Упырь взвыл и рванул вперед. Зубы клацнули у самого моего лица, но тяжелый меч ведуна уже опустился.

— Собирайся. — Славомир перешагнул через разрубленное пополам тело к двери.

Я подхватил ножны и выскочил из комнаты.

Подойдя к тлевшему очагу, Славомир нащупал обугленное полено, раздул огонь и запустил пылающий факел в угол комнаты.

— Подожди. А хозяйка? — напомнил я.

Яростное шипение донеслось от стены. Там сгорбившись сидела огромная черная кошка. Ненавистью пламенели глаза, длинные когти со скрипом драли пол.

Мечи мы подняли одновременно, но бестия с пронзительным визгом метнулась в какой-то лаз и исчезла.

— Хозяйка! — Славомир выругался. — Ушла, проклятая! Теперь вся нечисть в округе будет знать о нашем появлении.

Стена дома уже занималась, комната наполнилась едким дымом. Кашляя, мы вывалились во двор.

— Лошади в сарае, — подсказал Славомир. — Упырю они больше не понадобятся.

Через пять минут мы скакали по темной дороге. Оглянувшись на поднимающееся за спиной зарево, я спросил:

— Зачем ты сжег дом?

— Огонь все расчистит, — отозвался ведун. — Кто знает, кого еще пригрел у себя этот мерзавец.

— Смелый человек, — лицемерно вздохнул я.

Славомир хмыкнул, но промолчал.

— Распознал я их сразу, — ответил на мой вопрос ведун.

— Как тебе это удается?

— Не знаю, — пожал плечами Славомир, — чувствую, и все. Было совершенно ясно, что упырь нападет. Но что-то в его поведении меня настораживало. Словно он знал про меня. Или узнал. И я решил его спровоцировать — сделал вид, что ушел, а сам залег в кустах напротив окна в комнату он мог попасть только оттуда. Как видишь, я все рассчитал правильно.

— А о чем ты хотел с ним поговорить?

— О Каргоне. Уверен, что он знал о ней. Были случаи, когда нежить рассказывала кое о чем важном. Этот не стал.

— А если бы он ответил на твои вопросы? Тогда ты отпустил бы его?

— Нет, — холодно ответил ведун.

Лошаденки нам достались никчемные. Дрова на таких возить, а не верхом ездить. Через несколько часов они совершенно выдохлись и едва плелись ленивым шагом. Пришлось сделать привал.

Яркий солнечный свет золотил кроны деревьев, желтые листья плавно совершали свой последний полет. Легкая нить паутинки серебристо отливала в воздухе. Было тихо, спокойно. И снова нереальной, невозможной казалась всяческая нежить, ведьмы, короли-покойники… Не хотелось думать ни о чем подобном.

— Откуда ты родом? — как бы случайно поинтересовался Славомир.

Знаю я его случайные вопросы! Очередной допрос с пристрастием. А отвечать придется.

— Издалека. Земли моего народа лежат на востоке, — осторожно подбирая слова, ответил я.

— На востоке, — раздумчиво повторил ведун. — Ты знаешь, что такое карта?

Я перевернулся на живот, подпер голову ладонями и с интересом уставился на Славомира. Интересно, подойдет когда-нибудь конец его сюрпризам?

Ведун расшнуровал свою сумку и осторожно извлек из нее лист пергамента, тщательно завернутый в беличью шкурку. Развернул, протянул мне.

Сказать, что я был ошарашен, — значит, ничего не сказать. На карте значились обе Америки, Африка, Австралия и Антарктида впридачу. Не очень точно изображены, не без ошибок, но ведь нанесены же! Убил меня Славомир, убил, зарезал и закопал.

— Сумеешь показать родные места? — поинтересовался ведун.

Я пристально посмотрел ему в глаза и ткнул пальцем в самый центр Сибири. На карте значилось там, кстати, сплошное белое пятно, хотя Уральский хребет наличествовал, равно как и Байкал.

Славомир удивленно посмотрел на меня, улегся рядом, аккуратно расправил карту.

— Так далеко… — недоверчиво протянул он. — И что там? Кроме смутных легенд, похожих на выдумку, мы ничего не знаем об этих землях.

Что там? Я вспомнил красавицу Обь, алтайские ленточные боры. Тишина в них стоит храмовая, добрая тишина.

— То же, что и везде. Леса, реки, люди живут. Страны плешивцев там нет, государства псоглавых людей тоже. И подземное страшилище индрик-зверь не водится.

