Аббатиса познакомила их; выполнив эту формальность, она удалилась, так как обязанности настоятельницы призывали ее в церковь, и молодые женщины остались одни.

Послушница, видя, что миледи лежит в постели, хотела уйти вслед за аббатисой, но миледи удержала ее.

— Как, сударыня, — заговорила она, — едва я вас увидела, вы уже хотите лишить меня вашего общества? Признаюсь вам, я немного рассчитываю на него, пока мне придется жить здесь.

— Нет, сударыня, — ответила послушница, — я просто испугалась, что не вовремя пришла: вы спали, вы утомлены…

— Ну так что ж? — возразила Анна. — Чего могут желать те, кто спит? Хорошего пробуждения! Вы мне его доставили, так позвольте мне вполне им насладиться.

И, взяв молодую женщину за руку, миледи притянула ее к стоящему возле кровати креслу. Послушница села.

— Боже мой, как мне не везет! — сказала она. — Я столько времени живу здесь, не имея никаких развлечений. Теперь вы приехали, ваше общество сулит мне много приятных минут, и вот, по всей вероятности, в самом скором времени я покину монастырь!

— Как! — удивилась миледи. — Вы скоро выходите из монастыря?

— По крайней мере, я на это надеюсь! — ответила послушница с радостью, которую ничуть не пыталась скрыть.

— Я кое-что слышала о том, что вы много выстрадали от кардинала. Если это так, то вот еще одна причина для нашей взаимной симпатии.

— Значит, мать-настоятельница сказала правду: вы так же, как и я, жертва этого злого пастыря?

— Тише! — остановила миледи молодую женщину. — Даже здесь не будем так говорить о нем. Все мои несчастья проистекают от того, что я выразилась примерно так, как вы сейчас, при женщине, которую я считала своим другом и которая предала меня. И вы тоже жертва предательства?

— Нет, — ответила послушница, — я жертва моей преданности, преданности женщине, которую я любила, за которую я отдала бы жизнь и готова отдать ее и впредь!

— И которая покинула вас в беде? Так ведь всегда бывает!

— Я была настолько несправедлива, что думала так, но два-три дня назад я убедилась в противном и благодарю за это создателя: мне тяжело было бы думать, что она меня забыла… Но вы, сударыня… вы, кажется, свободны, и, если бы захотели бежать, это зависит только от вашего желания.

— А куда я пойду, не имея друзей, не имея денег, в не знакомых мне краях, в которых я прежде никогда не бывала?

— Ах, что касается друзей, они будут у вас везде, где бы вы ни были! — воскликнула послушница. — Вы кажетесь такой доброй, и вы такая красавица!

— Что не мешает мне быть одинокой и преследуемой! — горько усмехнулась Анна.

— Верьте мне, — заговорила послушница, — надо надеяться на провидение. Всегда наступает такая минута, когда однажды сделанное нами добро становится нашим ходатаем перед Богом. И, быть может, как я ни бессильна, как ни ничтожна, — это ваше счастье, что вы меня встретили. Если я выйду отсюда, у меня найдутся влиятельные друзья, которые, выступив на мою защиту, смогут потом выступить и на вашу.

— Если я сказала, что одинока, это не означает, что у меня нет знакомых, занимающих высокое положение, — продолжала миледи в надежде, что, говоря о себе, она вызовет послушницу на откровенность. — Но эти знакомые сами трепещут перед кардиналом, сама королева не осмеливается никого поддержать против грозного министра. У меня есть доказательства того, что ее величество, несмотря на доброе сердце, не раз бывала вынуждена отдавать в жертву гнева его высокопреосвященства тех, кто оказывал ей услуги.

— Поверьте мне, сударыня, королева может сделать вид, что она от них отступилась, но нельзя судить по внешнему впечатлению: чем больше они подвергаются гонениям, тем больше королева о них думает, и часто в ту минуту, когда они меньше всего этого ожидают, они убеждаются в том, что не забыты ее милостивым вниманием.

— Увы! — вздохнула миледи. — Я верю этому — ведь королева так добра.

— Ах, значит, вы знаете нашу прекрасную королеву, такую великодушную, если вы о ней так отзываетесь! — восторженно произнесла послушница.

