— Вы прекрасно обойдетесь без меня, — промолвила она.
Я не могла удержаться, чтобы не сказать:
— Поскольку ты посвятила себя почти исключительно майору Мерривэлу, а его больше с нами нет, смею заявить, мы действительно прекрасно обойдемся без тебя.
Аннабелинда самодовольно ухмыльнулась.
— Бедная Люсинда! — сказала она.
Я была рада ее отъезду. Она слишком живо напоминала мне о моем горьком унижении.
В конце октября мисс Каррутерс вышла замуж за доктора Эджертона. Церемония была скромной, а потом в Марчлэндзе устроили небольшой прием.
Мне доставило большое удовольствие видеть мисс Каррутерс такой счастливой. Ее кузина приехала на бракосочетание, и я сразу поняла, почему мисс Каррутерс не горела желанием жить вместе с ней.
Но, несмотря на свой грозный вид, эта леди была весьма любезна и явно не огорчена замужеством родственницы. Таким образом, все оказались в высшей степени довольны.
Новоиспеченная миссис Эджертон помогала в госпитале во второй половине дня, точно так же, как в то время, когда занималась со мной.
— Как все удачно обернулось! — сказала мама. — Интересно, что произойдет с Андрэ?
— Мне бы не хотелось потерять и ее, — ответила я. — Она так хорошо справляется с Эдвардом. Ты думаешь о муже и для нее?
— Я часто думаю о людях, которые занимаются тем же, что она и мисс Каррутерс. Подумай, Андрэ заботится об Эдварде… как большинство нянек о детях, находящихся под их присмотром, и приходит время, когда им приходится столкнуться с фактом, что эти дети не их. Меня интересует, что она собирается делать после окончания войны.
Возможно, вернется в Бельгию?
— Андрэ очень хотела уехать оттуда, — сказала я.
— У нее ведь есть брат. Думаю, она ничего о нем не знает. Это должно очень ее огорчать.
— Она уверена, что он во французской армии.
— С ним могло случиться все, что угодно. Она странная девушка.
— Ты находишь?
— Она кажется такой… довольной.
— Разве это делает ее странной? Она была рада выбраться из Бельгии, ей не хотелось ехать к тетке, и она нежно полюбила Эдварда. Он такая прелесть! Я могу понять, почему она довольна.
— Но она должна тревожиться за брата.
— По-моему, она не была особенно близка ни с кем из своей семьи.
— Я спрашиваю себя, что с ней будет?
— Кто знает, что может произойти с любым человеком?
Мама внимательно посмотрела на меня. Я думаю, что она подозревала о моих чувствах к Мар кусу. Я начала сознавать, что вела себя достаточно наивно. Вероятно, я выдала их.
Шли дни, один очень мало отличался от другого. Теперь без занятий с мисс Каррутерс я проводила в госпитале больше времени. Я много гуляла в лесу и пребывала в глубоком унынии.
Наступил декабрь. Как и предсказывал мой отец, Ллойд Джордж возглавил правительство. Маркус, несмотря на свое обещание, в Марчлэндз не приехал.
Мы отпраздновали в госпитале Рождество, а потом наступил новый, 1917 год. Война все еще шла, и ее конец был виден не больше, чем два года назад.
Дни тянулись медленно. Как я скучала по Маркусу! Думаю, его не хватало многим. Он принес в госпиталь радостное оживление. Конечно, Маркус был прав. Он говорил то, что людям хотелось услышать, и делал их веселыми и счастливыми, ведь они не понимали, что за его словами ничего не стоит. Он почти все обращал в шутку, и это делало жизнь приятной.
Я все время думала о Маркусе Мерривэле в эти долгие и безотрадные зимние дни.
Новости доходили до нас по большей части мрачные. Слабый луч надежды забрезжил в апреле, когда Америка объявила Германии войну. Вскоре на континент должны были прибыть американские войска и начать сражаться вместе с нами.
Все говорили, что враг скоро будет разбит.
В конце апреля пришло известие, сначала испугавшее, а потом обрадовавшее меня. Ко мне в комнату вошла страшно взволнованная мама.
— Как ты думаешь, о чем сообщил Джеральд?
Сюда направляется Роберт. Его ранили в ногу.
