ВИДЕОДРОМ
ПОХИЩЕНИЕ ПЕРСОНЫ
В 1968 году в Италии вышла на экраны криминальная лента «Похищение персоны» Джан-франко Мингоцци, не имеющая никакого отношения к фантастике. Но ее название отсылает нас к одному из ключевых мотивов фантастической литературы и кино — заимствованию, подмене или же насильственному присвоению чужого лица.
У знаменитого японского писателя Кобо Абэ есть роман «Чужое лицо», экранизированный в 1966 году режиссером Хироси Тэсигахарой. И довольно забавно, что этот фильм описывается американскими критиками как «выдающаяся гипербола на тему Франкенштейна». Однако при сопоставлении «Чужого лица», например, с «Женщиной в песках» (они, в общем-то, сходны по манере) выясняется любопытная закономерность. «Чужое лицо», наполненное приметами урбанистической, цивилизованной жизни середины 60-х годов (пусть и в достаточно условной форме), неизбежно представляется устаревшим, вышедшим из моды. Зато фантастические сцены в приемной врача, где герои будто окружены стеклянными стенами, в которых ничего не отражается, а собственные лицо и сущность становятся неидентифицируемыми, производят столь же сильное впечатление, что и эпизоды надвигающихся зыбучих песков в более прославленной ленте Хироси Тэсигахары. Жертва неудачных химических опытов неотвратимо теряет самого себя, выбрав чужую маску вместо своего обезображенного лица.
В этом плане было бы куда интереснее сравнить «Чужое лицо» с «Человеком тьмы» (1990) Сэма Рэйми. Философско-фантастическая подоплека сюжета об ученом Пейтоне Уэслейке (беспощадные гангстеры вынудили его стать Человеком Тьмы, и он должен принимать чужой облик, чтобы отомстить) придает картине Рэйми некое культурологическое реноме, перекликаясь с произведениями литературы и кино, ставшими классикой фантастики. Хотя самого режиссера, который был известен как создатель двух серий фильма ужасов «Зловещие мертвецы» (гораздо позже он сделает две части «Человека-Паука» — тоже ведь о модифицированном герое!), больше занимает развлекательно-приключенческая, зрелищная стихия действия.
Возвращаясь опять в 60-е годы, надо непременно отметить итало-французскую ленту «Три шага в бреду»/«Необыкновенные истории», созданную по трем рассказам Эдгара Аллана По, одного из родоначальников мистической литературы. Особый интерес представляет вторая новелла «Вильям Вильсон», снятая французским режиссером Луи Маллем и показывающая двойственность сознания, что мечется между вымыслом и реальностью и пытается избавиться от химер, им же самим порожденных. В сюжете о двойнике, преследующем главного героя, Малль воспроизводит давнюю культурную традицию, генеалогию темы раздвоенности человеческого существования, изначально поделенного на добрые и злые стороны. Точен выбор Алена Делона на роли двойников: Луи Малль словно почувствовал внутреннюю амбивалентность облика и характера самого актера, который вынужден играть в жизни и искусстве красивого, преуспевающего «баловня судьбы», но скрывать от посторонних свою мятущуюся душу.
Наконец, есть важный смысл и в том, что итальянец Бернардо Бертолуччи поставил свою третью ленту по мотивам повести «Двойник» Федора Достоевского именно в 1968 году, когда социальные потрясения, предсказанные режиссером еще за четыре года до этого в картине «Перед революцией», принесли только боль, разочарование, отчаяние. Мучительное раздвоение сознания, разорванность бытия, ощущаемые подспудно в ситуации «перед революцией», приобретают угрожающий, губительный для индивида характер. Взвинченный, экспрессивный, «безумный» стиль этого фильма соответствует эпохе разброда и шатаний, смятения личности, которая не тождественна сама себе, расколота на две половинки, причем двойник выступает в качестве партнера, точнее — соучастника, а еще вульгарнее — подельника. Он не просто представляет злую и враждебную сущность, некоего «мистера Хайда», проявляющегося в результате научных экспериментов в «докторе Джекиле» — вот еще один популярный мотив в кино. Этот персонаж находится в негласном сговоре со своим «положительным» визави, молодым буржуа Якобом, выполняет за него скверные деяния, всю грязную работу, давая возможность остаться непричастным и лишь предаваться рефлексии по поводу грубой действительности, которая не оправдывает ожиданий.
