В первых числах апреля начинает бурно таять снег. Почти все дни радостно сияет солнце, рождая шумные ручьи и звонкую капель. А ночью снова все прихватывает морозцем, и тогда весело хрустят под ногами тонкие пленки льда, обрастают хрусталем сосулек кромли крыш и подоконников.
Администрация цирка не рада, однако, этим столь явным признакам весны. Директор, главный режиссер и даже артисты с невольным трепетом переворачивают теперь каждый новый листок календаря. До премьеры остается менее месяца, а переезд из старого здания в новое только начался. Правда, кое-что было сделано еще в марте, но нужно ведь не только перевезти, но и разумно разместить все сложное цирковое хозяйство.
Не готовы еще и многие номера. Не все успели снять на пленку, не отрегулировали панорамную киноаппаратуру, не закончили репетиции оркестра. Словом, незавершенного гораздо больше пока, чем завершенного.
У Михаила Богдановича тоже не все ладится с его клоунами. Да и свой номер требует еще отработки.
Окончательно поправившийся Юрий Елецкий с Антоном Мушкиным тоже теперь целыми днями в цирке. На их ответственности декорации, костюмы, эскизы грима. Много хлопот доставляют им светящиеся краски и система освещения манежа. Хорошо еще, что у заведующего конструкторским бюро, Виктора Захаровича Миронова, неплохой художественный вкус, и он не только не мешает им, но и подсказывает многое.
За Зарницыных Ирина Михайловна теперь не беспокоится. Да и номер их почти готов. Пусть только отшлифуют то, что сами считают нужным, в чем не очень еще уверены.
У них действительно все идет вполне благополучно, если не считать того, что неожиданно срывается и летит через манеж в первый ряд зрительного зала Алеша. У него, правда, получается это столь изящно, а униформисты подхватывают его так удачно, что со стороны можно подумать, будто все это сделано им нарочно. К счастью, при этом никого, кроме униформистов, не оказывается, а им Алеша объясняет, простодушно улыбаясь:
— Надо же было проверить вашу готовность к страховке. Вижу теперь, что на вас вполне можно положиться. Если и в самом деле придется сорваться, то уже не страшно. Только в следующий раз пассируйте меня не втроем, а вдвоем. Этого будет вполне достаточно. Третьему приходится ведь бежать с противоположного конца манежа, и это не может не броситься в глаза. А надо, чтобы зрители и не подозревали даже, что кто-нибудь из нас сорвался. Пусть думают, что полет из-под купола на манеж — всего лишь один из элементов нашего трюка.
А потом, уже по дороге домой, он сообщает Сергею и Маше:
— Опять зашалило гравитационное поле. Мне показалось даже, что период восстановления его стал немного больше. Инерция моего тела настолько возросла, что я чуть было не улетел в середину зрительного зала, если бы не сделал несколько тормозных движений. А там никакие униформисты не успели бы меня подхватить…
— Пожалуй, в самом деле гравитационное поле стало восстанавливаться на большее время, — соглашается с ним Сергей. Я и сам почувствовал, что ты шел ко мне быстрее, чем обычно, но никак не смог успеть в точку нашей встречи. Это становится опасным… Может быть, посоветоваться с Ириной Михайловной?
— Сейчас уже поздно, — задумчиво произносит Маша. — Сейчас этим можно лишь сорвать весь номер, да, пожалуй, и всю премьеру.
— Нужно в таком случае быть еще осторожнее, — озабоченно заключает Сергей. — Будем надеяться, что период восстановления нормальной гравитации удлинился случайно.
Происходит это ровно за неделю до премьеры, а вдень премьеры Машу вызывает к телефону Митрофан Холопов. Маша сначала не хочет говорить с ним, но потом решает, что лучше все-таки не обострять отношений.
— Приветствую вас, Машенька! — развязно кричит Холопов в телефонную трубку. — Совсем, значит, обо мне забыли? А напрасно. Я лично не только думал о вас все это время, но и предпринимал кое-что.
— Что же именно? — стараясь казаться заинтригованной, спрашивает Маша, а сама не в силах унять тревоги.
"Этот негодяй все теперь может нам испортить!" — напряженно думает она, чувствуя, как начинает потеть рука, сжимающаятелефонную трубку.