Я сорвал травинку и прочертил по карте русло Оби, прихотливый изгиб Иртыша, наметил Алтайские горы.

— Примерно так.

Славомир озадаченно посмотрел на меня, спрятал карту.

— А где твоя родина? — прекращать разговор я не собирался.

— Ее здесь нет.

— То есть как нет? — от неожиданности я сел.

— Просто нет, — голос ведуна был печален. — Моя родина исчезла с лица Земли за одну страшную ночь. Это было очень давно. Мы — последние осколки некогда великого и могучего народа, которому не дано возродиться вновь. Осталось исполнить долг — устранить последствия сделанных когда-то ошибок и сохранить Знание.

— Зачем? Ведь, похоже, вы этим Знанием ни с кем не делитесь?

— Это трудный вопрос… Видишь ли, мы были да и остаемся другими, чем сегодняшние люди. Мой народ пришел на Землю задолго до остального человечества. Я рассказывал тебе о Разных. Мы гораздо ближе к ним, чем люди. То, что вы называете чудом, волшебством, для нас остается обыденностью, повседневной жизнью. Мои предки достигли многого, но не смогли спасти свою родину от гибели, а народ — от вымирания. Наверное, они шли не тем путем. У людей другая дорога — логика, трезвый подход к окружающему миру. Они должны пройти этим путем сами. И Знание должны добыть сами. Ведь Знание — это не жвачка, которую вкладывают в рот беззубого младенца. Оно может согреть, может обжечь, а может и испепелить. Когда-нибудь потом, через много лет, человечество вырастет, повзрослеет. Тогда люди и получат то, чем владеем мы. Мудрые передадут Знание своим ученикам, те — своим. И я верю, что эта нить никогда не прервется. Наступит день… Но сейчас еще слишком рано…

И снова уходила назад пыльная дорога. Мы давно уже выбрались на тракт, но оживленнее вокруг не стало. Хозяева редких повозок, которые мы обгоняли, провожали нас угрюмыми взглядами, ближе придвигая к себе дубинки, лежащие рядом. Кони плелись так же лениво, а Славомир и не пытался ускорить их бег.

— Я не хочу въезжать в Эсгард сегодня, — пояснил он, заметив мое недоумение. — Недалеко от городской стены есть небольшой трактир, где постоянно ночуют опоздавшие к закрытию крепостных ворот. Остановимся там, послушаем разговоры. Авось и узнаем что-нибудь любопытное.

— Тогда, может быть, отъедем в лес и поспим, — предложил я. — А то с тобой, похоже, ни одной ночи спокойно не проведешь.

— Это верно, — рассмеялся ведун. — Но я же не виноват в том, что темнота — союзник нежити.

Трактир оказался совсем маленьким. Традиционный очаг с ярко пылающим пламенем, несколько грубо сколоченных столов, скамейки да куча соломы в углу. Видимо, на ней и коротали ночь припозднившиеся странники. Да и то сказать, одинокому путнику и такой ночлег в радость, а отрядам, сопровождающим крупные обозы, привычнее и надежнее не удаляться от своих повозок.

Толстые свечи давали больше копоти, чем света, и углы комнаты тонули во мраке. Компания в трактире собралась немногочисленная: здоровенный парень, судя по виду, не то приказчик, не то подручный купца средней руки, вертлявый старикашка из числа вечных скитальцев, не имеющих ни кола ни двора, да за дальним столом устроились трое дюжих молодцов. Те сидели молча, к глиняным кружкам с пивом почти не притрагивались.

Разбитной хромоногий хозяин был приятно удивлен нашим появлением.

Похоже, заведение его не слишком процветало — высокая городская стена чернела совсем близко, и мало кто заходил в трактир — спешили под надежную защиту солдат барона.

— Благородный рыцарь! Ей-богу, благородный рыцарь! — приговаривал трактирщик, с невероятной быстротой приплясывая вокруг нас. — Да не один, а с оруженосцем! Проходите, грейтесь у огня! Найдется и кусок горячего мяса, а пиво свежее, ей-богу, совсем свежее! Ночь впереди длинная, быть может, порадуете простых людей, верных слуг барона Гуго Отважного, рассказами о рыцарской доблести?

— Там видно будет, — неопределенно пообещал я и шагнул за Славомиром, облюбовавшим стол, стоящий в самом темном углу.