— Давай пригласим его в шикарный ресторан и заставим раскошелиться. Простенькая, но эффективная комбинация, — предложил Шаров. — Посмотрим на его поведение. Помнится, в Лондоне мы таким способом разоблачили жулика.
Я стал было сомневаться, пойдет ли на это сам объект проверки (джинсовый костюм и шикарный ресторан в моем представлении слабо увязывались вместе), разрешит ли нам резидент встречаться с ним без согласования с Центром, но все быстро уладилось: Корейко без колебаний пошел на встречу и принял наш вызов (в разговоре с ним я нагло напросился вместе с еще одним коллегой угоститься за его счет!), а резидент дал добро погулять на халяву.
Объект дал согласие на его проверку.
В назначенный вечер после тщательной поверки мы входили в надушенный всеми запахами синтетической парфюмерии вестибюль гостиницы «Шератон». Ресторан был несколькими этажами выше, и бесшумный лифт в несколько секунд вознес нас в царство кулинарии. Модерновый интерьер, приглушенная музыка, медленно передвигающиеся официанты, стекло, бетон, мрамор и современные скульптуры, плеск и близкое ощущение воды. Неужели Корейко опять появится здесь в джинсовом костюме и резиновых шлепанцах на босу ногу? Кстати, где же он?
Он возник откуда-то из соседнего зала и материализовался перед нами во всей своей красе: тот же потертый джинсовый костюм, те же вьетнамки, с той только разницей, что на сей раз пришел в носках. Уму непостижимо, как он удерживал их через носки на ногах.
Изменений во внешнем видеX. за истекший период не произошло, за исключением ампутации левой ноги.
Я представил ему Шарова по имени, и мы прошли в отдельный кабинет, где нас встретил предупредительный официант во фраке.
Корейко дал нам карт-бланш на заказ, а сам ограничился каким-то простым блюдом типа омлета. Мы долго изощрялись, пытаясь выбрать блюда и напитки подороже и поэкзотичней, но при всей нашей фантазии не могли выйти за пределы 300—400 долларов. Обед проходил несколько натянуто — это была первая встреча с объектом, и беседа касалась в основном общих тем. Корейко ел исключительно мало, ссылаясь на необходимость соблюдать диету, а пил только «рамлесу» — шведскую минеральную водичку.
Во время беседы мы в общих чертах обрисовали ему схему финансовой операции, в которой ему придется участвовать. Наше положение упрощалось в том смысле, что нам не пришлось что-то выдумывать или врать. Сама жизнь заставляла нас следовать условиям, в которые был поставлен Советский Союз в 70-х годах. Наши западные противники в очередной раз устроили блокаду, запретив своим бизнесменам продавать в Советский Союз современные технологии. Инициаторы блокады США в рамках так называемого комитета КОКОМ навязали эту линию своим союзникам, и те были вынуждены следовать ей вопреки своим экономическим и торговым интересам. У некоторых представителей частного бизнеса эти беспардонные действия американцев вызывали законный протест, и они с удовольствием нарушали запреты и списки КОКОМа, когда для этого возникали благоприятные условия. К благоприятным условиям относились наличие у нашей стороны денег и соблюдение тайны.
Все это как нельзя лучше соответствовало духу и букве нашей разведывательной инициативы, и научно-техническая разведка — и КГБ и ГРУ — достаточно успешно решала задачу по обеспечению страны самой современной научно-технической информацией и ноу-хау. Только сделки надо было осуществить так, чтобы не торчали «советские уши». Для этого подыскивались подставные фирмы и лица, организовывали достаточно длинную цепочку трансфертов, переносили операцию на другие страны и т. д. Сами наши партнеры помогали провернуть дело так, чтобы комар не подточил носа. Если разобраться, то КОКОМ даже благотворно повлиял на приток нужной информации в Москву.
Корейке предлагалась роль финансиста в оплате одной из таких полулегальных сделок в пользу Советского Союза. Когда Шаров нарисовал ему в общих чертах идею сотрудничества, Корейко понял его с полуслова и принял условия безоговорочно. Он сказал, что подобными схемами приходилось пользоваться ранее и что он продумает в деталях всю операцию, как только мы сообщим ему необходимые исходные для сделки сведения.
