Однако, как это ни удивительно, я испытывала к нему непреодолимое влечение. Он обладал большой внутренней силой. Вероятно, это и привлекало меня в мужчинах больше всего. Он родился быть пиратом, авантюристом, главарем. Он был наделен изяществом, и благородство сочеталось в нем с грубой мужской силой, и, вместе с тем, он был нежен. Он сумел внушить мне, что я — лучшая из женщин, которые у него были. Мне было приятно сознавать это, хотя у меня и были на этот счет некоторые сомнения. То же самое говорил мне и Бо, но для него я была всего лишь «девушкой с наследством», с которой можно неплохо порезвиться часок-другой.

В моей голове была порядочная путаница, но все мои чувства обострились. Я ожила — и больше всего на свете хотела жить.

Наступил третий день нашего пребывания здесь. Заговорщики начали проявлять беспокойство.

— Что их так задерживает? — подслушала я, как высказывался Даррелл. Не погода же? Ну, если бы случился шторм, упаси Господь, или что-нибудь подобное, тогда бы можно было понять… Но ведь на море почти штиль…

Погода была теплой, и в окна светило солнце. Я с тоской смотрела через них на зеленые лужайки и кусты. Дом был расположен в лощине, и только со второго и третьего этажей было видно море.

Хессенфилд, видя, что я с тоской гляжу на природу, подошел ко мне. Он положил мне на плечо руку, и у меня по спине пробежала дрожь.

— Что, хочешь на волю? — спросил он.

— Да. Застряли мы здесь, — ответила я.

— Ладно, — сказал он. — Собирайся, пойдем прогуляемся.

Я не смогла скрыть своей радости.

— Надеюсь, ты не попытаешься сбежать? В любом случае, шансов у тебя мало.

Я ничего не ответила. Он открыл дверь и пропустил меня. Мы вышли из дома. Я с жадностью вдохнула свежий воздух.

— Восхитительное место! — сказал Хессенфилд. — Так приятно вновь оказаться на природе!

Молча мы поднялись вверх по склону и теперь могли видеть море. Оно было тихим, как озеро, и над ним висела перламутровая дымка.

— Иногда мне думается, что корабль никогда не придет за нами, — тихо сказал он.

— И что вы тогда будете делать?

— У нас останется мало шансов уцелеть. С каждым днем нам грозить все большая опасность. — Он вдруг повернулся и пристально посмотрел на меня. И все же каждое утро я мысленно говорю: «Нет, не сегодня. Судьба, дай мне еще одну ночь побыть с моей любовью».

— Ты обманываешь меня, — сказал я. — Ты с таким же нетерпением ждешь корабля, как и другие-.

Хессенфилд отрицательно покачал головой и умолк. Мы вышли на тропку, которая вилась вдоль берегового обрыва. Впереди показался узкий овражек, и по нему можно было спуститься к морю.

— Можно мне подойти поближе к воде? — спросила я.

— Почему бы и лет? — согласился он. Он взял меня за руку, и мы сбежали вниз по склону. Я присела на корточки у воды и, опустив руку, стала водить ею.

— Как здесь тихо, — сказал он, — как спокойно… Карлотта, с того момента, как я встретил тебя, я только и думаю: ах, если бы обстоятельства были иными. Ты мне веришь?

— Да, — ответила я. — Случается так, что нас что-то сильно захватывает и мы считаем, что это важней всего, но жизнь меняется, и то, что раньше казалось таким важным, становится мелочью.

— Ты считаешь, что эта… наша встреча для тебя ничего не значит?

— Если ты меня убьешь, то она для меня ничего не будет значить, потому что я, буду мертвой.

Он резко взял меня за руку, будто вспомнив, что должен стеречь меня, и повел вверх по склону, к тропе.

Мы вышли наверх, и у меня перехватило дыхание: по тропинке навстречу нам ехали четыре всадника. Хессенфилд еще крепче сжал мою руку. Было поздно бежать и прятаться. Они увидели нас в тот же момент, когда мы увидели их.

«Это мой шанс, — подумала я. — Хессенфилд, ты допустил роковую ошибку Тебе не следовало уходить из дома вместе со мной».

Мы поменялись ролями: теперь его жизнь была в моих руках. Я торжествовала: всадники оказались воинами королевской армии. Должно быть, они напали на след заговорщиков, выкравших генерала Лангдона из Тауэра.

