— А почему?

— Так устроен мир, — сказал он. — У вашей девочки — пытливый ум, добавил он.

И вдруг моя смутная догадка превратилась в уверенность. Это был не обыкновенный разбойник. Как же я могла ошибиться, ведь я знала его так близко!

Человек в маске был Хессенфилд.

— Что вам нужно? — спросила я.

— Ваш кошелек, естественно. Или у вас есть еще что предложить мне?

Я вытащила из кармана кошелек и кинула на дорогу.

— И это все, что у вас есть? А вы, моя леди?

— Мой кошелек в карете, — буркнула Харриет.

— Достаньте его, — приказал он. Харриет повиновалась. Он тем временем шагнул ко мне.

— Как вы посмели? — спросила я.

— Такие мужчины, как я, на многое способны, моя леди. Какой на вас прекрасный медальон! Его рука погладила мою грудь.

— Это мой папа подарил ей, — заявила Кларисса. Разбойник резко рванул его. Цепочка разорвалась, и он положил медальон в карман.

— Ой! — вырвалось у Клариссы. Я взяла ее на руки.

— Все хорошо, моя милая! — успокоила я.

— Отпустите ребенка на землю, — приказал он.

— Я буду защищать ее, — ответила я. Но разбойник взял ее у меня, одной рукой все еще сжимая мушкет. Кларисса не знала страха. Я думаю, ей просто никогда на ум не приходило, что кто-то может причинить ей вред. Ее баловали и любили все, с кем она встречалась, и зачем кому-то вдруг причинять боль очаровательной Клариссе? Она внимательно изучала разбойника.

— Ты смешно выглядишь, — сказала она и дотронулась до маски. — Можно я сниму? — спросила она.

— Не сейчас… — ответил он.

— А когда?

Из кареты вышла Харриет.

— Я не могу найти свой кошелек, — выкрикнула она, и тут же дыхание ее перехватило. — Что он делает с Клариссой?

— Не могли бы вы отпустить ребенка? — попросила я. — Вы пугаете ее.

— Ты боишься? — спросил он.

— Нет! — сказала Кларисса.

Он рассмеялся и поставил ее на дорогу.

— Мои дорогие леди, не бойтесь. Я отзову своего человека, и вы можете спокойно продолжить свой путь, но, конечно, я оставлю у себя кошелек и медальон. А у вас, моя леди, не найдется никакой безделушки мне на память?

Его глаза скользнули по браслету, который носила Харриет. Она сняла его и протянула разбойнику. Он улыбнулся и опустил его себе в карман.

— Ты грабитель? — спросила Кларисса. — Тебе хочется кушать?

Ее личико сморщилось от жалости. Самым ужасным бедствием для нее был голод.

— Я отдам тебе хвостик моего сахарного мышонка. Она полезла в кармашек, вытащила мышонка и отломала хвостик.

— Но не ешь сразу, а то у тебя будет болеть живот, — уточнила она, подражая голосу моей матери.

— Спасибо, не буду. Может, я вообще не буду есть его, а сохраню в память о тебе.

— Но он растает у тебя в кармане. Разбойник нежно погладил ее по головке, а она улыбнулась ему. Затем он поклонился нам:

— Больше, леди, я вас не задерживаю, до свидания.

Он поднял Клариссу и поцеловал ее, после чего галантно склонился к руке Харриет и поцеловал ее.

Настала моя очередь. Он крепко прижал меня к себе, его губы приникли к моим.

— Да как вы смеете? — вскричала я.

— Ради тебя, милая, я на все готов… — прошептал он и рассмеялся, — В карету все! — закричал он.

Потом еще раз быстро взглянул на меня через окно и умчался прочь. Харриет опустилась на сиденье и в изумлении посмотрела на меня.

— Вот это приключение! Я даже не думала, что такое может произойти, задержать вот так, на дороге, и…

— Сомневаюсь, что такое когда-нибудь бывало и наверняка никогда не повторится.

Она странно поглядела на меня:

— Весьма галантный разбойник.

— Который забрал мой кошелек, медальон и твой браслет?

— И хвостик моего мышонка, — вставила Кларисса. — Хотя я сама ему отдала его. Как ты думаешь, он запомнил, что ни в коем случае нельзя есть все сразу?

К дверям подбежали грумы, бледные и дрожащие от страха.

