Мои мысли всецело были заняты Эндерби. Я не могла представить, что со мной будет, если я больше не смогу ходить туда. Новые жильцы все изменят, это будет уже совсем другой дом. Хотела ли я сохранить нетронутой память о любовнике, покинувшем меня? Стану ли я счастливее, если не буду больше ходить в этот дом и мечтать?

Что-то непонятное случилось со мной. Я сильно разозлилась, и это успокоило слегка мою боль, потому что задело гордость. Может ли быть правдой то, что Бо намеренно покинул меня, так как нашел более богатую наследницу? По крайней мере, так говорили: он занимал деньги в расчете на то, что вскоре женится на мне; он был корыстолюбив и погнался за более богатой добычей. Где-то за границей… в Париже… может, в Венеции? Он постоянно и много говорил о Венеции. Бо никогда не претендовал на то, чтобы быть человеком чести, напротив, подчеркивал, что он не святой. «Во мне многое есть от дьявола», — сказал он мне однажды и предложил посмотреть, не растут ли рога у него на голове: «Потому что это тебе понравилось бы. Позволь сказать мне, Карлотта, что в тебе тоже есть частичка дьявола!»

Какая глупость с моей стороны — мечтать, что Бо вернется. Прошло уже более года с его отъезда. Я представила себе его живущим в каком-то незнакомом городе — на Рейне, в Италии, во Франции —..с наследницей, которая богаче меня, и как он смеется, рассказывая обо мне, как Бо умеет рассказывать о своих любовницах. Он всегда насмехался над понятиями о чести, которые подразумевались обязательными для джентльмена.

Я лелеяла злость к Бо, и это было облегчением. И я подумала: «А почему бы и не продать Эндерби? Это поможет мне похоронить образ лживого любовника».

Пришел сентябрь. Через месяц мне исполнится восемнадцать, это будет значительное событие в моей жизни — я стану совершеннолетней.

Присцилла объявила, что будет большой праздник, и, конечно, дедушка с бабушкой настаивали, чтобы его проводили в Эверсли, который подходит для этого больше, чем Довер-хаус.

Дом был полон гостей, и я знала, что Ли с Присциллой пригласили несколько «приличных» молодых людей в надежде, что я обращу внимание на кого-нибудь из них.

Харриет приехала вместе со своим мужем Грегори и Бенджи. Я очень обрадовалась, увидев ее снова.

— Мы мало видимся, — заметила Харриет. Она, как всегда, восхитила меня. Ее уже нельзя было назвать молодой, но она все еще оставалась изумительно красивой. Конечно, ей это стоило больших усилий. Волосы у нее оставались по-прежнему темными («Мой особый состав, — шепнула она мне в ответ на мое удивление. — Я дам тебе рецепт его приготовления, когда это будет нужно»), Мы оставались там еще неделю.

— Почему ты не бываешь теперь у нас так же часто, как раньше? спросил Бенджи.

Я ничего ему не ответила: не могла же я объяснить Бенджи, что по-прежнему жду Бо.

Мы много ездили верхом вместе с ним. Мне нравились эти прогулки. Я любила дышать холодным влажным сентябрьским воздухом и стала замечать окрестности, на что прежде не обращала внимания. Мне нравились буреющие на ветках листья и появляющиеся на соснах шишки. Везде была видна паутина примета осени, и мне казалось, что она выглядит очень нарядно — с каплями сверкающей росы. Это было так непохоже на меня — любоваться природой. Мною овладело такое чувство, будто я просыпаюсь после долгого кошмара.

Бенджи был подходящим попутчиком: всегда готовый посмеяться, легкий на подъем, с веселым нравом, он больше походил на отца, чем на мать. Сэр Грегори Стивенс, наверное, не относился к числу людей, производящих на меня сильное впечатление, но, без сомнения, он был одним из самых добрых.

Бенджи был старше меня: ему было около двадцати лет, но мне это не казалось большой разницей в возрасте. Я привыкла всех сравнивать с Бо, который был более чем на двадцать лет старше. Я была достаточно искушенной, чтобы считать себя равной Бенджи по части жизненного опыта: Бо многому научил меня.

Однажды мы катались в лесу и, возвращаясь домой, проезжали мимо Эндерби-холла.

