Потом опять должны были быть танцы, но, как только мы с Мэтью сошли со сцены, ко мне подошел отец и проговорил:

— Мама нехорошо себя чувствует, мы едем домой. Будет лучше, если ты переоденешься и уедешь с нами.

Так закончился этот вечер. В спальне Элизабет я переоделась в свое платье и поехала с родителями домой. Милая Бэлл, она так радовалась своей находке, так хотела показать ее Мэтью, чтобы он порадовался вместе с нею. Но почему этот случай показался мне столь же драматичным, как и наши сцены в шарадах?

Мы с Мэтью были так счастливы вместе, мне так хотелось снова танцевать с ним! Без этой громоздкой одежды, не подходящей ему по размеру, он танцевал прекрасно. Я не могла состязаться с ним, но чувствовала, что танцую лучше, чем когда-либо прежде, и все оттого, что рядом был Мэтью. В его обществе я ощущала себя другим человеком, я чувствовала, что у меня меняется характер, что я становлюсь более интересной, более привлекательной.

И все это сделал Мэтью, и я хотела, чтобы так продолжалось и дальше.

Это был чудесный вечер, хотя я чувствовала себя немного усталой, и я отправилась спать, уверяя себя, что Мэтью действительно меня любит.

В течение следующей недели все изменилось. Мать несколько дней пролежала в постели. Она выглядела очень осунувшейся, когда я приходила ее проведать, и говорила, что очень устала. Она, действительно, выглядела бледной и больной. Я предложила позвать доктора, но она отказалась.

Отец явно беспокоился из-за нее, и это отразилось на атмосфере в доме. Ситуация не улучшилась, когда поползли слухи о том, что на огражденном участке видели блуждающие огни. Говорили, что это — души умерших, которые не могут успокоиться и возвращаются на землю для того, чтобы отомстить тем, кто причинил им зло при жизни.

Отец отвечал, что все это чушь и что эти слухи нужно пресекать, но, когда я спрашивала его, как он собирается, это сделать, он не мог ничего предложить.

— И все из-за собаки, что попала там в капкан. Ты знаешь, ведь Роки распускают слухи.

Он был в такой ярости, что я не могла ему возражать.

— Это все шум на пустом месте! — говорила я. — Отец, ты должен что-то сделать с этим участком. Если ты сделаешь из него пастбище, или что-нибудь там посадишь, или просто снесешь забор, то это будет такой же участок, как все остальные.

— Всему свое время, — отвечал он.

Но он был очень обеспокоен. Я была уверена, что он переживает из-за мамы. Казалось, что она не хотела никого видеть, кроме него. И когда я однажды вошла; в ее комнату, то увидела, что он сидит у постели, держит ее руку и повторяет снова и снова:

— Все будет хорошо, Присцилла. Я прослежу, чтобы все было хорошо.

Через несколько дней мама встала, но все еще выглядела утомленной и больной.

Мне было нелегко обрести обычное расположение духа. Мэтью день или два не показывался. Мне пришло в голову, что он не уверен в своих чувствах ко мне, и я считала, что это оттого, что я слишком молода. Как мне хотелось быть на несколько лет старше!

Довольно странно, но ноги все время несли меня к Эндерби-холлу. Меня неудержимо влекло в этот дом и на огороженный участок. Это происходило из-за того, что все говорили о нем и о блуждающих огнях. Роки распускали слухи, что там что-то спрятано.

«Бэлл, — думала я, — ну зачем ты попала в этот капкан?»

Я думала о моем отце и в самом деле не Могла понять, почему он так отстаивает свои права на этот участок, от которого никому не было никакой пользы?

Я подошла ближе к Эндерби-холлу, прислонилась к забору, посмотрела на дом, и мне пришло в голову, что если бы Эндерби заселила хорошая, обыкновенная семья, то все сплетни прекратились бы. Карлотта должна понять это и продать дом или сдать его внаем.

И вдруг я услышала собачий лай. Сердце мое упало. Я подумала: «Ах, Бэлл, ты опять здесь. Тебя, как и всех, влечет это место. Что же тут такого привлекательного?»

Если бы мой отец увидел здесь Бэлл, он бы очень рассердился, в этом я была уверена, не оставалось ничего другого, как перелезть через ограду, найти Бэлл и увести ее.