Хессенфилд прижался ко мне, будто напоминая о том, как мы связаны друг с другом. Времени для объяснений не было. Мне было достаточно крикнуть всадникам: «Они держат меня в плену, потому что я знаю, что они сделали». И я вновь обрела бы свободу.

Всадники приближались к нам.

— Добрый день! — приветствовали они нас.

— Добрый день! — отозвался Хессенфилд. Я тоже крикнула:

— Добрый день!

Всадники подъехали совсем близко и внимательно присмотрелись к нам. Они увидели провинциального джентльмена и женщину в костюме для верховой езды.

— Вы здесь живете? — спросил один из них. Хессенфилд махнул рукой в направлении дома.

— Тогда вы знаете округу?

— Думаю, что да, — ответил Хессенфилд, и я поразилась его спокойствию.

— Скажите, вы не видели незнакомых людей, которые ехали по этой дороге? — спросил тот же всадник.

— Незнакомых? Нет, никого не видел. А вы, госпожа?

Мне казалось, что я слишком медлю с ответом. В вышине прокричала чайка, будто посмеялась надо мной. У меня была возможность отомстить заговорщикам, им отсекли бы головы — всем Я как бы со стороны услышала свой голос:

— Я не видела никаких чужих людей.

— Боюсь, мы ничем вам не поможем — ни я, ни моя жена! — воскликнул Хессенфилд, и в его голосе послышалось радостное облегчение, которое могло его выдать. — Вы ищите какого-то определенного человека?

— Это не имеет значения, — ответил всадник. — Вы не могли бы сказать, далеко ли отсюда до Льюиса?

— Миль пять-шесть по этой дороге, — сказал Хессенфилд.

Они сняли шляпы и раскланялись. Момент-другой мы стояли, глядя им вслед, затем он повернулся ко мне. Он ничего не сказал, просто обнял меня и прижал к себе.

Я наглядно проявила истинные чувства, которые испытывала к нему. Я словно сбросила с себя тяжелую ношу, и мне больше не нужно было притворяться.

Этой ночью все было иначе: теперь мы и в самом деле были любовниками.

— Глупышка, ты понимаешь, что объявила себя нашей сообщницей? спросил он.

— Меня не касается ваш заговор.

— В том-то и суть. О, Карлотта, как я люблю тебя! Я продолжал бы любить тебя, даже если бы ты выдала нас. Но я не думаю, что буду когда-нибудь так же счастлив, как в тот момент, когда ты стояла перед нашими преследователями и говорила им слова, которые причислили тебя к заговорщикам.

— Я принадлежу только тебе.

— Карлотта, любовь моя! Еще несколько дней назад я совсем не знал тебя, а теперь ты со мной. Ты изменила мою жизнь.

— Ты забудешь меня!

— А ты меня?

— Не забуду, у меня хорошая память.

Он поцеловал меня, и мы предались любви с такой жадностью, будто у нас было предчувствие, что мы никогда больше не встретимся.

Уснуть мы не могли.

Мы лежали и разговаривали. Теперь между нами не было никаких барьеров. Еще несколько часов назад его жизнь полностью зависела от меня, и он мог убедиться, что я готова спасти его с риском для себя.

Хессенфилд объяснил мне, почему так необходимо доставить генерала во Францию.

— Мы хотим освободить страну от узурпаторов. На троне должен восседать Яков Стюарт, а вслед за ним — его сын. Вильгельм не имеет права на трон, и Анна не может быть его наследницей, пока живы Яков и его сын.

— Неужели все это так важно? — спросила я. — Вильгельм — хороший король, как отзывается о нем народ. Почему мы должны рисковать своими жизнями только затем, чтобы королевскую корону носил этот человек, а не другой?

Он засмеялся:

— Женский способ мышления!

— Ничуть не хуже мужского! — возразила я. — Вполне осмысленный способ мышления.

Хессенфилд потрепал меня за волосы, поцеловал. И поведал о том, что в Сен-Жермене воцарилось настроение разочарования и паники, когда там стало известно, что мятеж не удался, а генерала Лангдона заключили в Тауэр.

— Мы тщательно готовили его побег. Вполне обычный побег: вино, контрабандой доставленное в тюрьму, пьяные охранники, украденные ключи и все такое. К несчастью, получилось так, что генерал был вынужден спускаться из окна по веревке. Она оказалась короткой, и он упал с большой высоты на землю. Вот откуда его увечья. Мы отвезли его по реке к тому месту, где нас ждали лошади. Так мы оказались в «Черном борове».