Каждое утро солнце всходило над далекой рекой, а вечером скрывалось за песчаными холмами. Так было, так есть и так будет всегда. Каждое утро сыромятная плеть обжигала голые плечи, а вечером колючая циновка укрывала с головой. Так было, так есть и так будет до тех пор, пока он жив, а это значит – недолго. Нет, Кия вовсе не болен и не изнурен; его руки по-прежнему цепки, упруга спина, а ноги не знают усталости. Вот уже много лет он работает здесь, на пирамиде, а надсмотрщик еще ни разу не бил его за нерадивость или же за леность. Кия добросовестный раб. Они все здесь рабы, рабы Вечно Живущего, который строит себе усыпальницу…

Странно! Ведь если боги определили, что жить ему вечно, тогда зачем усыпальница? Нет, скорее всего Вечно Живущий смертен как и все, в противном случае их труд – бессмыслица, а знающему это не хочется жить. Ну а если их владыка смертен, тогда кто позволил ему именовать себя Вечно Живущим? Говорящий неправду конечно ответит за свои прегрешения в царстве мертвых, но кто ответит за ложь здесь, в царстве живых? Быть может, хватит молчать, а утром встать раньше надсмотрщика, разбудить всех и закричать:

– Это неправда! Вечно Живущий также смертен, как и все остальные!

Однако проходили дни, недели, месяцы, а Кия молчал. Вместе с другими рабами он, упираясь плечом в тяжелую глыбу, толкал ее, двигал к другим, уже установленным глыбам, и вновь упирался плечом. И за последний год пирамида, усыпальница Вечно Живущего, поднялась над пустыней еще на тридцать восемь локтей. Теперь с ее верхней площадки стало видно значительно дальше, да только редко кто смотрел по сторонам. Да и что здесь увидишь вокруг – пустыню, и только. Ну и еще дорогу, по которой другие верные рабы толкают другие глыбы, привезенные по реке откуда-то с юга, из далеких каменоломен, которые, как говорят, охраняются крылатыми змеями.

Но зачем змеям крылья? Крылатые змеи – это, скорей всего, ложь. И говорят о них лишь для того, чтоб убедить доверчивых: Вечно Живущий столь велик и храбр, что даже крылатые змеи не смеют перечить ему.

Как много в мире лжи! И долгими душными ночами Кия лежал с открытыми глазами, смотрел на далекое небо и молчал. А утром его плечи обжигала плеть, и он вставал на работу. Ноги его ступали по известняковым плитам, каждый скол, каждая выбоина в которых были ему прекрасно знакомы. Много лет – восемь ли, девять – Кия не спускался на землю, и наверное поэтому самым сладким его сном был тот, когда он видел себя идущим по пустыне. Горячий песок хрустел и разъезжался под ногами, солнце стояло высоко и горизонт был близок. Во сне его никто не подгонял, и он мог подолгу лежать, прислушиваться к шепоту песка, к журчанию воды, которая когда-то ушла глубоко под землю и теперь слышна лишь тем, кто любит пустыню и не ропщет на жажду.

Когда Кия был маленьким, его научили добывать воду из собственной тени. Это делалось просто: нужно было встать лицом к солнцу и стоять неподвижно до тех пор, пока не услышишь, что за спиной у тебя плещется вода. Это означало, что пустыня приняла твою тень за тень дерева, и подземная вода спешит к тебе. Но оборачиваться еще рано, нужно дождаться, пока вода успокоится и перестанет плескаться. И лишь тогда ты осторожно и бесшумно обернешься и увидишь воду – немного, ровно столько, сколько нужно для поддержания жизни.

А на пирамиде воду заменяет горькая роса, которая перед рассветом выступает на южной грани усыпальницы. Рабы Вечно Живущего недоедают и недосыпают, многие из них изнуряют себя непосильным трудом и умирают задолго до старости. Никто их не сгонял сюда, они пришли добровольно, так же, как и добровольно они признали себя рабами. Все они думают, будто Вечно Живущий осчастливит тех, кто будет верен ему до конца. Кто умер – что ж, тому не повезло, а кто остался жив, тот вслед за Вечно Живущим тоже станет бессмертным. Работать же вполсилы для того, чтоб выжить, нельзя – Вечно Живущий вездесущ, и ему ни к чему лукавые рабы. Надсмотрщики зорко следят за тем, чтобы никто не пошатнулся духом и, забывая о Вечно Живущем, не начал думать о себе.

