– В условия этой сделки входила плата осуйцам, чтобы они не интриговали против империи в этой провинции.

– Господин Нарай будет иного мнения. Он назовет такую сделку коррупцией. И заподозрит, что участники сделки разделили прибыль пополам.

– Ах вот так? Это не он ли предоставил вам документы?

– Этих документов достаточно для ареста Иммани. А когда его арестуют, что он расскажет?

Андарз оглядел молодого чиновника.

– Господин Нан, – вкрадчиво спросил он, – я гляжу, вы не теряете времени на новой должности. Кстати, говорят, что вечером советник Нарай прислал вам синий конверт назначения. Что там было?

– Господин Нарай предложил мне отправиться инспектором в Хабарту.

Наместником Хабарты был младший брат Андарза, господин Хамавн. Полномочный инспектор – это была невероятная карьера для бывшего помощника судьи.

«На его месте я бы почел это за счастье», – рассеянно подумал Андарз. В уме вдруг промелькнула строка из Веспшанки: «Конечно, позор вступить на путь предательства первым, но когда все вокруг следуют этим путем – глупо отставать от других». Андарз закрыл лицо руками и сказал глухо:

– Поздравляю вас, господин Нан. У меня больше нет власти послать вас ни в Хабарту, ни куда бы то ни было.

– Я не собираюсь выполнять распоряжения господина Нарая, – сказал Нан.

– Почему?

– Они несут гибель стране.

Андарз изумленно посмотрел на молодого чиновника и захихикал. Он хихикал все больше и больше. Лицо его перекосилось. С императорским наставником началась истерика.

Начальник охраны Шан’гар, извиняясь за спешку, с поклоном проводил Нана по дорожкам ночного сада. Он хотел узнать, что так расстроило господина наставника.

– Господин наставник думает лишь о благе государства, совсем не заботится о здоровье, – отвечал Нан. – Прошу вас беречь его!

Нан откланялся и покинул дворец наставника через синие ворота, предназначенные для чиновников пятого ранга. Перед табличкой слоновой кости, укрепленной на воротах, пылали красные факелы, разгоняя ночной мрак.

Чуть поодаль от ворот стоял квадратный каменный столб для государевых указов. Все четыре стороны столба были выкрашены в разные цвета. Нан подошел к столбу и задрал голову. Высоко над ним висел желтый фонарь, а между чиновником и фонарем висел новый указ господина Нарая, предписывающий всем неучтенным фокусникам, торговцам и бродягам столицы явиться к третьей управе на предмет отправки в Иниссу для освоения целинных земель.

Господин Нан был смертельно оскорблен. Он опять подумал о том, что императорский наставник Андарз никогда не станет читать его указов.

Шаваш не остался на ночь в доме императорского наставника. Пользуясь данным ему разрешением, он вышел из дворца и снова неведомыми путями просочился в Нижний Город; и в то самое время, когда господин Нан изучал новый указ Нарая, Шаваш заскребся в двери веселого учреждения «Восьмое небо». Хозяйка всплеснула руками, увидев разодетого в шелк мальчишку.

– А где Тася? – спросил Шаваш.

– Тася уехала с гостями кататься по Левому Каналу, – ответила хозяйка.

– Я ее подожду, – ответил Шаваш и поскакал на верхний этаж в комнатку девицы.

– А я и не знала, что вы брат и сестра, – сказала с подозрением хозяйка, – пока она тебя не продала.

– Нынче оно так, – согласился мальчишка, – и не знаешь, кто твой родственник, пока он тебя не продаст.

Ему очень не понравилось, что, видно, Тася хвасталась деньгами.

В комнате Таси Шаваш затеплил свечку и вынул из корзинки дневник и документы. Шаваш боялся, что Андарз спросит о документах, и у него был готов ответ: «Разве я могу отнять такие документы у разбойника силой? Он же мне откусит голову и не заметит!» Но Андарз ничего не спросил про документы, и даже дал Шавашу золотой.

