Одна тайна его жизни раскрылась, но вместо нее уже выросла другая.
— Да, Норман, не позавидуешь тебе… Конечно, с таким воспитанием можно презирать себя за самовольную отлучку, но зачем возвращаться в Легион рядовым? Тебе нет нужды избавляться от воспоминаний. Вернись в Легион, и ты уже не дезертир, тебе нечего волноваться! Это так просто!
— Просто! Он говорит! — Норман издал жутковатый смешок: казалось, это плачет сама его истерзанная душа.
— Разве не так?
— Если бы ты только знал!
— Ради всего святого! — Мирр из последних сил боролся с нетерпением, понимая, что находящегося в таком состоянии собеседника торопить опасно. — Расскажи мне, Норман!
— Беда в том, — ответил тот, возбужденно хватаясь за стакан, — что я не просто сбежал, я струсил и дезертировал в бою. Даже для генеральского сынка это — серьезное преступление.
— И вправду, — согласился Мирр. — Но все-таки наш… твой отец мог вмешаться…
Норман отрицательно покачал головой.
— Ты просто не понимаешь… от человека, не воспитанного в армейских традициях, я этого и не ожидал. Нет такого способа, которым можно было бы смыть это пятно с фамильного знамени. Но запомни, не репутация семьи тяготит меня, а чувство вины. Моей собственной, выбитой в мраморе и отполированной вины. Мне стыдно за то, как я дезертировал.
— Расскажи! — потребовал Мирр, игнорируя леденящие предчувствия.
— Не могу. Мне кажется, я вообще ни с кем не смогу об этом разговаривать.
На этот раз неподатливость Нормана вызвала у Мирра чувство скорее облегчения, чем раздражения.
— Ну ладно, ты дезертировал перед лицом врага. Что было потом?
— Мы сражались на Аспатрии… Бывал там?
Мирр сделал вид, что копается в памяти.
— Да, однажды мне, довелось провести там отпуск…
— Наверное, это было уже после того, как восстание кончилось… В мое время, в восемьдесят третьем, война еще шла, и во всеобщей неразберихе я ухитрился добраться до Пионер-сити. Конечно, военная полиция разыскивала меня, но убежище у меня было надежное. Жил я припеваючи, денег хватало, но потом появились какие-то непонятные существа, которых называли оскарами, и вот они-то и начали охотиться за мной. Приходилось когда-нибудь о них слышать?
Сердце Мирра сжало стальным обручем.
— Приходилось… Что им от тебя было нужно?
— А черт их разберет… Казалось, они просто знают, что я совершил преступление — лично я уверен, что они могут читать мысли. Вообще, это было что-то неописуемое: я наткнулся на них в темноте, и они вроде бы как заглянули мне прямо в душу… своими рубиновыми глазами.
— Говоришь, это было в восемьдесят третьем? — Мирр нахмурился, сопоставляя даты. — Сейчас — восемьдесят шестой… Ты не похож на человека, который три года скрывается от полиции!
— Я и не скрывался! — Норман загадочно улыбнулся. — Но объяснение настолько фантастично, что ты не поверишь!
— Поверю! Я всему поверю! Расскажи мне, Норман!
— Я просидел в своей комнатенке целый день, жутко проголодался и решил устроить себе праздник то ли в ресторане, то ли в ночном клубе под названием «Голубая лягушка». Все там невероятно дорого, но кормят вкусно… кроме рыбных блюд. Если ты когда-нибудь туда… случайно… попадешь, не заказывай омара!
— Не буду, — успокоил его Мирр. — В ту ночь ты и встретился с оскарами?
— Именно об этом я и толкую, — мягко упрекнул его Норман. — Я расплатился, получил в награду дрянной сувенир, вышел из ресторана и решил не торопиться к себе — я и так просидел взаперти целый день. Неподалеку был кинотеатр, из тех, где показывают несколько фильмов сразу, и я свернул к нему. Однако, глянув в афиши, я потерял всякий интерес. Откровенная порнография! Раздетые женщины. Естественно, ничего подобного мне смотреть не хотелось, но только я собрался уйти, — не поверишь! — ко мне подошел мальчишка лет десяти и предложил денег, чтобы я провел его внутрь и поменялся очками, позволив смотреть так называемые фильмы для взрослых!
— Ну, и что же ты сделал? — боязливо спросил Мирр, вспомнив прежние сексуальные страхи.
