– Когда это начнется, Брат?

– Это уже началось, Брат, неужели ты не видишь?

– Блядь… Вот ведь фигня… А ведь точно, а! Ты погляди…

Я копался на стеллажах. Сначала я подумал, что мне мерещится. Ее лицо среди книг.

Это был роман, по которому был снят сериал. Томик украсили фотками снимавшихся актеров. И на задней стороне фотка Каблукова. Понятно. Вот под эту роль ты и прыгнула к нему в кровать.

Я купил книгу. Не знаю зачем. Все фотографии, все вырезки из журналов, где мы позировали, были сожжены уже давно. Фото, полученное мной в кафе на Моховой в день нашего знакомства, пришло практически в негодность от солнечных лучей и постоянных переездов. Но там она была еще—не—Джульеттой. Теперь у меня появилось изображение уже—не—Джульетты.

«Встретимся на мосту, милая», – подумал я, держа в руках оторванную от книжки обложку. Я хорошо помню твой прощальный монолог.

Пора было действовать.

Других планов у меня нет.

Тупой, буквальный, бессмысленный, идиотский, преждевременный… но это хотя бы был план действия.

И место на обложке,

и макияж, и грим

Тебе к лицу…

Но деть куда

Бесстыжий блядский взгляд?

Я долго торчал напротив здания с большими белыми колоннами, главной кузницы кинокадров большой страны. Вокруг меня проходили, лепеча, сотни возможных персонажей для моей истории.

История эта сложилась в голове полностью – в ней не хватало только артистов. Талантливых китайцев. Симпатичных и обаятельных. Любящих деньги. Таких много. Как и любых других китайцев, впрочем.

Я держал в руках DVD с китайским сериалом по мотивам повести «А зори здесь тихие». Успешным, с точки зрения проката. Все как надо на китайском языке. Без всякого перевода. Нет—нет, не китаянки воевали с немцами. Историческая достоверность была соблюдена щепетильным китайским народом. Это был проект с русскими актрисами. Малоизвестными в России, но для Китая и не требовалась их большая известность. Когда я увидел этот фильм – все в моей голове буквально перевернулось, а может, и наоборот – встало на свои места.

Я восседал второй день, выбирая жертву и не делая никаких попыток наладить коммуникацию с проходящим мимо меня людским потоком. Но скоро мне улыбнулась удача. Я увидел знакомое лицо. Девушка в танкистском шлеме подъехала к зданию на мотороллере и, выскребя из корзины—багажника кипу бумаг, помчалась вверх по ступенькам.

По татуировке, возвышающейся над торчащими из джинсов ягодицами, я понял, что не ошибся. Эта девушка была у нас в гостях на острове. Мэй. Журналистка. Известная и скандальная местами. Так про нее говорил Брат.

9

Мэй была у нас в компании Брата, его подружки Лу и немца Маркуса. Того самого Маркуса, с которым я познакомился еще в Бангкоке и который копил много мыслей в своей голове. Накопления не помогли. Перед Мэй не устоял и он. Она, подключив подружку Брата, станцевала ему такой танец на столе, что глаза Маркуса залило странной пеленой и он молча сполз спиной по стене, бессильно помогая ей расстегивать ширинку на своих брюках и что—то негромко причитая на языке великого Гете.

Надеюсь, Маркус не посчитал, что все его семилетнее путешествие пошло насмарку. По крайней мере, когда она сосала ему в третий раз, он громко распевал «Раммштайн» с бутылкой пива в руке.

Мэй любила заниматься оральным сексом с европейцами, это – по рассказам брата – было ее физиологической необходимостью. Шлем Мэй при этом не снимала ни в какую. Во время купания разве что. Под ним была соответствующая головному убору коротко стриженая голова. В общем, Мэй не расставалась с тремя вещами – мотороллером, шлемом и диктофоном. Хотя нет, с четырьмя вещами – еще с мужским членом.

Говорят, ее репортажи в газетах пользовались большой популярностью. В основном, как нетрудно догадаться, они были посвящены жизни иностранцев в Китае.

Татуировка на ее спине была сделана вверх ногами, точнее – лапами, а если быть совсем точным – вниз головой.

Огромная кошка серого волчьего цвета с хищным блеском в глазах – зрелище довольно завлекающее. Но расположение кошки несколько удивляло: ушами она уходила в ладно скроенные ягодицы, нос демонически продолжался междолевым разрезом.

