Оливер снял очки, словно убирая барьеры, чтобы Хэссону легче было ответить.

Хэссон колебался, разрываясь между опасливой скрытностью и тягой облегчить душу перед незнакомцем, который, казалось, может стать ему ближе многих друзей.

— Предположим, что все это правда. Чем бы вы могли мне помочь?

Казалось, что Оливер чуть расслабился.

— Сначала необходимо понять, что вы и ваше тело — одно целое. Вы едины. Не существует такого физического повреждения, которое не отразилось бы на сознании, и такого умственного дефекта, который не отразился бы на теле Если оба не здоровы, то оба больны.

Хэссон почувствовал болезненное разочарование: он слышал похожие вещи от доктора Коулбрука и нескольких психоаналитиков, но никто из них, похоже, не понимал, что он утратил способность мыслить абстракциями, что слова, не имеющие абсолютно ясной и недвусмысленной связи с конкретной действительностью, стали для него совершенно бессмысленными.

— К чему все это? — спросил он. — Вы сказали, что можете помочь мне. Что вы можете сделать, чтобы мое сознание перестало воспринимать боль моей спины?

Оливер вздохнул и посмотрел на него смущенно-извиняющимися глазами.

— Извините, мистер Холдейн! Похоже, тут я дал маху. По-моему, я сказал, не то, что следовало.

— Значит, вы ничего не можете сделать?

— Я могу дать вам вот это.

Оливер снял с полки две коробки: одну маленькую, исписанную золотыми китайскими иероглифами по красному фону, другую большую и белую. Он поставил их на стеклянный прилавок.

«Так вот к чему все свелось, — подумал Хэссон, окончательно разочаровавшись. — Знаменитый травяной сбор доктора Добсона для омоложения селезенки».

— Что здесь?

— Корень женьшеня и обычные пивные дрожжи в порошке.

— Понятно. — Хэссон заколебался, сомневаясь, следует ли купить этот товар просто для того, чтобы компенсировать Оливеру время, которое тот на него затратил, потом покачал головой и направился к выходу. — Послушайте, может я в другой раз зайду. Меня ждут.

Он открыл дверь и поспешил выйти.

— Мистер Холдейн!

Оклик Оливера был настоятельным, но в нем опять не чувствовалось раздражения из-за потерянного покупателя Хэссон оглянулся:

— Да?

— Как сегодня ваши язвочки во рту?

— Болят! — ответил Хэссон и с изумлением понял, что Оливер намеренно и квалифицированно выбрал такие слова, которые были привязаны к объективной реальности, и сделал он это только по той причине, что Хэссону необходимо было их услышать. — А как вы узнали?

— Я, наверное, все же перейду к таинственности и непроницаемости, — горьковато улыбнулся ему Оливер — Похоже, они дают наилучшие результаты.

Хэссон закрыл глаза и снова вернулся к прилавку.

— Откуда вы узнали, что у меня язвочки во рту?

— Древний восточный секрет профессии, мистер Холдейн. Важно вот что: вам хотелось бы от них избавиться?

— Что я должен делать? — спросил Хэссон.

Оливер вручил ему коробки.

— Просто забудьте то, что я сказал об единстве ума и тела. Эти средства, особенно дрожжи, вылечат ваши язвочки за пару дней, а если вы и дальше будете принимать их, как предписано, то они больше никогда у вас не появятся. Это уже что-то, правда?

— Будет чем-то. Сколько я вам должен?

— Сначала попробуйте, убедитесь в том, что они действуют. Вы можете зайти заплатить за них в любое время.

— Спасибо. — Хэссон внимательно вгляделся во владельца магазинчика. — Мне бы правда хотелось узнать, как вы догадались про язвочки.

Оливер вздохнул с добродушной досадой.

— Врачи никак ничему не научатся. Даже сейчас, в наше время. Они затапливают организм пациентов антибиотиками широкого спектра действия и уничтожают кишечные бактерии, которые вырабатывают витамины группы В. А общим симптомом недостатка витаминов В являются болезни полости рта, вроде этих язвочек. И что же делают в больницах? Поверите ли, в некоторых до сих пор их мажут перманганатом калия! Конечно, это совершенно не помогает. Они выписывают людей в таком виде, словно те глотали румяные струи Иппокрены (у них весь рот фиолетовый), а больные еле могут жевать и почти не в состоянии переварить то, что проглотили. У них упадок сил. У них депрессия. Это еще один симптом нехватки витаминов группы В, знаете ли, а я уже снова начал говорить такое, из-за чего вы с самого начала чуть не ушли.

