– Господи, да он на самом деле потерял рассудок.
– Разве? Я вернул жизнь и смерть в руки людей. Простого человека слишком долго бичевали и вели такие одержимые, как мы… необузданные, неукротимые люди… люди-тигры. Они все время подхлестывали мир. Мы все тигры, все трое. Но кто мы такие? Какое право мы имеем решать за всех? Пусть мир сам выбирает между жизнью и смертью. Почему мы навьючены такой ответственностью?
– Мы не навьючены, - тихо пробормотал Йанг-Йовил. - Мы одержимы. Мы вынуждены принять ответственность, которой страшится средний человек.
– Так пускай перестанет страшиться, увиливать! Пускай прекратит перекладывать свой долг и свою вину на плечи первого попавшегося выродка, который поспешит принять их на себя. Или нам суждено вечно быть козлами отпущения?
– Будь и ты проклят! - бушевал Дагенхем. - Неужели до тебя не доходит, что людям доверять нельзя?! Они сами не знают, чего им надо!
– Так пусть узнают или сдохнут! Мы все в одной упряжке. Будем жить вместе или вместе умрем.
– Хочешь сдохнуть из-за их невежества?! Тебе придется найти способ собрать все кусочки ПирЕ, не взлетев на воздух.
– Нет. Я в них верю. Я сам был одним из них до того, как стал тигром. И каждый может стать необыкновенным, если его встряхнуть, как меня, если его пробудить.
Фойл неожиданно вырвался и джантировал в бронзовую голову Эроса, пятьюдесятью футами выше Пикадилли, откуда яростно завопил: - Слушайте меня! Слушайте все! Буду проповедь читать, я!
Ему ответил снизу дружный рев.
– Вы свиньи, вы. Вы гниете, как свиньи, и все. В вас есть многое, вы же довольствуетесь крохами. Слышите меня, вы? У вас есть миллионы, а вы расходуете гроши. В вас есть гений, а мыслей что у чокнутого. В вас есть сердце, а вы чувствуете лишь пустоту… Вы все. Каждый и всякий.
Его осыпали насмешками. Над ним глумились. Он продолжал со страстной, истеричной яростью одержимого.
– Нужна война, чтоб вы раскошелились. Неужели нужен хлыст, чтобы вы соображали. Нужен вызов, чтобы пробудить гений… Остальное время вы пускаете слюни.
Лентяи! Свиньи, вы все! Ну, хорошо, вызываю вас, я! Сдохните или живите в величии. Сдохните, сволочи! Будьте вы прокляты, или придите ко мне, Гулли Фойлу, и я сделаю вас великими. Я помогу вам встать на ноги. Сделаю вас людьми!
* * *
НАСТОЯЩЕЕ: Ригель в Орионе, иссине-белый, пятьсот сорок световых лет от Земли, в десять тысяч раз ярче Солнца, котел чудовищной энергии, окруженный тридцатью семью громадными планетами… Фойл завис в космосе, замерзая и задыхаясь, лицом к лицу с судьбой, в которую верил, но которая оставалась непостижима. Завис в космосе на ослепительный миг, такой же беспомощный, такой же ошеломленный и такой же неизбежный, как та первая рыба, выползшая из моря с выпученными глазами посмотреть на доисторический берег у истоков жизни.
Он джантировал, обращая пара-Настоящее в…
НАСТОЯЩЕЕ: Вега в Лире, звезда типа А0 в двадцати шести световых годах от Земли, беспланетная, окруженная роем сверкающих комет, прочерчивающих огненные хвосты на небесном своде…
И вновь он обратил настоящее в НАСТОЯЩЕЕ: Канопус, желтый, как Солнце, гигантский, грозовой в безмолвных просторах космоса, свидетель появления некого создания, создания, у которого когда-то были жабры. Создание зависло, выпучив глаза на берег вселенной, ближе к смерти, чем к жизни, ближе к будущему, чем к прошлому, в десяти лигах за краем света. Создание пораженно глядело…
НАСТОЯЩЕЕ: Альдебаран в Тельце, одна из пары чудовищных красных звезд, чьи шестнадцать планет неслись по эллиптическим орбитам вокруг взаимновращающихся родителей… Он мчался через пространство-время с растущей уверенностью…
НАСТОЯЩЕЕ: Антарес, красный гигант, спаренный подобно Альдебарану, двести пятьдесят световых лет от Земли, двести пятьдесят планетоидов с размером Меркурия, с климатом Эдема…
И наконец…
НАСТОЯЩЕЕ: Он находился на борту «Номада».
* * *
Мойра нашла его в инструментальном шкафу «Номада», свернувшимся в зародышевый комочек, с горящими священным откровением глазами. Фойл спал и размышлял, переваривая свое величие. Он очнулся от мечтаний и выплыл из шкафа, обжигая Мойру слепыми очами, минуя пораженную девушку, которая отступила назад и упала на колени. Фойл бродил по пустынным проходам и, наконец, вернулся в утробу шкафа. Там он свернулся снова и был утерян.
Она коснулась его. Он не шевельнулся. Она произнесла имя, выжженное на его лбу. Он не ответил. Она повернулась и кинулась вовнутрь астероида, в святая святых, где правил Джоэеф.
– Мой муж вернулся к нам, - выпалила Мойра.
– Твой муж?
– Человек-бог, который нас уничтожил.
Лицо Джозефа потемнело от гнева.
– Где он?!
– Ты не тронешь его?
– Долги нужно платить. Покажи мне его. Джозеф прошел за ней к шкафчику на борт «Номада» и посмотрел пристально на Фойла. Ярость на его лице сменилась изумлением. Он коснулся Фойла и обратился к нему. Ответа не последовало.
– Ты не можешь его наказать, - сказала Мойра. - Он умирает.
– Нет, - тихо промолвил Джозеф. - Он не умирает. Он грезит. Я, жрец, знаю эти грезы. Придет время, и он очнется, и откроет нам, своему народу, все свои помыслы.
– И тогда ты покараешь его?
– Он уже покарал сам себя, - задумчиво произнес Джозеф.
Джозеф устроился рядом со шкафчиком, готовый ожидать пробуждения. Мойра побежала по изогнутым коридорам и вернулась с серебряным тазиком теплой воды и серебряным подносом с едой. Она обмыла Фойла нежно и опустила перед ним поднос как приношение. Потом она устроилась рядом с Джозефом… рядом со всем миром… Ждать пробуждения.