— Господь уберег нас, леди, — сказал кучер. — Они так неожиданно прыгнули на меня, я даже не успел ничего сделать.

— От мушкета в карете не было никакого проку, — заметила я. — Они отобрали у вас что-нибудь?

— Ничего, моя леди. Они охотятся на тех, кто сидит в карете.

— Немного же они от нас получили!

— Могло быть и хуже, — согласилась Харриет. — Давайте но местам и гоните как можно быстрее. Мы хотим добраться в гостиницу до темноты.

Некоторое время мы ехали в полной тишине. Харриет внимательно разглядывала меня.

Я закрыла глаза, думая о Хессенфилде. Он вернулся. Как это похоже на него — избрать подобный способ сообщить мне об этом! Я была уверена, что он знал, кому принадлежит карета, и хотел преподнести мне сюрприз. Вскоре я снова увижу его, в этом я была уверена.

Я притворилась спящей, чтобы укрыться от пытливого взгляда Харриет. Она все поняла: мы выдали себя, или она сама догадалась?

Кларисса вскоре крепко спала, и вновь я удивилась тому, как спокойно воспринимают дети самые невероятные происшествия.

Ее первыми словами в карете были:

— А он мне понравился. Он приедет еще раз?

— Ты имеешь в виду разбойника? — спросила Харриет. — Слава Богу, нет!

— А почему? — спросила Кларисса. Никто из нас не ответил ей, да и сама Кларисса не стала настаивать на ответе.

Бенджи был безумно рад нашему возвращению. По его словам, прошли годы с тех пор, как мы уехали. После встречи с разбойниками на дороге я, не переставая, думала о Хессенфилде, так что меня даже начали терзать угрызения совести, и, как всегда в таких случаях, я старалась загладить свою вину, проявляя особенное внимание к Бенджи, чему он радовался, как ребенок. Часто я думала, какой счастливой была бы моя судьба, будь у меня другой характер.

Когда мы рассказали ему о происшествии на дороге, Бенджи пришел в ужас.

— Это из-за кареты! — воскликнул он. — Эти люди, Должно быть, думают, что те, кто разъезжает в каретах, обязательно очень богаты.

Грегори винил себя в том, что не поехал с нами, но Харриет сказала, что, может быть, это даже лучше, что его там не было.

— Он был одним из так называемых джентльменов-разбойников, — сказала она. — Он пожалел двух женщин, путешествующих с ребенком, и, действительно, очень мягко обращался с нами. Ты согласна со мной, Карлотта?

Я кивнула.

Минуло два дня с тех пор, как мы вернулись. Мы сидели в зимней гостиной, маленькой, уютной комнате в самом конце западного крыла, с окнами, выходящими на аллеи, обсаженные кустарниками.

Было темно, вокруг горели свечи. Грегори заметил, что вечера становятся все короче и что с каждым днем это заметно все больше.

В камине, отбрасывая танцующие тени на выложенные деревом стены, пылал огонь, а в подсвечниках по углам тихо оплывали свечи. Харриет наигрывала на клавесине разные мелодии; Грегори, развалясь в кресле, наблюдал за ней, а Бенджи и я играли в шахматы. Это был типичный вечер в Эйот Аббасе, каких немало я провела в этом доме.

И когда я сидела и думала над своими ходами, вдруг я почувствовала, как чья-то тень упала на меня, или, может, это какое-то чувство подсказало мне поднять голову. В общем, так или иначе я подняла глаза от шахматной доски.

В комнату снаружи заглядывал какой-то человек.

Он был высок и одет в темный плащ… Я сразу догадалась, кто это может быть.

Сначала я хотела закричать, но подавила свой порыв. А если его поймают? Если спустят собак, это вполне может случиться. Его схватят, и я знала, что потом будет. Я достаточно наслушалась историй за столом моего деда, чтобы понять, что тот, кто поймает Хессенфилда, будет всегда гордиться этим, и нас восславят за то, что мы обезвредили одного из врагов королевы.

«Глупец! — подумала я. — Зачем ты играешь с опасностью? Почему рискуешь своей жизнью?»

Я оторвала свой взгляд от окна и вновь вернулась к шахматам.

— Твой ход, Карлотта, — сказал Бенджи.

Я, не думая, двинула вперед какую-то фигуру.