Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Ладонь надавила на прохладную рукоять замка-защелки. Высокая дверь с облупившейся белой краской раздраженно скрипнула. Звенящее кондиционированное помещение лаборатории с электронно-вычислительной машиной осталось за спиной, я шагнул в душный университетский коридор. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь большие пыльные окна и покорно умирали на щербатом почерневшем паркете.

«Цок, цок, цок…», – изношенные паркетные дощечки приближали звонкий стук каблучков. Облачко приятного аромата защекотало нос. Я поднял глаза. Равнодушный взгляд успел скользнуть по стройной фигуре девушки.

И сразу остановилось дыхание…

Узкие ремешки босоножек на изогнутой ступне, легкие белые брюки, плотно облегающие бедра, тонкая талия, маленькая подчеркнутая грудь под трикотажной кофточкой и спиральный водопад черных волос, невпопад обтекающий овал лица. Девушка шла, неуловимо наклонившись вперед, словно грудью проталкивала дорогу сквозь вязкую жидкость.

Глаза потянулись вслед. Обворожительная светлая фигура грациозно удалялась. Вжикали брюки на щиколотках, взбодренное солнце радостно облизывало белоснежную ткань. На спине пружинисто подрагивали длинные густые пряди. Резкий контраст белоснежной одежды и черных глянцевых волос дарил ощущение праздника.

Проснувшееся сердце выпрыгнуло из норки и бешено заколотилось. Я вновь задышал. Оставленный девушкой запах хотелось втягивать снова и снова. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в ее легкой фигуре. Может это образ из сновидений? Но лица девушки я не разглядел.

– Тихон! Заколов! – требовательно окликнули меня сзади. – Ты заснул, что ли? Не забудь принести перфокарты.

Взгляд по-прежнему прикован к девушке. Она замирает на полушаге, словно уперлась в натянутую ткань. Поднятая ножка медленно опускается на пол. Девушка оборачивается. Тонкая рука задумчиво отводит россыпь кудряшек. Голова наклонена. Черные брови вразлет. Темные глаза пристально всматриваются в меня. Наши взгляды встречаются. Я чувствую, как на моем лице расплывается дурацкая глупая улыбка, но ничего поделать не могу.

Она красива. Она безумно красива!

Девушка чуть-чуть хмурится. Ее пухлые губы приоткрываются, готовясь что-то произнести. Сейчас мы познакомимся, ойкает сердце.

Но томительную тишину разрывает мужской голос:

– Женя! Я здесь. Подожди!

Хрупкий контакт разрушается. Взгляд девушки дергается вверх и уплывает за мое плечо. Я оборачиваюсь. Пожилой мужчина с барашкообразными седыми волосами в сером костюме выходит из кабинета руководителя нашей практики Ирины Глебовой. Он спешит, в руке красивый, плотно набитый пакет. Пиджак широко распахнут, расслабленный галстук ерзает на плотном теле, паркет тоскливо стонет под грузными торопливыми шагами.

– Женечка, котенок, как хорошо, что я тебя встретил. Поедем вместе, – тихо сюсюкает запыхавшийся мужчина.

Его рука ложится ей на плечо. Мои мышцы каменеют… Его ладонь заползает под чудные волосы. Мое сердце останавливается… Мужчина чмокает девушку в губы! Я сильно сжимаю веки…

Я не хочу этого видеть! Мне больно! Она не оттолкнула его! Она улыбнулась и откликнулась на поцелуй!

– Я убью его!

Неужели свои мысли я произнес вслух?

Я открываю глаза. Женя вместе с Папиком, как я мысленно назвал ненавистного мужчину, скрываются за стеклянной дверью выхода из университетского здания. К крыльцу подкатывает черная «Волга». Выскакивает услужливый молодой водитель. Папик жестом останавливает его, передает пакет и сам распахивает заднюю дверцу. Его рука на талии девушки! Толстые пальцы алчно вминаются в мягкую ткань кофточки. Они в обнимку садятся в автомобиль. Зеркальное стекло захлопывающейся двери отбрасывает ехидный блик, «Волга» срывается с места.

– Я убью его!

Вновь те же слова. Но это не мой голос!

