– Жизни без проблем не бывает. В чем дело-то?

– Машину из твоей доли ты зачем в городе оставил? Да еще в ГАИ зарегистрировал?

– Да ладно, велика проблема…

– Нет, Юра, ты, видимо, не понимаешь или прикидываешься, – шипела трубка. – Это левая «Волга». Ее нет ни в одних документах на заводе. Ее в природе не существует!

– Кирилыч, не кипятись. Мне просто срочно понадобилась машина здесь в городе.

– Борисыч, ты подставил всё дело! Понимаешь? Не только меня, а других авторитетных людей. А они на твои чины смотреть не будут. Я тебе отстегиваю машины, чтобы ты сбывал их в Среднюю Азию. Моя вотчина – Кавказ. Надо строго выполнять обязательства!

– Кирилыч, бывают в жизни обстоятельства…

– Обстоятельствами не прикрывайся! У меня тоже бывают обстоятельства, но я себе такого не позволял. Ты пренебрег элементарной осторожностью!

– Ну, все, все. Подумаешь – одна машина.

– Да еще на бабенку какую-то оформил. Она же хвастаться будет. У соседей вопросы возникнут: откуда? Она сболтнет. И пошло, и поехало. Любой опытный чинуша в миг дело раскрутит. И В Москву капнет.

– Ты что предлагаешь? – засопел Калинин.

– Срочно уничтожь машину. Чтобы она сгорела со всеми документами. И не в нашей области, а где-нибудь подальше. А потом, снимай с учета, как не подлежащую восстановлению.

– Ну, это… Ты хватил. Новая совсем.

– Юра. Это не просьба. Это требование. И я два раза повторять не буду! Или ты делаешь, как я говорю, или…

– Что, или?

– Я через Отара Тбилисского работаю. А у законников нравы крутые.

– Ты что, мне угрожаешь?

– Понимай, как хочешь. Я все сказал. Даю два дня. А дальше я ни за что не ручаюсь.

Я услышал гудки. Гудки были долгими. Потом гулко сотряслась деревянная стенка – Калинин жахнул кулаком по шкафу. На меня свалилась тяжелая юбка. Дверца шкафа качнулась и с пронзительным скрипом отъехала. Свет расширяющейся полосой вторгался в мое убежище. Сейчас Калинин шагнет в центр комнаты, и мое присутствие будет раскрыто.

– Женя! – крикнул Калинин.

Но торопливые шаги домашних тапочек на твердой подошве уже стучали по коридору. Дверца к этому моменту распахнулась полностью. Я повернул голову. Согнутая спина в коричневом костюме удалялась от шкафа. Ниже поясницы костюм был сильно смят. Я почему-то представил такое же помятое выражение на лице Калинина. Он плюхнулся в кресло. Тяжелая голова с седыми висками поворачивалась ко мне. Я прикрылся юбкой. Как ребенок, честное слово.

Лучше бы он меня застал в квартире, чем в таком глупом положении!

И тут шаги Жени остановились около шкафа. Дверца шумно захлопнулась. В закрывающейся щели я заметил уголки глаз Калинина. И сразу – темнота.

– Что случилось, Юра? – встревоженный возглас Жени метнулся к креслу.

– Ничего. Ничего особенного. Обычные трудности. – Он надолго замолчал. Потом глубоко вздохнул: – Ну, ладно. Я поеду. Завтра тяжелый день предстоит.

Мне сразу стало легче. У порога они поцеловались. Я слышал шорох одежды и звук разлепляющихся губ. Когда захлопнулась дверь, Женя вернулась к шкафу. Щелкнул мебельный замочек. Полоса света накрыла мою согнутую фигуру.

– Вылезай, Тиша, – Женя улыбалась. Локоны черных волос подрагивали как пружинки. – Ты не заснул?

Она озорно смотрела на меня, словно мы действительно играли в прятки, и она, наконец, меня нашла. Но у меня было совсем другое настроение. Я развернулся и свесил ноги на пол. На плечах громоздился ворох одежды.

– Что у тебя с ним? – спросил я, уткнувшись глазами в пол.

Женя отвернулась и отошла. Я услышал голос, похожий на шелест листвы:

– Я его любила.

– Он же старый! – выкрикнул я.

– Он хороший.

– Но он…, – я смотрел на ее тонкую талию, которая была прямо передо мной и не находил слов. – Но так нельзя!

– Что нельзя? – она порывисто обернулась.

– Жить с ним. Целоваться с ним.

– Лучше человека я не встречала, – она вновь отвернулась. Волосы веером рассыпались по обнаженным плечам.

– Так почему же ты ничего не сообщила ему про Андрея? Почему ты вчера позвала меня?