Золотой – это, конечно, очень много: но вдруг среди документов есть лазоревое письмо, или в дневнике – указание на продавца письма? Шаваш чувствовал, что несправедливо было бы ему получить золотой за то самое дело, за которое Ахсай должен был получить миллион золотых.

Стиль господина Ахсая, как и стиль многих, кто любит прибыль, отличался ясностью формы и бессовестностью содержания, и другому человеку хватило бы полчаса на затрепанный дневник, написанный крупным и четким почерком. Но Шаваш в науке чтения не был силен, а читать выучился так: в час, отведенный для объявления указов, он являлся к Указному Столбу и запоминал от слова до слова все, что читал чиновник, а потом, когда народ расходился, сличал запомненное с очертаниями букв на указе. При Руше указов было маловато, а при Нарае учеба пошла бойко.

Кроме дневника, в корзинке лежала целая стопка казенных бумаг. Шаваш не знал, что именно он ищет, но он очень хорошо запомнил фразу: «Разумеется, оригинал написан на лазоревой бумаге».

Изучая бумаги, Шаваш заметил вещь, которой раньше не знал: документы, озаглавленные «отчет по перевозке», имели синюю полосу, а с заголовком «Подорожная» – имели зеленый трилистник. Шаваш понял, что бумага лазоревого цвета тоже обозначает какой-то определенный документ. Образованный чиновник сразу бы понял, в чем дело, а вот уличному мальчишке это было невдомек.

Шаваш вздохнул и попытался представить себе, что это за документ и кого он компрометирует – Андарза или Нарая.

Что, если письмо компрометирует Нарая? Тогда оно, скорее всего, уличает его во взятке. Это могла быть взятка от осуйского правительства, или от казненного Руша.

Что, если письмо компрометирует Андарза? Тогда это не может быть свидетельство о взятке, потому что о желанных взятках в стихах Андарза говорилось, может быть, реже, чем о прекрасных женщинах, но гораздо чаще, чем о прекрасных мальчиках. Зато это могло быть письмо с оригиналом одного из стихотворений, от которых Андарз всегда отпирался, хотя народ приписывал их ему. Например, того стихотворения, в котором чиновники собираются ко двору императора со своими женами: Ишнайя с Госпожой Алчностью, Дават с госпожой Глупостью, Ион с госпожой Вракой, – и где рассказывается, из-за какого события именно этому чиновнику досталась именно эта супруга. Если бы стало известно, что автор этих стихов – действительно Андарз, то многие бы съели его живьем.

Шаваш вздохнул, аккуратно загасил чужую свечку, забрался в резной ларь за занавеской, свернулся в клубочек и заснул.

Он проснулся, когда ночью пришла Тася, высунулся из корзинки и сказал:

– Тася, я днем уже три раза слыхал на рынке, что ты продала меня и получила кучу денег, и один раз мне назвали двадцать золотых, а другой раз – тридцать. Ну зачем ты всем хвастаешься, что у тебя есть деньги? Ты пойми, это нетрудное дело, заполучить деньги, трудно сделать так, чтобы их у тебя не отняли.

Но Тася была пьяна.

– Ба, – сказала она, – зачем деньги, как не для того, чтоб хвастаться?

В час Росы, – час, когда восходит солнце и когда открывают ворота между кварталами, а петухи и стражники хором выкрикивают наступление нового дня, – новый судья Четвертой Управы господин Нан вошел в кабинет государева любимца Нарая.

Нарай любил вставать рано. Что касается Нана, то он в эту ночь не ложился вообще. Выйдя после первой ночной стражи от Андарза, он вытащил из кармана список заведений, где бывал покойник Ахсай, обошел за ночь семь из тринадцати и не узнал ничего интересного. Восьмой в списке стояла харчевня под названием «Красная Тыква» – но в нее Нан не успел.

Господин Нарай сидел за белым дубовым столом, похожим на алтарь. Справа от него стоял ящик для правых половинок документов, слева от него стоял ящик для левых половинок документов. За его спиной стоял старец Бужва с лицом пунцового цвета и держал в руке молнию о трех ножках.