— Я уже окончательно договорился о вас с режиссером, весело сообщает ей Холопов. — Он согласен взять и ваших братьев. В общем — полный порядок! Вас уже ждут на студии для пробных съемок. Хорошо бы прямо сегодня.
— Но как же так! — восклицает Маша, забыв о своем намерении не ссориться с Холоповым. Наглая самоуверенность этого типа просто бесит ее. — Кто дал вам право договариваться за меня? Или вы полагаете, что главное — это согласие режиссера, а я буду век благодарна вам?
— Да вы просто не совсем нормальная, Машенька! — пытается шутить Холопов. — Любая другая девушка просто с ума бы сошла от счастья, а вы…
— Пусть другие и сходят, а я делать этого не собираюсь, зло говорит Маша. — Тем более с вашей помощью.
И она раздраженно бросает трубку на рычажки телефонного аппарата.
"А что он, в конце концов, может сделать нам теперь? успокаивает она себя. — Кто ему поверит, если он и поднимет тревогу?.."
Но ей так и не удается успокоиться. Предчувствие, неизбежной беды не оставляет ее весь день.
Ровно в семь часов в цирке гаснет свет. Зрительный зал замирает в ожидании какого-то чуда. Приглушенно звучит примитивная мелодия шарманки. Ее имитирует оркестр. На гигантском экране купола цирка — панорама старинного русского городка. По одной из его улиц лениво шагает шарманщик с маленьким осликом, на спине которого навьючен скудный, скарбСледом за ним понуро бредут юноша и девушка в рваных трико.
Улица, постепенно расширяясь, ведет их к многолюдной ярмарочной площади.
На экране теперь провинциальная ярмарка. Шум многочисленной толпы, крикливые голоса продавцов, смех, песни, залихватские трели гармошки. И снова все заглушает шарманка…
На неосвещенный манеж падает первое тусклое пятно света. Постепенно светлея, оно как бы прорисовывает фигуру того самого шарманщика, которого мы только что видели на экране. Рядом с ним ослик и юные гимнасты. Они снимают с ослика дырявый, выгоревший на солнце коврик и без особого рвения расстилают его в центре манежа. Начинается нехитрое акробатическое представление. Шарманка лениво выводит тягучую, унылую мелодию…
Но вот появляется хорошо одетый мужчина, в котором легко угадывается антрепренер. Энергично жестикулируя, он говорит что-то шарманщику, кивая на гимнастов. Шарманщик делает знак молодым людям. Унылая мелодия сменяется старинным вальсом. И акробаты сразу же преображаются. Они увлеченно делают передние и задние сальто-мортале, флик-фляки, рондады и фордершпрунги. На лице антрепренера появляется довольная улыбка. Он показывает шарманщику пачку денег. Они хлопают друг друга по рукам, и новый хозяин уводит молодых гимнастов.
Снова гаснет свет. Торжественно и старомодно звучит оркестр. На куполе цирка возникает изображение какогото губернского города. На центральной площади его большая афиша:
ЦИРК МОДЕРН
ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ
СМЕРТНЫЙ АТТРАКЦИОН
СЮИСАЙД-АЭРОС
"КТО ОН? ГЕНИЙ ИЛИ БЕЗУМЕЦ?"
На экранах теперь внутренняя панорама цирка с точкой съемки из центра манежа. Партер, амфитеатр, ложи. В ложах генералы. В партере офицеры, чиновники и купечество. Пышно одетые дамы.
Стереофонический шум многоголосой аудитории.
Вспыхивают несколько прожекторов, освещая манеж. Зрительный зал подлинного цирка все ещев темноте. Создается впечатление, что представление будет идти не для него, а для той публики, что на экранах. Из динамиков слышатся их приглушенные голоса.
На манеж выходит человек во фраке. Торжественно объявляет:
— Сюисайд-Аэрос!
И те, кто на экранах, мгновенно замирают. Видны лишь их настороженные лица, предвкушающие захватывающее зрелище.
В оркестре зловеще звучит "Танго смерти".
Прожектора торопливо покидают ковер манежа и устремляются вверх. Там под самым куполом на крошечном мостике стоит человек в черном трико. Лицо его ярко освещено, и зрители узнают в нем юношу, который выступал на ярмарке. От его мостика к манежу идут наклоненные скаты-желоба, обрываясь и образуя в нескольких местах пустое пространство.