— Мрачный старый дом, — заметил Бенджи. — Помню, ты как-то сопровождала туда меня и своего дядю Карла.

— Я прекрасно это помню, — ответила я. — Вы были ужасными мальчишками: вы не хотели иметь со мной дела и все время повторяли, чтобы я уходила и не докучала вам.

— Ну, это можно отнести за счет нашей молодости, — ответил Бенджи, — Я обещаю, что никогда больше не скажу тебе ничего подобного, Карлотта.

— Наверное, я была невозможным ребенком?

— Нет… хотя определенно Карлотта считала себя центром Вселенной, и все должны были преклонять перед ней колени.

— Кроме Бенджамина и дяди Карла.

— Мы были идиотами.

— Но все случилось к лучшему: я увязалась за вами, потом уснула в шкафу, и благодаря этому мы познакомились в Робертом Фринтоном, который оказался дядей моего отца.

— Который пал жертвой твоих чар и оставил тебе свое состояние. Это как та история, о которой поется в балладе, и как раз то, что должно было случиться с тобой.

— Я не считаю, что похожа на героиню волшебной сказки, Бенджи. Не ты ли только что сказал, что я считала себя центром вселенной? Мне представляется, что я мало изменилась, а это значит, что я крайне эгоистичная натура.

— Ты восхитительна, Карлотта!

Бенджи глядел на меня достаточно выразительно: благодаря Бо я хорошо знала, что это значит. Под влиянием порыва я предложила:

— Давай заедем в Эндерби и посмотрим дом.

— Разве он не заперт?

— У меня есть ключ, я всегда ношу его на поясе: случается, что у меня бывает настроение зайти туда.

Я внимательно смотрела на него. Он, как и вся семья, знал про Бо, но я не думала, чтобы они подозревали о его пребывании в Эндерби.

Мы привязали наших лошадей и прошли через парадный вход. Рядом с Бенджи я испытывала вполне определенные эмоции и не могла понять себя. Неожиданно я стала воображать, каково было бы заняться любовью с Бенджи. Возможно, я, как и предполагал Бо, относилась к тому типу женщин, для кого физическая близость была необходима. Бо как-то сказал, что никогда еще не встречал такой опытной девственницы, имея в виду, что даже в самый первый раз я охотно приняла его. «Как цветок, открывающийся навстречу солнцу», заметил он. Я вспомнила, что, пока не встретила Бо, я любила проводить время с Бенджи, и немалое удовольствие доставило мне открытие, что я тоже небезразлична ему. У меня появилось чувство, что это — возможность навсегда изгнать образ Бо из своей памяти.

— Какое зловещее место! — сказал Бенджи. — Тебе так не кажется?

— Это лишь твое воображение, — возразила я.

— Да, пожалуй, ты права: когда ты здесь, Карлотта, оно уже не кажется мрачным. Ты так красива! Я знаю лишь одну женщину, которая так же красива, и это моя мать. Я очень гордился тобой, когда верил, что ты — моя сестра.

— Значит, это твоя гордость не позволяла мне принимать участия в ваших прогулках по Эндерби?

— Я уже объяснил тебе, что это была просто мальчишеская глупость.

Бенджи смотрел на меня очень выразительно, и я прекрасно понимала, что он хочет поцеловать меня. Я отошла и направилась через зал, глядя на галерею менестрелей, чтобы прийти в себя. Боль оставалась со мной, никто не сможет заменить Бо. Я начала подыматься по ступеням. Бенджи шел вплотную за мной… через галерею призраков. Я размышляла: «Ну почему я должна страдать по тебе, Бо? Ты уехал и покинул меня».

Мы заглядывали во все комнаты и, наконец, дошли до той, где была кровать под балдахином. Я стояла, глядя на нее. Меня переполняли горечь и страстное желание. Бенджи проговорил:

— Карлотта, ты уже больше не ребенок. Я очень давно хотел поговорить с тобой, но ты была так молода.

Я еле удержалась от смеха: я была намного моложе, когда резвилась с Бо на этой самой кровати. А Бенджи… он дожидался, пока мне исполнится восемнадцать. Как рассудительно и как непохоже на Бо.

— Карлотта, мне кажется, что все так считают.

— Что именно?

— Что мы поженимся.