…Во всем этом есть один нюанс — сразу же после смерти Сталина вокруг Хрущева стал вертеться некто П. Н. Поспелов (он же Фогелъсон), в будущем секретарь ЦК КПСС. Именно он готовил доклад для Хрущева на XX съезде, именно он направлял общую информационную осведомленность 1-го секретаря, а, по сути дела, создавал настоящий «информационный вакуум» вокруг него в вопросах о подлинной правде предыдущей истории. Он же «облагораживал» и стенограмму XXII съезда. И вот что интересно в связи с этим Фогельсоном. Как отмечает автор книги «Логика кошмара» Анатолий Иванов, Поспелов как Фогельсон фигурировал в знаменитом списке высокопоставленных советских масонов, составленных неким Хасаном Джемом — под этим псевдонимом в 1976 г. в Турции была издана книга «Масонство в мире и в Турции». Кто скрывался за этим псевдонимом, неизвестно до сих пор. Однако после очередного военного переворота в Турции во главе с генералом К. Эвреном в 1980 г. весь тираж этой книги был уничтожен.

И еще. Тот же А. Иванов на страницах вышеупомянутой книги привел уникальные данные о применявшемся Лениным масонском шифре и не где-нибудь, а в тексте пресловуто известного своего завещания, в котором именно этим шифром он реабилитировал Зиновьева и Каменева в отношении хорошо известных их «предоктябрьских грехов». Так вот смысл и дух того шифра был фактически повторен в этом уникальном пассаже Хрущева на XXII съезде КПСС.

Однако, как бы там ни было, в дальнейшем вся пропаганда по «делу Тухачевского» велась именно в вышеуказанном ракурсе…

«Не в совокупности ищи единства, но более — в единообразии разделения»[33]

Наше разведывательно-историческое расследование было бы неполным, не упомяни мы, хотя бы вкратце, о «вкладе» в вакханалию фальсификаций вокруг и без того трагичного «дела Тухачевского» еще двух предателей из числа бывших сотрудников советской разведки, сбежавших на Запад: Александра Орлова — бывшего резидента НКВД в Испании, и т. н. «Виктора Суворова» — бывшего сотрудника резидентуры ГРУ в Швейцарии Резуна В. Б.

Через 17 лет после успешной работы «литературного негра» Исаака (Айзека) Дон-Левина по созданию «мемуаров» Кривицкого кому-то в МИ-6, очевидно в Отделе дезинформации, пришло в голову вспомнить об этом неутомимом пройдохе. А тем временем шло исполнение плана «Операция Лиотэ», точнее, был один из апогеев особого рвения МИ-6 в исполнении его предначертаний. Вспомнили и вновь поручили ему запустить на пропагандистскую орбиту «утку» о якобы имевшем место якобы сотрудничестве Сталина с царской охранкой еще до «великого октября».

Дон-Левин отработал гонорар, но МИ-6 села в лужу. Там явно ожидали оглушительного эффекта — как-никак запуск «утки» был приурочен к итогам XX съезда КПСС, — но вполне справедливо получила «оглушительный эффект»: даже самые оголтелые, не говоря уже о просто знающих и трезвомыслящих людях в антисоветски и антисталински настроенных кругах русской эмиграции на Западе, встретили эту фальшивку не просто в штыки, а с явной враждебностью.

Известный русский эмигрант экономист и историк Николай Владиславович Вольский 25 апреля 1956 г. писал своему другу и не менее известному русскому эмигранту историку Борису Ивановичу Николаевскому: «От документа, пущенного в обращение Дон-Левиным, за десять километров несет такой фальшью, что нужно быть просто слепым или дураком, чтобы ее не заметить.

Неужели департамент полиции не знал, что нет «Енисейского охранного отделения», а есть «Енисейское губернское жандармское управление»?

Ротмистр Железняков действительно существовал, но не был начальником несуществующего Енисейского охранного отделения.