Я оборачиваюсь. У дверей кабинета стоит Ирина Глебова. В ее глазах застыл арктический холод – не зрачки, а голубые круглые льдинки, вмерзшие в белые овальные айсберги.

– Я убью его! – убежденно шепчет она. Скованная фигура скрывается за дверью.

Что с ней? Она произнесла угрозу серьезно и решительно. Так говорят, когда действительно собираются выполнить задуманное. Я уже ничего не понимаю.

А что делаю в коридоре я? Я ведь куда-то шел? Волнующий образ девушки перемешал устоявшиеся мысли как волна песчинки.

Вспоминай, Заколов!

Мы с Сашкой Евтушенко отлаживали программу на ЭВМ. В нашей группе разработчиков еще Ольга Карпова. На время практики нас разбили на тройки. Поэтому и Ольга с нами. Сама напросилась. Мы отлаживали программу. А потом… Ах, да! Мы обнаружили ошибку в одной из подпрограмм. Надо было срочно ее исправить, набить новые операторы, но кончились перфокарты. И я пошел за ними. Точно! Так и было!

А потом… Потом в коридоре вдруг стало светлее, я увидел девушку… Ее зовут Женя. Ев-ге-ни-я… Да, я теперь знаю ее имя.

Евгения! Женя! Женечка!

Она проплыла мимо… И я все забыл.

Перфокарты! Я шел за ними. Перфокарты в кабинете у Глебовой, руководителя нашей практики. Она, видимо, знает Папика. Он вышел из ее кабинета. Она угрожала ему. Угрожала убийством. Если она знакома с Папиком, то, может, знает и девушку? Только бы снова увидеть женю!

Ничего более важного для меня больше не существовало.

Я приоткрыл дверь и просунулся в кабинет Ирины Глебовой. Несколько громоздких столов, заваленных папками. На полу коробки с перфокартами, стопка бобин с магнитными лентами. Кроме Ирины никого нет. Сейчас июль. Сессия закончилась, в университете пора отпусков. Ирину Глебову как молодого специалиста оставили руководителем практики нашей группы, прибывшей в Горьковский университет из Байконура.

Ей всего двадцать два, а мне двадцать лет. Я даже отчества ее не знаю. В первый день общались на «вы». Потом незаметно перешли на «ты». В сущности, она еще девчонка. Волнуется и краснеет, когда пытается нами командовать.

Ирина сидела за столом спиной к входу. Плечи вздрагивали, голова опущена. Резкие всхлипы перемежались тоненьким воем. Заунывный звук был таким, словно в комнате летал большой комар.

Может выйти, пока меня не заметила? Я помялся в нерешительности около двери. Но любопытство взяло вверх.

Несколько шагов – и я около нее. Стою за спиной. Кончики светлых волос трясутся в такт всхлипам. Пальцы нервно сжимают ключи на красивом брелке. Ирина меня даже не услышала! Мне показалось, что и в коридоре она не замечала меня. Ее жесткий взгляд упирался только в спину Папика.

Моя ладонь непроизвольно легла ей на голову.

– Не надо плакать, – произнес я, словно успокаивал младшую сестренку. Не люблю, когда женщины плачут.

Ладонь несколько раз скользнула по мягким волосам. Я пытался гладить преподавателя! Но сейчас – это расстроенная заплаканная девчонка.

– Заколов? Ты? – покрасневшие глаза Ирины удивленно выглядывали из-под скомканной челки. Кончики некоторых волос были влажными и липли к щеке.

Я кивнул и спросил:

– У тебя платок есть?

– Да.

Она шмыгнула носом. Руки метнулись к сумочке, долго ковырялись в ее недрах, пока не извлекли маленький платок.

Я отвернулся. Ирина приводила себя в порядок. Когда стихло шуршание расчески, я почувствовал ее взгляд.

– Кто это был? – спросил я, повернувшись к Ирине.

Она потупилась и ответила не сразу:

– Первый секретарь горкома. Калинин Юрий Борисович.

«Вот это да!» – удивился я. Крупнейшая городская шишка! А она сказала такое…

– А что за слова ты там говорила? Помнишь?