В секретном, но неофициальном соглашении стороны открыто призывают к сотрудничеству.
Таким образом, встреча прошла в обстановке взаимопонимания и на высоком организационном уровне.
При оплате ужина Корейко выписал чек, положил выписанный официантом счет в карман, а служитель чревоугодия благодарно принял чаевые и удалился.
— Спасибо за приятный вечер, — сказал Корейко, поднимаясь из-за стола, как будто это не он, а мы только что расплатились за обильную трапезу. — Надеюсь скоро от вас получить сигнал. Всего хорошего.
И он исчез из кабинета, чтобы больше никогда не попадаться на нашем пути. Бедный господин Енсен, если бы мы знали, чем все это закончится!
— Да-а-а, — с удовлетворением отметил Шаров, плотоядно поглаживая себя по животу. — Деньжата у него водятся.
Он тоже остался довольным встречей, хотя сетовал на то, что с заказанными блюдами справиться так и не удалось.
На следующий день мы обстоятельно доложили обо всем в Москву и через несколько дней получили разрешение на проработку целевой сделки в соседней стране с участием нашего богатого датского друга. Но в это время непредвиденные осложнения, вызванные перипетиями вокруг описанного выше покерного клуба и оперативной игры с резидентурой США, заставили нас отложить работу с Енсеном. Потом настало время моего отъезда, и все дело подвисло, потому что контакт с ним поддерживал я. При отъезде мы договорились, что Шаров попытается связаться с ним, но какие-то обстоятельства не позволили сделать это и ему.
В Москве я скоро забыл об этом деле — на меня навалились другие обязанности и заботы, и мне было не до Дании и датских миллионеров. Спустя некоторое время А. Шаров вернулся из командировки, и мы с ним случайно встретились в коридоре. Я вспомнил о Корейко и спросил, чем же все-таки закончилось наше общее дело.
— Закончилось оно, Боря, довольно трагически. Наш Корейко погиб.
— Погиб? Каким образом?
— Этого мы никогда не узнаем. Он был найден мертвым в своем доме. Кто-то убрал его с дороги, инсценируя самоубийство.
— И когда это произошло?
— Примерно спустя месяц или два после нашей трапезы в «Шератоне».
— И откуда такие данные?
— Не беспокойся, данные самые надежные.
— Похоже, он с кем-то был связан и кому-то стал мешать.
— Похоже.
Мы перевели разговор на другую тему, но, вероятно, у Анатолия, как и у меня, возникла в голове мысль о том, что волей-неволей толчком к загадочной гибели Енсена послужило его обращение в советское посольство40.
Чтобы закончить тему перебежчиков, хочу привести еще один пример. Он будет уже из разряда курьезных.
Однажды возвращаясь в посольство с обеда, я столкнулся в воротах с незнакомыми мне мужчиной и женщиной. Они пытались через переговорное устройство договориться о чем-то с дежурным посольства, но тот их — да и не только их — понимал плохо и «лаялся» с трудом усвоенными фразами «Ху ю?» или «Эмбасси клозет». Как только дежурный нажал кнопку замка, иностранцы вместе со мной вошли на территорию.
В вестибюле я их спросил, по какому вопросу они пожаловали в советское посольство, и в ответ получил:
— Мы просим у вас политического убежища.
Я провел их в специально отведенную комнату и опросил более подробно. Затравленно озираясь по сторонам, мужчина поведал мне, что до последнего времени работал в БНД41, но из-за разногласий с начальством был несправедливо уволен без права получения пенсии, в связи с чем решил отомстить службе и попытаться начать новую жизнь в СССР или ГДР. В БНД он специализировался по странам социалистического блока, неоднократно выезжал с заданиями в ГДР, ЧССР и ПНР. Перед бегством из ФРГ он прихватил копии многочисленных материалов БНД и в устной форме может сообщить важную оперативную информацию об агентуре БНД в соцстранах. Его спутница — это подруга, которая согласилась разделить с ним все тяготы эмигрантской жизни.