В книжечке Москолева «Русское бюро большевистской партии» (изд. 1947 г.) на стр. 149–165 довольно подробно рассказывается, как и кто следил за Сталиным в Туруханском крае. Упоминается и ротмистр Железняков, но не в качестве начальника «охранки». В донесении полиции говорится побочно о Джугашвили (о Сталине тогда почти никто не слышал), и, конечно, не в том придуманном (глупо!) стиле, в каком составлен документик». (Дон-Левин запускал «утку» в виде фальшивого документа царской охранки. — A.M.)

А до этого, в письме Николаевского тому же Вольскому (у последнего был псевдоним Валентинов, из-за чего его фамилия часто указывается как Валентинов-Вольский, и письмо, о котором ниже пойдет речь, было адресовано Валентинову), встречаем следующие строки: «Сейчас здесь все только и говорят о провокаторстве Сталина. Документ этот у меня был едва ли не с 1945 г., а знал я о нем еще со времен парижских. Меня просили напечатать его с комментариями, я отказался, заявив, что «…документ поддельный и только скомпрометирует…» Это же думаю и теперь».

Эти своего рода «властители дум» русской эмиграции на Западе были яростными, принципиальными противниками и Сталина, и советской власти, и СССР в целом, полагая, что первый действовал не по законам «марксистской науки», не «по Ленину». Будучи принципиальными противниками Сталина, они тем не менее никогда в своей жизни и научной деятельности не опускались до унизительного с точки зрения элементарной морали просто порядочного человека использования фальшивок в идейной борьбе с противниками.

Бывало, и нередко, что они впадали в заблуждения, в т. ч. и на грани добросовестного, особенно тогда, когда весьма авторитетные люди сообщали им не совсем достоверную информацию. Бывало также, и опять-таки нередко, что блуждая в сумрачных лабиринтах своих же заблуждений, они были не в состоянии нащупать точные и правильные выводы даже из достоверной, а зачастую и уникальной информации. Все это имело место в их жизни, но никогда ни их честь, ни их руки не замарывались фальшивками. И это суть самого главного, что имеет особое значение для нашего расследования, ибо из этой переписки с полным на то основанием делаются следующие выводы:

Во-первых, Дон-Левин запустил фальшивку («документик») незадолго до написания вышецитировавшихся писем — т. е. в начале весны (максимум в начале апреля) 1956 г.

Во-вторых, «документик» мгновенно и безоговорочно был расценен как абсолютная фальшивка.

В-третьих, слухи об этом «документике» и его «содержании» ходили еще во второй половине 30-х годов прошлого века, т. е., как указано в письме, «еще со времен парижских», ибо в то время Б. И. Николаевский как раз и жил в Париже.

Жаль, конечно, что по этим письмам, точнее, из-за того вида, в каком они были опубликованы в России, невозможно с абсолютной точностью установить, когда же конкретно обращались к Николаевскому с предложением опубликовать этот «документик» с его комментариями профессионального и авторитетного историка, а, главное, кто конкретно обращался. Не исключено, что это было сделано умышленно — по крайней мере из-за того же, из-за чего и выражено сожаление о невозможности что-либо точно установить (не могу не напомнить в этой связи одну латинскую пословицу: Sapient! Sat! — «Для понимающего — достаточно»).

Скорее всего, речь идет действительно о 30-х годах XX века, потому как именно в то время вся объединенная рать заговорщиков внутри СССР всеми силами пыталась запустить в пропагандистский оборот всевозможные слухи о каких-то тяжелых болезнях Сталина, о его скорой смерти, о его скором смещении по каким-то причинам. В таком ряду вполне на своем месте и мыслишка о «провокаторстве» Сталина, ибо внутрисоюзная антисталинская оппозиция пыталась заблаговременно сформировать хотя бы относительно объективный фон для свержения Сталина, причем запускались действительно разные слухи — какой приживется. В таком случае более чем к месту вспомнить о таком факте — в 1936 г. Николаевский встречался в Париже с одним из лидеров антисталинской оппозиции Бухариным, а уж «Коля Балаболкин» ох, как любил разговоры, особенно не по делу…