— А что мне было делать? Я схватил этого ублюдка за ухо и сказал, что отведу его прямо к родителям!
— Отлично! — воскликнул Мирр, физически ощущая, как сваливается с его совести тяжкий груз. — Ты поступил совершенно правильно!
— Я тоже так думал, но этот грязный поросенок устроил чудовищный скандал! — При воспоминании об этом инциденте лицо Нормана перекосила гримаса отвращения. — Ты не поверишь, он стал кричать, что я пристаю к нему.
— О, Боже!
— Сущая правда. Он знал, что нужно орать. Возможно, это у него уже было не в первый раз. На его истошный вопль из кинотеатра выскочила администраторша, набросилась на меня с упреками и принялась дуть в свисток. Скажу откровенно, я пережил мерзкие минуты. Зная, что за тобой охотятся и тому подобное, самое лучшее, что я мог придумать, так это побыстрее исчезнуть. И только я собрался рвануть, как откуда ни возьмись появились эти оскары. Их было двое, и они попытались сцапать меня. Я увернулся и изо всех сил помчался по аллее.
Мирр почувствовал, что забытый страх вновь вернулся к нему.
— Как же ты убежал от них?
— Это тоже похоже на фантастику. Я думал, что бегу достаточно быстро, но оскары избрали более короткий путь и сумели нагнать меня. Они уже приготовились меня схватить, но тут я заметил дверь, ведущую в здание какой-то мастерской, куда, не раздумывая, нырнул и побежал вверх по лестнице. Там было темно и я угодил в туалет… Споткнулся, упал на унитаз и… Ты никогда не догадаешься, что произошло потом.
— Ты отправился в про… — Мирр, переживавший события так же остро, как и рассказчик, вынужден был прикусить язык. Норман посмотрел на него с подозрением.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты отправился… ну, провалился.
— Вовсе не так, — сердито сказал Норман, обиженный тем, что его рассказ прерывают на самом драматичном месте. — Послушай, ты хочешь узнать, что было дальше, или нет?
— Прошу прощения. Пожалуйста, продолжай.
— Хорошо, но не вздумай меня прерывать.
— Обещаю.
— Так, о чем же я говорил? Ах, да. Ты никогда не сможешь догадаться, что произошло потом.
— Никогда не смогу, — подтвердил Мирр и тут же добавил: — Я тебя не прерываю. Просто я хотел согласиться с тобой, что никогда не смогу догадаться.
— Я знаю, что не сможешь, — безапелляционно сказал Норман, — потому что туалет оказался машиной времени — экстравертором! И когда я упал на унитаз, то отправился в прошлое.
— О, Боже!
— Честное слово. Я попал в 2290 год. И то здание, в котором я находился, занимала мастерская по изготовлению дождевиков. Но там обитал один сумасшедший по имени Леже. Он арендовал у владельца верхний этаж. Смешной коротышка. Он был… он был такой круглый, краснощекий — ну вылитый гуттаперчевый гном. Когда говорил, всегда дважды повторял заключительное слово во фразе, как трещотка. Я не принимал его всерьез, но меня поразило, что он пытается заработать на жизнь, занимаясь изобретательством в области электроники.
Понимаешь, я всегда мечтал заниматься этим. У меня есть способности к фундаментальным и прикладным наукам. Для меня схема какого-нибудь прибора
— все равно, что космическая карта для пилота. Однако мои родители хотели, чтобы я сосредоточился только на всяких военных штучках, вроде пилотирования звездолетов и снайперской стрельбы. Как я понял чуть позже, у Леже не было никаких способностей к изобретательству машины, которая будет заставлять людей говорить правду, но он сразу увидел, что у меня есть кое-какие полезные идеи, и мы с ним стали своего рода партнерами. Можно сказать, что в то время я был почти счастлив, если бы не гнетущее чувство вины и не присутствие Сисси.
— Это его дочь?
— Да. Как ты догадался?
— Ну… у сумасшедших изобретателей всегда есть дочери, — ответил Мирр, мысленно ругая себя последними словами. — Прелестная крошка, наверное?
— Ты бы не спрашивал, если бы видел! — горячо ответил Норман, и в глазах его появилось выражение, как у загнанного зверя. — Она приставала ко мне, я отбивался, как мог; но хуже всего было то, что старик Леже все перепутал. Он вообразил, что я сексуальный маньяк и единственная моя цель