В этом месте определенно было что-то жуткое. Я поймала себя на том, что нервно оглядываюсь. В самом ли деле люди видели здесь загадочные огни? В самом ли деле это были беспокойные души — души грешников или тех, кто умер насильственной смертью и не смог отомстить? Блуждающие огни… они мерцали между деревьями. Я задрожала.

Я вновь услышала лай и позвала:

— Бэлл, Бэлл, где ты?

Я прислушалась, но было тихо.

Я прошла сквозь подлесок. Огороженный участок был небольшим — примерно пол-акра. Когда разговор касался этого участка, отец вел себя очень странно.

Я вновь позвала Бэлл и услышала лай. Собака мне отвечала. Я боялась, как бы она снова не попала в капкан, но после того, что произошло с Роком, он бы никогда бы не посмел этого сделать.

Я увидела Бэлл: она была не одна. От удивления У меня перехватило дыхание, потому что Элизабет держала на поводке собаку.

— А, Дамарис! — произнесла она. — Я слышала, как ты звала.

— Я была за забором, услышала Бэлл и побоялась, что она опять попала в капкан.

— Ее неудержимо влечет на это место! — засмеялась Элизабет.

Но ее поведение было не таким, как обычно.

Казалось, она нервничала, волосы ее были в беспорядке, и я никогда не видела ее в таком виде: на ней было темное платье, толстые шерстяные перчатки, а юбка была выпачкана грязью.

Она продолжала быстро говорить:

— Я услышала, что она здесь, и, не желая дальнейших неприятностей, пошла за ней.

— Вы принесли с собой поводок? Бэлл к нему не привыкла.

— Я видела, как собака уходила из дому, и догадалась, куда она идет… Я решила ее увести и принесла поводок…

Я предположила, что она надела перчатки потому, что, если держать голыми руками поводок сильной собаки, можно повредить руки.

— Я работала в саду… — говорила Элизабет, как будто извиняясь за свой вид.

Я сказала:

— Бедная Бэлл. Она не любит ходить на поводке.

— Может быть, мне следует ее отпустить? Ты пойдешь в Грассленд?

— Вполне возможно, — ответила я. — Я пошла просто прогуляться.

Так мы шли и разговаривали, в основном об успехе минувшей вечеринки. Мы смеялись над нашими шарадами, и к тому времени, как дошли до Грассленда, Элизабет чувствовала себя так же свободно, как обычно. Но зайти она мне не предложила.

Мое беспокойство усиливалось. На следующий день после утренних занятий я пошла прогуляться и опять меня неотвратимо повлекло к Эндерби-холлу. А когда я подошла к забору, то почувствовала желание пойти на запретную территорию и взглянуть на то место, где Бэлл нашла башмак. Я уже наловчилась легко перелезать через забор.

Утром это место казалось менее зловещим. Сквозь деревья пробивался солнечный свет, на них теперь уже почти не было листьев. Я видела двух черно-белых сорок на фоне неба и нахального маленького кролика, с важным видом расхаживавшего в нескольких шагах от меня и помахивавшего хвостиком. Я с грустью подумала о том, что многие птицы уже улетели в теплые края: улетели ласточки и мои любимые песочники.

Дубы стали бронзовыми, листья высохли и готовы были опасть.

Я пришла на место раньше, чем осознала это. Да, это здесь. Я подошла ближе. Земля выглядела так, словно здесь недавно копали. Конечно, не Бэлл же ее так разрыла.

Я опустилась на колени и коснулась земли. Вокруг было совсем тихо. Неожиданно я ощутила неодолимое желание уйти отсюда.

«Здесь что-то плохое, — думала я. — Уходи. Забудь об этом, никогда больше не приходи сюда».

Я встала и пошла прочь. Я не хотела ничего искать в этих кустах. Мне казалось, что я могла бы найти там нечто такое, что мне не хотелось бы видеть, или узнать что-нибудь такое, что усилило бы мое беспокойство.

Отец был очень сердит. Почему? И зачем Элизабет привела собаку на поводке? Почему она так нервничала, почему пыталась оправдаться, почему ей так хотелось уверить меня в том, что в ее поведении нет ничего необычного?