— Конечно, я не имею чести быть лично знакомой с ней, — ответила Анна, спохватившись, что может ненароком выдать свое прошлое, — но я знакома со многими из ее ближайших друзей: я знаю господина де Пютанжа, знала в Англии господина Дюжара, знакома с господином де Тревилем…

— С господином де Тревилем! — вскричала послушница. — Вы знакомы с господином де Тревилем!

— Да, как же, и хорошо знакома.

— С капитаном королевских мушкетеров?

— Да, с капитаном королевских мушкетеров.

— В таком случае вы увидите, что скоро, очень скоро мы с вами станем близкими знакомыми, почти друзьями! Если вы знакомы с господином де Тревилем, вы, вероятно, бывали у него в доме?

— Да, часто, — подтвердила Анна. Вступив на этот путь и видя, что она лжет удачно, она решила держаться его до конца.

— Вы, вероятно, встречали у него кое-кого из мушкетеров?

— Всех, кого он обычно у себя принимает, — ответила миледи, уже по-настоящему заинтересованная этим разговором.

— Назовите мне кого-нибудь из тех, кого вы знаете, и вы увидите — они окажутся моими друзьями.

— Ну, например, — задумчиво начала миледи, — я знаю господина де Сувиньи, господина де Куртиврона, господина де Ферюссака…

Послушница выслушала миледи не перебивая, потом, видя, что собеседница умолкла, спросила:

— Не знаете ли вы кавалера по имени Атос?

Миледи побледнела, как полотно простыни, на которой она лежала, и, как ни велико было ее умение владеть собой, она невольно вскрикнула, схватив собеседницу за руку и пожирая ее глазами.

— Что такое? Что с вами? — недоуменно спросила та. — Ах, Боже мой, не сказала ли я чего-нибудь такого, что оскорбило вас?

— Нет, но это имя поразило меня, ведь я тоже знала этого кавалера, и мне показалось странным встретить человека, который, по-видимому, хорошо знаком с ним.

— Да, хорошо, очень хорошо! И не только с ним, но и с его друзьями господином Портосом и господином Арамисом.

— В самом деле?! — воскликнула Анна, чувствуя, как ей становится дурно. В то же время она отчаянно пыталась сообразить, кто же находится перед ней.

— Ну, если вы их знаете, вам, конечно, известно, что они славные и смелые люди. Отчего вы не обратились к ним, если вам нужна помощь?

— Дело в том, — запинаясь, ответила миледи, — что ни с кем из них я не связана дружбой. Я их знаю только по рассказам их друга… — Анна несколько помолчала и решила проверить свою догадку, — господина д'Артаньяна.

— Вы знаете господина д'Артаньяна? — вскричала послушница, в свою очередь схватив миледи за руку и впиваясь в нее глазами. Заметив странное выражение во взгляде миледи, она спросила:

— Простите, сударыня, в каких вы с ним отношениях?

— Он… — смутилась миледи, — он мой друг.

— Вы меня обманываете, сударыня, — сказала послушница. — Вы были его любовницей!

— Это вы были любовницей д'Артаньяна! — воскликнула в ответ Анна.

— Я! — проговорила послушница.

— Да, вы. Теперь я вас знаю: вы госпожа Бонасье.

Молодая женщина удивленно и испуганно отшатнулась.

— Не отпирайтесь! Отвечайте мне! — продолжала миледи.

— Ну что ж! Да, сударыня! — сказала послушница. — Значит, мы соперницы?

Лицо миледи вспыхнуло таким свирепым огнем, что при всяких иных обстоятельствах госпожажа Бонасье со страха обратилась бы в бегство, но в эту минуту она была во власти ревности.

— Признайтесь же, сударыня, — заговорила она с такой настойчивостью, какую нельзя было предположить в ней, — вы его любовница? Или, может быть, вы были его любовницей прежде?

— О, нет! — воскликнула Анна голосом, не допускавшим сомнения в ее правдивости. — Никогда! Никогда!

— Я верю вам, — сказала г-жа Бонасье. — Но чего же тогда вы так вскрикнули?

— Как, вы не понимаете? — притворно удивилась миледи, постепенно приходя в себя и начиная игру.

— Как я могу понять? Я ничего не знаю.