тие. Ни секунды не дает отдохнуть, ни одного ласково-

го слова от нее не услышишь, ни одного мягкого взгля-

да. Иногда я готов ненавидеть ее.

— Толька-а! Такой-сякой, бери карандаш, считай

объем этой штрабы. Быстро! Чему тебя в школе

учили?

Она словно злится на меня за то, что у меня есть

среднее образование, а у нее нет. Мы гонимся за куба-

ми — больше, больше уложить. Считаем, вычисляем,

рассчитываем. Я лихорадочно вспоминаю: высота 6;

пи-эр-квадрат… 3,1416 умножить на…

Даша нервничает, проверяет меня, находит рас-

хождение, сделанную впопыхах ошибку и едко обзы-

вает меня доцентом, профессором или академиком —

в зависимости от величины расхождения.

РыжийНиколай. Мужчин в бригаде мало, а

в нашем звене только Николай да я. Говорят, перебы-

вало у Москаленко много мужчин, но одни сами не

выдержали, ушли, а других она разогнала. Моска-

ленко предпочитает девчат, и некоторые из них рабо-

тают у нее уже по четыре года.

Не знаю, за что она держит Николая. Зто подлин-

ный рыжий черт: грубый, злой, угрюмый, ленивый,—

иначе я не могу его представить. Николай — женоне-

навистник. Жена у него дома не говорит, только «ши-

пит», девушек он называет только «бабы». Зато и они

над ним посмеиваются и издеваются как только хо-

тят.

Дело в том, что каждую свободную минуту Нико-

лай старается использовать, чтобы полежать. Найдет

себе какую-нибудь дыру среди блоков, натаскает туда

бумаги, досок с гвоздями, железяками — и, чуть сво-

бодная секунда, он уже там, лежит.

— Глядите, Коля уже нашел курятник! — смеют-

ся девушки.— Коля! Ко-ко-ко! Куд-ку-да! Яичко снес?

Ко-ко-ко!..

Из «курятника» только торчит сизый нос Николая

и время от времени пыхают клубы дыма. Он не удо-

стаивает ответом.

— Бадья-а!

Николай вскидывается — и пошел-пошел на четве-

реньках по арматуре, как паук из засады: прыг,

скок — поймал, сбалансировал. Дерг! Бетон еще валит-

ся, а он бочком-бочком, ползком в «курятник» и залег!

120

Сейчас мы с ним соседи, валим в смежные водосли-

вы. Я смотрю внимательно и не могу одного понять:

я лопаюсь, дежурю на арматуре, не отходя ни на шаг,

пекусь на солнце, кипячусь, а у Николая бетона нава-

лено больше. Чем это объяснить?

Вот так и понеслись дни. Теперь я уже совсем

«свой» в котловане. Забежишь попить воды к Петьке-

фотографу в будку. Там у него железо, провода, лам-

пы, амперметры, и он, как Плюшкин, любовно копает-

ся в своем богатстве, чинит вибраторы, подключает

прожекторы и еще успевает фотографировать. Его меч-

та — создать фотолетопись стройки.

Встречаюсь и с Захаром Захарычем: он возит ще-

бенку под наш блок, всегда приветливо машет из каби-

ны рукой. Все мы тут, в котловане, как дома.

Наши гости — экскурсанты из Иркутска, разные

туристы, школьники. Они глазеют, удивляются кра-

нам, ничего не понимают и шарахаются от машин. А я

прохожу мимо развалистой походкой, не обращая ни-

какого внимания… Или когда они испуганной кучкой

стоят на эстакаде и смотрят, как работаем мы, тут да-

же лентяй Николай не лазит в «курятник». Мы ведь

на виду, мы с ним представляем бригаду, и мы знаем,

что пожарник, который от скуки у них за экскурсово-

да, сейчас поясняет: «Это бригада Москаленко, у них

знамя, это самая лучшая бригада». Удивительно мно-

го знают на стройке пожарники, они всю технологию

вам объяснят!

И еще нет отбоя от корреспондентов. Из каких толь-

ко газет они не прибывают! И каждый ищет людей из

своего города, и обязательно чтоб были передовиками.