10

Секрет открылся мне при первом же разговоре. Когда обрадованная встречей Мэй затащила меня в пустующий днем неподалеку клуб, приговаривая: «Уай ю дэд, уай ю соу дэд?»

Без этого никакого разговора она, похоже, не мыслила. В унылой дневной атмосфере расписанных под граффити стен она усадила меня на пол. «Йес—йес—йес», – деловито приговаривала она, видимо, торопясь куда—то по делам. Затем стянула с меня штаны, громко била по рукам, когда я пытался уцепиться за ремень своих джинсов, разделась ниже пояса сама – фигура у нее для китаянки была долговязой и безумно красивой – и, бухнувшись передо мной на колени, устроила моему члену такую симфонию, какой мы не слыхали с ним отроду.

Оказывается, в такой позе голова кошки смотрелась очень даже правильно – глаза ее, казалось, жмурились первые пять минут, которые Мэй отвела для вступления.

Затем кошка побежала. Она реально мчалась на меня с грозным видом, явно желая разорвать на куски и в клочья, на кучу тонких тряпочек для пошива новых стрингов своей хозяйки.

Это Мэй включила четвертую скорость – до этого я и не представлял, что такая бывает, – поднимая голову далеко вверх, практически выпуская мой член из губ и резким движением возвращая его в рот. Все это проделывалось с такой поразительной быстротой и агрессией, соответствующей выражению кошачьей морды, что возникало ощущение, что членом завладел дерзкий хищник, и вот теперь он прыжками уносит добычу в свое логово. Сексуальным блаженством этот процесс назвать было нельзя. Удовольствие, которое получают любители мотоциклов от бешеной скорости, наверное, более родственное чувство. При этом по всему тонкому телу Мэй, от шлема до голой восхитительной задницы, шла такая плавная волна движений, что могли позавидовать признанные мастера брейкданса.

Когда летавший где—то возле меня член кончил и я сопроводил это событие диким воплем жертвы, Мэй подняла на меня глаза. Они были большие черные и полные нежности и благодарности. Это была благодарность – за то, что я так кричал. Ее это сильно растрогало.

– Ю гу—уд, – признавалась мне она, – ю соу гуд.

Ее влажный властный язык вновь обвил головку моего члена.

– Ноу—ноу—ноу, – испугался я.

– Йес—йес—йес, – спародировала она меня со скромной улыбкой. – Хау ду ю колл кэтс ин раша? Кири—кири—кири? Ноу?

– Кис—кис—кис.

– Оу! Кис—кис—кис. Кис! – И она показала пальцем на свои губы, изображая ими поцелуй. – Рашнз лайк кэтс. Раша из э гуд кантри. О, май кэт.

«Тач май кэт, плиз. Джаст тач», – она не говорила, а умоляла.

И кошка снова взяла в плен свою добычу. В этот раз она гуляла с ней вальяжно и долго, никуда не спеша, как и полагается королеве пластики.

Не знаю, правильно ли я ее понял, но я стал гладить ее ягодицы и с шепотом «кис—кис—кис» ласкать ее клитор, на удивление близко расположенный к кошачьим ушам.

Кончили мы с ней одновременно. Сначала я удивился звукам, которые она издала, и лишь потом догадался, что это было мяуканье кошки.

Одевалась она стремительно. Сколько прошло времени? Час? Полтора? А может, минут пятнадцать?

Хотя нет – наверное, больше. В отличие от нее, кошка явно никогда никуда не спешила.

– Ай вил хэлп ю! – сказала она, протягивая мне руку. – О’кей? Тумороу ин Дэнис хауз.

Она снова засмущалась, когда я пожал ей руку и заглянул в глаза.

Скромная милая девушка. Она давно смирилась с дикой необузданной кошкой, жившей у нее внутри.

11

Брат привел фотографа Майка из Америки. Большого, крупного, по—скандинавски светловолосого.

– Смотри, – Брат тыкал пальцем в ноутбук. – То, что нужно для твоей линии «Russkie idut».

На мониторе в режиме слайд—шоу сменяли друг друга очаровательные женщины с оружием и в военной форме. Девушки были так прекрасны и так органично смотрелись в милитаристском антураже, что я застыл от восхищения.