом до смерти и после.