хозной кузнице, заработал деньжат и поэтому позво-

ляет себе роскошь: ходит в вагон-ресторан, сидит там,

пьет пиво.

В первый же день у Ивана сперли часы. Часы были

16

старые, на потрепанном широком ремне. Бугай про-

снулся утром, провел рукой по глазам и увидел, что из

ремня торчат только обрезанные хвостики. Бугай бро-

сил ремешок в окно, почесался и успокоился. Только

на запястье осталась белая, незагоревшая полоска.

Есть у Бугая зеленый фанерный чемодан с тяже-

лым висячим замком. Крышка изнутри оклеена цвет-

ными фотографиями тяжелоатлетов, аккуратно выре-

занными из «Огонька», а сам чемодан набит пищей —

как физической, так и духовной: караваями, помидо-

рами и учебниками для десятого класса. Бугай поста-

новил закончить десятилетку в Сибири, в вечерней

школе.

Он может восхищенно приводить разные крупные

цифры, выражающие успехи народного хозяйства, но

не находит терпеливых слушателей.

Тогда он достает из чемодана и раскладывает по

столу помидоры, приглашает Васька и, раскрыв «Эко-

номическую географию СССР», обстоятельно рассказы-

вает ему о том, что мощность Иркутской ГЭС —

600 тысяч киловатт, а Братской ГЭС — 3 миллиона

200 тысяч киловатт. Васек ест помидоры и охотно

слушает.

Григорий. Второе спальное место в нашем купе

занимал солдат. Он сошел в Кирове, и полку тотчас

же захватил Гришка. Он все время сидит там и дро-

жит, как бы проводник не вспомнил, что место сво-

бодно, и не согнал его.

Гришка — жадюга и кулак. У него рябое пугли-

вое лицо и узловатые, загребущие руки. Он немедлен-

но загромоздил полку узелками, чемоданами, рассо-

вал все под голову и бока, чтобы не украли, и сам едва

помещается среди своего добра.

Меньше всего Григория интересует, какова мощ-

ность станций на Ангаре. Он жадно слушает рассказы

17

о невероятных заработках на стройках и ночью, когда

все спят, пересчитывает выданный ему аванс. Мне это

видно сверху. У него в брюках болтается на веревочке

мешочек для денег. Он тоже имеет часы — серебряные,

карманные, на массивной цепочке — и десять раз за

ночь ощупывает их.

Он ничего не покупает на станциях, даже не выхо-

дит: сторожит свое барахло. А нам это на руку: мы

спокойно уходим гулять, поручив ему отстаивать гру-

дью купе от новых постояльцев. Гришка действительно

готов лечь костьми, клянется, что здесь едет бандит-

ская шайка, и так пугает пассажиров, что полвагона

уже со страхом косится на нас.

Когда мы садимся есть, Григорий отодвигается в

сторону и делает вид, что ему не хочется. Мы зовем

его; он отнекивается, потом нехотя присаживается. Но

так как он вечно голодный, то начинает хватать куски,

как волк. Своего он никогда не кладет. Бугай демон-

стративно валит свои караваи и презрительно сопит, а

Васек давится от хохота и закрывается газетой.

У Гришки остались дома отец с мачехой и пятеро

братьев и сестер. О мачехе он отзывается хорошо: хо-

зяйственная. И отец — хозяин. Живут ничего. Но хо-

зяйство-то отцово, не Гришкино. А Гришке скоро же-

ниться пора. Говорят, в Сибири прилично зарабаты-

вают. Ихние, верхнечарские, записывались, ну и Гри-

горий записался.

Толстый Лешка. Под «Гришкиной плац-

картой» на нижней полке барином развалился Лешка.

Собственно, ему все равно, где ехать и на чем спать.

Будь тут гора чемоданов или поленница дров, он и на

них устроился бы с таким же комфортом. Он толстый,

ему мягко и без постели.