– Юрий был в Москве.

– А сегодня? Почему ты ему соврала?

Она долго молчала, прежде чем сказать:

– Я любила его, и нам было хорошо… А сейчас я люблю свои воспоминания… Раз все уже произошло, лучше ему не говорить.

– Женя, Женечка. Что ты несешь? – Я встал и зло швырнул белую блузку, все еще зажатую в руке.

Ткань раскрылась в полете и смятым парашютом приземлилась на кровать. Я узнал кофточку, в которой впервые увидел Женю в университете. Яркий образ полоснул вспышкой воспоминания – белая фигура, безумная грация в простых движениях. Меня потянуло к ней. Затекшие ноги слушались плохо. Руки сжали хрупкие плечи девушки, губы шепнули с надеждой:

– А может, бросишь его?

Она дернула спиной и выскользнула. Ее глаза брызнули искрами:

– Ради кого? Ради тебя? Я тебя совсем не знаю!

– Меня? Почему? Почему ради меня? Найдешь молодого парня, – от обиды я нес полную чушь, сам понимал это, но продолжал монотонно твердить: – Познакомишься, влюбишься. Ты заметная. В университете много студентов. Это так естественно, чтобы молодые любили молодых.

– Замолчи! – Женя села в кресло, перекрестила ноги. Голые коленки возвышались над журнальным столиком. – Думаешь, у меня не было молодого? Был. Самый первый…

Она повернула голову и больше не смотрела на меня. Казалось, она рассказывала одинокому цветку на подоконнике:

– Во время вступительных я жила в общежитии. Влюбилась в абитуриента, как и я. Втюрилась по уши. Его звали Вовка. Фигурой напоминал тебя. Когда он со мной переспал… Это было так противно… Запах дешевой выпивки изо рта, потные руки, пыхтение… И все молча… Да чего говорить! Но больнее всего не это… Я думала, на следующий день он обязательно меня найдет, и мы будем теперь вместе. Но он не пришел… Я сама нашла его вечером. Я летела к нему, а у него… Полное равнодушие в глазах. И разговоры все про то, как набухались вчера, как было клево, как кто-то подрался, а кто-то заблевал весь туалет. Мне показалось, что он даже забыл про меня. Но он помнил. Сказал, ты дверь не закрывай, мы сейчас с парнями выпьем, и я к тебе приду. Вот так все просто… А на лице такая ухмылка… Я проплакала всю ночь… И больше не хочу такого.

Мне показалось, что на ее глазах выступили слезы. Но она не сделала ни одного движения, чтобы их вытереть или стряхнуть. Только поджала колени, обхватила их руками и стала похожа на свернувшегося в кресле котенка. Волосы полностью скрыли ее лицо. Я стоял посередине комнаты и не смел подойти.

– А Юрий Борисович мне встретился позже, – продолжила она рассказ. – Я не прошла по конкурсу и просто не знала, что делать. Он мне очень помог. Он был, как волшебник. Он мог все! Я стала студенткой. Сначала меня приняли на вечернее отделение, а через месяц перевели на дневное. Юрий Борисович дарил мне бесконечные подарки. Такие милые… Он умел ухаживать и ждать. Я к нему привыкла, он даже мне понравился. Мне нужно было как-то его отблагодарить… С ним все было по-другому. Он был ласков и безумно нежен… Все так отличалось от того, что я испытала раньше. Мне было с ним очень хорошо… А потом он мне подарил вот эту квартиру. Я его полюбила… Сильно полюбила. Я была счастлива. Ощущала себя женой. Мы были почти как в браке. В гражданском. Он не жил со мной постоянно. Это был скорее гостевой брак. Главное, я любила… А сейчас… Сейчас не знаю. Сейчас мне с ним удобно.

Она затихла. Я с трудом осмысливал услышанное. Молчание набухало, как река в половодье, и разделяло нас. Берега раздвигались.

Я направился к двери. Женя не окликнула и не проводила. Замок захлопнулся за спиной, и я скатился по лестнице в дождливую ночь.

Дождь мешает, если от него пытаешься укрыться. Я не пытался. Дождинки скапливались в волосах, и, набрав силу, стекали по лицу и шее, мокрыми червяками заползали под воротник. Но мне было все равно. Волосы слиплись и вытянулись, напряженной лицо, словно оделось в водяную маску. Потом промокла одежда на плечах и бедрах. Потом ступни ног, хлюпающие по лужам, затем все остальное. Но меня это не касалось. Мокло только мое тело, а вся моя сущность, то, из чего состоит человек кроме плоти, в десятый раз переживала историю Женьки Русиновой.