А кто из нас передовик? Как отличить? Позавчера

всю бригаду фотографировал корреспондент из Мо-

121

сквы. Белел почиститься, принять позы, полчаса из-

за него держали на весу бадью, становились «динамич-

но», то есть так, как мы никогда не стоим, вопреки

всем приемам и правилам техники безопасности. Он

щелкнул раз десять и, довольный, ушел, а мы полезли

опять в свою клетку.

ТАКОЙ-СЯКОЙ

Итак, денег не осталось, если не считать разорван-

ной трешки.

Что же я буду делать? Я совсем закрутился, запу-

тался и не знаю, чем все это кончится.

Всякий раз в обеденный перерыв мы командируем

кого-либо за квасом и бутербродами в буфет. Склады-

ваемся и обедаем — вернее, выпиваем, потому что жа-

жда страшная.

Сегодня Даша, как всегда, подошла ко мне за день-

гами. Рваную трешку я постыдился дать.

— Ну, ты, такой-сякой, что, особого приглашения

ожидаешь?

— Я сегодня не хочу.

— Ух! Вы! — Она состроила такую презрительную

мину, так осмотрела меня с головы до ног, что мне за-

хотелось ударить ее в конопатую рожу, влепить так,

чтобы аж… Спокойно. Не надо нервничать.

Они все расселись в тени, на щите, весело о чем-то

говорили, а я решил от нечего делать почистить арма-

туру: все меньше будет работы до конца смены.

Было очень жарко, хотелось пить. Я тюкал и тюкал

лопатой по прутьям, скреб. Потом по арматуре

приполз на четвереньках рыжий Николай. Он делал

вид, что ползет куда-то по своим делам, но подбирал-

ся все ближе и ближе, неуклюже, как медведь. Я весь

напрягся и насторожился.

122

— Ты в-вот что,— сказал он мрачно.— Дай-ка

«Беломора».

— Кончился… — пробормотал я; папиросы в са-

мом деле кончились.

— Понятно. Денег нет?

— Есть.

— В-врешь,— невозмутимо заключил он и полез в

карман.— На, бери.

Он протягивал двадцатипятирублевую бумажку.

— Ну, бери. С аванса отдашь. Это ж-жена велела

клеенку купить. Бери, говорю! — сердито и грозно за-

орал он, весь наливаясь кровью.

— А… а… жена зашипит?

— Н-ну и п-пусть шипит.

Он так же неуклюже ушел по арматуре, а я остал-

ся, ошарашенный, растерянный, с деньгами в кулаке.

Не прошло и пяти минут, как:

— Толька-а-а! Иди, такой-сякой, сюда!

Опять начинается, опять Дашка. Господи, чем я ей

не угодил?

— Толька-а-а!

— Иду. Ну, иду.

— Ах ты, барин! Что, я сама к тебе лазить буду,

да? Спускайся вниз ко мне сейчас же!

Я спрыгнул, плюхнулся в мягкий бетон и предстал

перед ней. Дашка вдруг снизила голос, сунула мне

что-то и зашептала:

— На, глупый! Девочки тебе собрали. Сто рублей.

Держись как-нибудь. Не хватит, еще найдем.

Белесые глаза светились как-то по-особенному. Она

смущенно совала и совала слипшиеся трешки, десят-

ки, рубли, покраснела от досады.

— Да-да, еще нюни тут распусти! Мужики тоже

мне! Ты, такой-сякой, чтоб мне больше фокусов не

устраивал! «Не хочу, не хочу»! Барин нашелся… Марш

123

на щит! Там в ведре и на бумаге — все твое. Быстро,

пока бетон не подают! Ну? Молчать! Марш!

Я, не зная, что и думать, по привычке подчиняясь

ей, покорно пошлепал к щиту. Девушки уселись на

противоположной стене, хохотали, рассказывали анек-

доты, потом кто-то достал газету, принялись читать.

На меня никто не обращал внимания. На щите стояло

ведро с квасом, возле него стакан и на бумаге две сай-

ки с ломтиками сыра.

«ОЙ, ДА ПО СИНЮ МОРЮ КОРАБЕЛЬ ПЛЫВЕТ»

Куда меня несет жизнь? Куда она меня вынесет?