Лешкино лицо круглое, пухлое, всегда сияет, как

солнышко. Он рыжеватый, добродушный и флегматич-

18

ный. Сидит себе развалясь, смотрит на всех и улыбает-

ся. Он любит играть в шашки, и на этот случай у него

имеются в кармане разграфленный лист и двадцать че-

тыре пуговицы.

Вообще карманы у него замечательные: в них по-

мещаются стаканы, пепельница, консервный ключ,

кашне, серия гвоздей разных калибров. Это у него ока-

зались и карты, но играет он не ради победы, а ради

самого процесса игры. Он с удовольствием и бьет и тя-

нет, но больше всего ему нравится жульничать. Побьет

козыря простой картой и улыбается: заметили или

нет? Время от времени Григорий, выйдя из себя, набра-

сывается, как петух, на него, обыскивает и вытаски-

вает откуда-нибудь из-под Лешки парочку припрятан-

ных «на погоны» шестерок. Леша не обижается — на-

оборот, очень доволен.

И мы ахнули, вдруг узнав, что наш Лешка отсидел

уже в заключении шесть месяцев за драку. Застен-

чиво улыбаясь, Леша рассказал, как однажды по

пьянке кого-то сильно избил и был судим. Теперь

в деревне ему не дают проходу, и он поехал в иные

края.

Есть у него отец, есть и мать. Одет он почти щеголь-

ски: в кожаную хрустящую куртку, хромовые сапоги.

Только багажа нет вовсе, если не считать того, что в

карманах.

Впрочем, багажом он обзаводился в пути. На вто-

рой день мы ходили обедать в вагон-ресторан. Леша во-

ротился оттуда вместе со всеми и скромно улегся на

свое место. Но что-то ему мешало — он крутился, кру-

тился, вздыхал. Потом встал, покопался в карманах и

вытащил оттуда три стакана, три ложки и вилку. Ва-

сек покатился со смеху. Григорий, как клушка, зама-

хал руками и бросился прятать это «добро». Бугай за-

сопел, молча отобрал, отнес в ресторан и тихонько под-

2* 19

сунул на стол. Леша поулыбался, ничуть не обиделся

и спокойно уснул. Вечером он принес два стакана с

подстаканниками.

Они, собственно говоря, ему не нужны. Просто ему

жаль было, что такие хорошие вещи остаются на столе

без присмотра. Пепельница, которую он вытащил из

кармана, была керамическая, а в ресторане стеклян-

ные,— он ее где-то прихватил раньше. Сначала мы

бранились, стыдили его, относили стаканы обратно, по-

том обозлились и плюнули. Так у нас накопилась дю-

жина стаканов и связка вилок. Леша аккуратно завя-

зал их в носовой платок с очевидным намерением при-

хватить с собой на новоселье.

Гришка долго и подозрительно наблюдал за ним и

наконец убежденно высказал свое мнение:

— Ага, врешь ты! Рассказывай — «за драку си-

дел»! Вор ты, вот чего. И еще сто раз в лагере будешь

сидеть, да!

— А! Там тоже люди,— лениво возразил Лешка.

Дмитрий Стрепетов — шестой наш спутник,

самый взрослый и серьезный. Он высокий, с резкими

рублеными чертами лица, упрямыми черными волоса-

ми и упрямым волевым ртом. Он рабочий из Орла, но

родина его — Новосибирск, и родители до сих пор там

живут. Имеет двадцать два года, семь классов и три

специальности: шофер, тракторист и помощник маши-

ниста паровоза. Вот специальности! Как мы все зави-

довали, когда он вытащил бумажник и показал свои

удостоверения и права! Вот кто всюду нужен и всюду

найдет себе место!

Но по какой-то иронии судьбы поездка в Сибирь

беспокоит Диму Стрепетова более, чем всех нас. Он в

поезде мечется, не находит себе места. Я не понимаю

его, но подозреваю что-то неладное: видно, что-то му-

чит его. Он подолгу стоит у окна и смотрит на мель-

20

кающие километровые столбы. Тоскует. Может, просто

потому, что тесно ему тут, негде развернуться, а нужно

ехать и ехать в душной клетке? Может, потому, что он