— Нет, мне интересно.

Хэссон еще немного поговорил с Оливером о взаимосвязи между питанием и здоровьем. На него произвела глубокое впечатление и почему-то показалась успокаивающей рьяная увлеченность его собеседника, но потом он вспомнил о том, что в баре его ждет Эл Уэрри. Хэссон положил свои новые приобретения в пакет поверх телевизионных кассет и ушел из магазина, пообещав Оливеру вернуться в начале следующей недели. В баре он нашел Уэрри в угловом отделении с двумя полными кружками пива и несколькими пустыми.

— Мне нравится пить в начале дня, — сказал Уэрри. — Действует в четыре раза лучше.

Голос его звучал немного невнятно, и до Хэссона дошло, что тот в одиночку опустошил эти полулитровые кружки за удивительно короткое время.

— Так можно сэкономить деньги.

Хэссон пригубил пододвинутую ему Уэрри кружку. Легкий светлый «лагер» он не воспринимал как пиво, но ему была приятна его освежающая и пощипывающая прохлада. Хэссон поглядывал на Уэрри поверх кружки и гадал, о чем тот хотел с ним поговорить. Он надеялся, что с его стороны не потребуется каких-то особых ответов. Ему казалось, что каждый разговор с момента его приезда в Триплтри все усиливает и усиливает стресс, и такое не могло продолжаться бесконечно, вернее, долго.

Уэрри сделал большой глоток и подался вперед с очень серьезным выражением лица.

— Роб, — проговорил он, и в голосе его слышалась искренность, — я по-настоящему тебе завидую.

— Моему несметному богатству или неотразимой внешности? — парировал удивленный Хэссон.

— Я не шучу, Роб. Я завидую тебе потому, что ты — человек.

Хэссон криво улыбнулся:

— А вы — нет?

— Вот именно! — Уэрри говорил с полной убежденностью, как проповедник, старающийся обратить неверующего. — Я не человек.

Озадаченный Хэссон с беспокойством почувствовал, что его тет-а-тет с Уэрри пройдет нелегко.

— Эл, вы любого убедите, что вы — человек.

— Именно это я и делаю: убеждаю всех, что я человек.

— Образно говоря, — отозвался Хэссон, жалея, что Уэрри отказывается говорить более прямо.

Уэрри покачал головой:

— Может, это и образно, а может и нет. Можно ли считать себя человеком, если ты полностью лишен человеческих чувств? Разве не это подразумевает слово «человек»?

— Извините, Эл, — Хэссон решил выказать определенную долю нетерпения,

— я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. В чем проблема?

Уэрри отхлебнул еще пива. Он не спускал глаз с Хэссона и каким-то образом перекладывал на него всю ответственность за происходящее.

— Ты видел, что сегодня утром произошло в моем доме. Бак вошел, словно он там хозяин, и начал давить на меня в присутствии моего паренька. А я просто стоял и слушал Что бы сделал ты, Роб? Что бы ты сделал, если бы оказался на моем месте?

— Трудно сказать, — ответил Хэссон, передвигая кружку.

— Ну, ладно: ты бы на него разозлился?

— Наверное, да.

— Ну вот, видишь! Я не разозлился, потому что со мной что-то неладно. Я ничего не чувствую. Иногда я слышу внутри какой-то голосок, который говорит мне, что в такой ситуации я должен разозлиться, но он для меня ничего не значит. Я не боюсь Бака, но мне просто совершенно нет дела ни до чего, и нет смысла конфликтовать с ним. Даже из-за моего парнишки.

Хэссон ощутил, что не в состоянии адекватно отреагировать на такое признание.

— По-моему, никто из нас не имеет достаточной квалификации, чтобы проанализировать себя так, как вы пытаетесь это сделать, Эл.

— Я не анализирую, я просто сообщаю определенные факты, — упрямо сказал Уэрри. — Со мной что-то неладно, я какой-то неправильный, и это влияет на все, что я делаю, значительное и пустяковое. Скажи правду, Роб: когда мы вчера встретились на вокзале, ты меня совершенно не узнал, да?