Весьма любопытно, что новый всплеск интереса к социально-философской теме «похищения персоны» возник в кинематографе на стыке тысячелетий. Хотя это связано и с тем, что стремительное развитие компьютерных технологий привело к реальной возможности осуществления прежде казавшихся фантастическими замыслов великих писателей XIX века — от Гоголя («Портрет») до Оскара Уайлда («Портрет Дориана Грея») — о трансформации и полной замене человеческого лица. Закономерно, что кинематографисты опять обратились к уэллсовской идее превращения человека в невидимку, попутно скрестив этот мотив со стивенсоновской историей материализации раздвоенного сознания.
В «Hollow Man» (перевод «Полый человек» все-таки точнее, нежели принятое «Невидимка») Пола Верхувена, снятом аккурат к 2000 году, амбициозный ученый Себастьян Кейн (в исполнении Кевина Бэкона, который благодаря своему двойственному имиджу способен запросто играть и положительных, и отрицательных персонажей) теряет контроль над вырвавшимися наружу потаенными желаниями. Словно становится одновременно и доктором Франкенштейном, и созданным им Монстром. Однако заявленный вуайеристский план повествования, как бы изначально присущий кинематографу, брошен постановщиком на полпути. И вообще «Полый человек», оказавшись своеобразным кладбищем нереализованных возможностей, превращается в довольно пустенький фантастический боевик по-голливудски, в котором самое интересное — это виртуозные спецэффекты, демонстрирующие перетекание видимого в невидимое и обратно: творцы экранных фантазий в очередной раз превзошли сами себя. Лента напоминает собственного заглавного персонажа, придумавшего особую полую маску для неразличаемого лица, чтобы можно было, надев черные очки и плащ, разгуливать по городу. Если разобраться, внутри этот hollow man — как типичный образчик made in Hollywood, на самом деле полый. А напоследок вдруг понимаешь, что самым обидным промахом для талантливого и знаменитого постановщика, награжденного почетным «Золотым Леопардом» на МКФ в Локарно-2000 за вклад в развитие киноискусства, стало не использование в фильме «субъективной камеры», когда героя-невидимку следовало бы полностью подменить активно движущейся кинокамерой.
В «Симоне» (2002) Эндрю Никкола, который еще будучи сценаристом ленты «Шоу Трумена» (1998) Питера Уира язвительно и хлестко высказался в по поводу перспектив создания выдаваемой за настоящую иллюзорной реальности, идея сотворения из компьютерной девушки-модели голливудской кинозвезды подавалась, несомненно, в сатирическом ключе. И, между прочим, во время съемок этой картины канадская фотомодель Рейчел Робертс должна была, согласно контракту, скрывать ото всех свое подлинное имя и выступать под псевдонимом Анна Грин (Green — в честь термина green screen, обозначающего кинематографический метод запе-чатления того, что фактически отсутствует в кадре). Никкол в большей степени пародировал систему создания киномифов на «фабрике грез», нежели подвергал сомнению сам принцип компьютерно-генерированного изображения, уже применявшийся в целом ряде фильмов.
Кажется, впервые и особенно эффектно это было сделано в «Форресте Гампе» (1994) Роберта Земекиса, который поместил выдуманного персонажа в реальную кинохронику и даже заставил его на экране пожать руку президенту Джону Кеннеди. Спустя ровно 10 лет тот же Земекис снял «Полярный экспресс», где применил новую технику ради полной подмены живого действия тем, что нарисовано с помощью компьютера. И от этого испытываешь немалое разочарование — словно смотришь кино с высокотехнологичными куклами или клонами. Хотя ко всему «полярному антуражу», включая в первую очередь кинематографически выразительный поезд, и к порой сумасшедшим панорамам камеры, совершенно невозможным в обычных фильмах, вряд ли могут быть какие-то претензии. Но вот героев-то нет, за исключением лишь кондуктора да пары-тройки других взрослых персонажей вроде таинственного бродяги на крыше состава и толстого машиниста. Дети (так уж повелось в американской анимации) на редкость противны чисто внешне, ведут себя как аутисты, движутся довольно неестественно, мимика их однообразна. Чуть поживее и интереснее по характеру только афроамериканская девочка, ставшая подружкой главного героя — мальчика, уже не верящего в Санта-Клауса, но все равно отправившегося к Северному полюсу на «Полярном экспрессе».