– Да, – говорят надсмотрщики, – многие умрут. Но дважды многие придут к бессмертию.

И это тоже ложь. Другие в нее верили, а он, Кия, молчал. Лежал и ждал, когда его ударят плетью, а затем вставал, шел к южной грани усыпальницы, пил горькую росу, получал свою мерку бобовой похлебки, садился и ел, не слушая того, о чем говорили вокруг.

А говорили каждый день одно и то же: о величии Вечно Живущего и о том, что каждый из них будет делать, когда получит бессмертие. Потом обычно начинали спорить, кто из них достоин, а кто недостоин подняться на небо. До драки дело доходило редко, ибо надсмотрщики всегда были начеку, да и сами рабы предпочитали тратить силы на строительство лестницы в небо, а не на потасовки.

Лестница? При этом слове Кия неизменно – едва заметно – улыбался, а иногда еще и поглядывал вниз, на землю. Пирамида с каждым годом росла, поднималась всё выше и выше; теперь уже сто семьдесят шесть полномерных локтей отделяли Кия от пустыни. Ну а до неба… О! До неба было еще очень далеко, в то время как верхняя площадка пирамиды с каждым своим новым уровнем становилась всё уже, теснее; пройдет еще совсем немного лет и она и вовсе сойдет на нет, строить пирамиду выше будет просто невозможно, и что же тогда?!.

Скрипели блоки, дрожали веревки, еще одну глыбу втаскивали на пирамиду. Специально приставленный раб поливал камни песчаным жиром, трещали под глыбой валки, покрикивали надсмотрщики, сопели рабы. Не раз уже случалось такое, что веревки не выдерживали, и тогда глыба катилась вниз, подминая под себя рабов. Если это случалось на северной грани, то раздавленные падали в тень.

Тень, отбрасываемая пирамидой, была непостоянной. В зависимости от времени года она то увеличивалась, то уменьшалась, и однажды, всего на один день в году, исчезала вовсе. Именно по этой тени Кия и отсчитывал годы, проведенные им на строительстве усыпальницы Вечно Живущего. Жаль, что он заметил это не сразу. А еще было очень жаль, что только на одно и была способна пирамида – на отсчет времени. Вот встать бы сейчас же и крикнуть:

– Вечно Живущий умрет; никто не возьмет вас на небо!

И никто ведь ему не поверит. Но за мятежные слова его свяжут веревками и столкнут с пирамиды. Он разобьет голову о камни и упадет на песок уже мертвым. Ну а если поверят? Если они вдруг поймут, что их многолетний труд напрасен и бессмысленен? Кто будет во всем виноват? Вечно Живущий от них далеко, а он, Кия, рядом и беззащитен. Значит, его опять же свяжут и столкнут.

Но этого, конечно, не случится. Кия никогда и никому не раскроет своих мыслей, Кия осторожен. Он будет и впредь днем работать, а ночью размышлять…

Вот, скажем, о том, что скоро умрет Вечно Живущий, потом умрет его наследник, а после наследник наследника, который, возможно, не успеет никому передать свою власть, начнется смута, страна придет в упадок, ветер с пустыни усилится, песок пожрет оазисы, река обмелет, поля оскудеют, и люди уйдут в другие, более благодатные земли. Потом, когда-нибудь нескоро, через века, случайный путешественник забредет в эту тогда уже всеми забытую пустыню, увидит пирамиду и поразится ее гигантским размерам. Он, конечно же, посчитает, что сие великое строение возведено со столь же великой целью. Но с какой? И, размышляя над этим, он еще долго будет оставаться в полном неведении, пока, наблюдая за тенью от пирамиды, не посчитает, что перед ним огромные солнечные часы, сработанные неким великаном. Желая подтвердить эту догадку, случайный путешественник начнет искать знаки… И обнаружит надпись, гласящую, что пирамида – это усыпальница Вечно Живущего властителя, плод многолетнего и добровольного труда его подданных, то есть рабов. Случайный путешественник прочтет и ужаснется – ведь он тогда живо представит, сколько труда и сколько жизней положено ради одной пышной смерти!