Джеральд сказал, что он около двух недель находится в лондонском госпитале. Теперь его состояние позволяет ему поехать долечиваться к нам.
Джеральд считает, что общение с нами пойдет ему на пользу.
— О… это замечательно!
Мама улыбнулась:
— Да. Ты получишь удовольствие от его пребывания здесь. Вы ведь с ним очень близкие друзья, правда? Джеральд сказал, что Роберт не может дождаться, когда, наконец, попадет сюда. Он приезжает завтра.
Мама смотрела на меня с тем пониманием, к которому я привыкла за долгие годы. Она догадалась о моих чувствах к Маркусу, ведь я была настолько простодушной, что выдала их, и ее очень радовало, что мой близкий друг Роберт будет здесь и подбодрит меня.
На следующее утро я встала рано. Мы уже обсудили с матушкой, куда поместим Роберта.
— В одну из палат с четырьмя кроватями, — сказала мама. — Мы должны сделать для него все, что только возможно.
— Как будто мы не делаем этого для каждого!
— Да, но Роберт — это особый случай.
Он появился вскоре после полудня. Увидев его, стоящего на костылях, я почувствовала глубочайшее волнение. Его широкая улыбка осталась прежней, но он похудел, и это подчеркивало то, что Аннабелинда называла несуразностью его облика.
Он стал бледнее и почему-то выглядел беззащитным.
Я подбежала и обняла его.
— Я так рада видеть тебя, Роберт! — сказала я.
— А я тебя!
— Мы так рады твоему приезду!
— Твой дядя сказал мне, что вы обрадуетесь.
— И он был прав.
Из дома вышла мама и поцеловала Роберта.
— Мы в восторге от твоего приезда! — сказала она.
— Можете представить себе мои чувства. Вы обе замечательно выглядите.
— Это потому, что теперь ты в нашей власти.
Мы собираемся обеспечить тебе особый уход, правда, Люсинда?
— Да, — ответила я.
Я почувствовала, что уныние покидает меня.
Особенно радовало то, что ранение Роберта не было тяжелым. Он выходил в парк и не зависел от медицинских сестер. Мы обнаружили, что раненые, которые могли обходиться без посторонней помощи, выздоравливали быстрее других.
Роберт, разумеется, хорошо знал Марчлэндз и говорил, что для него пребывание здесь подобно возвращению домой.
Я повеселела. Присутствие Роберта все изменило. Как замечательно, что рядом находился такой прямодушный человек, как он, человек, которого я понимала, и не сомневалась, что его мысли и слова совпадают.
Я видела, что мама в полном восторге. Ей также не удавалось скрыть свои чувства от меня, как мне от нее. Так что приезд Роберта имел огромное значение для нас обеих.
Днем Роберт обычно сидел в парке. Стояли чудесные весенние дни, теплые и длинные, когда только легкий порыв холодного ветра напоминал, что лето еще не наступило.
Мы часто сидели в парке вместе, но не под явором. Мне не хотелось быть там с Робертом, ведь я все еще слишком хорошо помнила свои недавние разговоры под этим деревом с Маркусом. Я сказала, что предпочитаю скамейку под дубом с другой стороны лужайки.
Мы с Робертом много говорили о прошлом, вспоминая случаи, которые, как мне казалось, я уже забыла, смеялись, давая волю чувству радостного удовлетворения тем, что он в безопасности дома и мы можем быть вместе, как встарь.
Теперь я ждала каждый новый день. Я обнаружила, что Маркус больше не занимает мои мысли.
Только иногда меня охватывали воспоминания, принося боль разочарования, унижения и тоску.
Меня тревожило, что полное выздоровление Роберта могло скорее всего повлечь за собой его возвращение на фронт. Но я научилась жить сегодняшним днем, что было нелегко, но, как я поняла, разумно. Во время войны возникает чувство фатальности. По поведению Роберта я догадывалась, что ему знакомо искусство жить настоящим, а беседуя с ним о полях сражения Франции и Бельгии, я убедилась в этом.
Итак… мне было хорошо в эти дни с Робертом.
Он немного изменился. То, что ему довелось пережить, изменило бы любого. Он стал серьезнее, в нем появилась некая настойчивость непривычное слово для характеристики Роберта. Я имею в виду, что почувствовала в нем твердую решимость наслаждаться моментом.