Трактирщик крякнул и потянулся к бутылке, но остановился, принюхиваясь. К привычным ароматам дешевой сивухи и чада масляных фонарей добавился характерный запах гари. «Опять Тара мясо сожгла. Прогоню стерву…» Но в глубине души он знал, что не прогонит. Из Тары, конечно, повариха, как из дерьма конфетка, но за такую плату другой не найти. К тому же по ночам с ней теплее…

– А, плевать. Сожгла и сожгла. Этот сброд и такое мясо сожрет.

Кариец махнул рукой, продолжая разглядывать зал. Задержался на типе, который в одиночестве сидел за самым дальним столом в углу. По виду уроженец одной из приморских провинций. Заказал мало: кружку пива и миску кулеша – жидкой похлебки из муки с салом. Расплатился сразу – мелкими кусочками атонийского хрусталя. Поел быстро и как-то равнодушно, словно не чувствовал ни вкуса, ни запаха, хотя от приготовленной Тарой похлебки иной раз воротили нос и свиньи. Но атониец съел все, только что миску не вылизал, а теперь сидел себе тихонько в своем углу, попивал пивко и что-то карябал меловым карандашом на огрызкепо огрызку дешевого темного пергамента. «Небось, разорившийся купец, убытки подсчитывает. Вон морда какая сосредоточенная…»

– Ах ты, Ротранов сын! В зубы захотел, тварь пробойная? – раздался вдруг из-за игрового стола чей-то яростный вопль.

«Ну, началось», – с тоской подумал трактирщик, разом забыв про тихого посетителя.

А тот, кого трактирщик принял за атонийца и разорившегося купца, тоже рассеянно повернул голову в сторону разгорающегося конфликта. Равнодушно понаблюдал, как обиженные жертвы шулеров строят зверские рожи и бранятся, подогревая себя перед дракой, и вновь склонился над пергаментом.

«Лунный мир – третий из осмотренных мною так называемых Несуществующих миров». Мюрр сделал запись и задумался. Покрутил в пальцах меловой карандаш. За последнюю тысячу лет у него вошло в привычку записывать свои впечатления – так легче было свести полученные сведения воедино. Получалось нечто вроде путевых заметок.

«Этот мир сильно отличается от всех прочих. Тут не меняются времена года – постоянно стоит прохладное лето. Месяца считаются по фазам луны – от новолуния до полнолуния. Привычного дня нет. Светлое время суток заменяют сумерки, подсвечиваемые красноватым небом. Словно закат или рассвет, который никогда не переходит в день. Очень красивое зрелище… первое время. А потом алый сумрак начинает утомлять… Впрочем, ночь ничем не отличается от привычной, разве что луна очень яркая и крупная – в полнолуние по небу катится огромный желтый шар, он тает постепенно из ночи в ночь, превращаясь в серп. Кстати, «ночное светило» не сходит с небосвода и «днем», просто теряет в цвете. Этакий бледный розоватый призрак…»

Мюрр слишком сильно надавил на карандаш, и тот начал крошиться, пачкая пергамент белой пылью. Повелитель Холода поморщился и постарался как можно аккуратнее сдуть крошки.

Между тем в трактире полным ходом шла драка. На стол к Мюрру прилетел брошенный кем-то кувшин, ударился о твердую столешницу, разлетелся брызгами и осколками. Повелитель Холода поиграл желваками – отвлекают, сволочи, не дают сосредоточиться на записях. Не удостоив даже взглядом разбушевавшихся игроков, смахнул глиняные обломки на пол и продолжал:

«Итак, здешние сутки делятся не на привычные ночь и день, а состоят из сумрака, сияния и ночи. Относительно светлое время суток, именуемое сумраком, плавно переходит в сияние – так здесь называют вечер. При этом небо теряет наконец «дневные» алые тона, и становится по-настоящему черным, но темнота не наступает – весь мир озаряется яркими зеленоватыми и фиолетовыми сполохами. Зрелище похоже на то, что часто можно наблюдать в полярных землях множества миров…»

Мюрр так увлекся, что почти не слышал гвалт, царящий вокруг, не замечал стонов и воплей дерущихся. За время скитаний он навидался таких трактирных драк предостаточно и недаром предусмотрительно занял местечко в дальнем углу. Впрочем, побоище стихло так же быстро, как и началось. На этот раз обошлось без трупов. Равнодушный вышибала вытащил пару бесчувственных игроков за порог и оставил лежать в ближайшей канаве, нимало не заботясь об их дальнейшей судьбе. Естественно, прежде чем уйти, он тщательно осмотрел карманы бедолаг и вытряхнул разноцветные камушки, которые служили в Лунном мире деньгами.

А Повелитель Холода, тем временем, увлеченно вел путевые заметки:

«Общая численность населения Лунного мира невелика. Тем удивительнее то огромное количество народностей, из которых оно состоит. Иной народ насчитывает не более тысячи семей, но гордо именуется карийцами или атонийцами, имеет свой язык и самобытные традиции. Впрочем, внешне народы мало отличаются друг от друга. У большинства кожа оливкового цвета, а волосы синих или зеленых оттенков. Но самое удивительное – глаза. Немигающие, без век, с вертикальными зрачками, как у змей…»

Мюрр хмыкнул, вспомнив, как первое время мучился с этими глазами…

Едва ступив на землю Лунного мира, он принял облик атонийца – молодого крепкого парня с темно-зеленой кожей и фиолетовыми волосами – и обнаружил, что его новое лицо не имеет век. Они переродились в прозрачную, неподвижную и весьма прочную пленку, которая шла поверх глаза, прикрывая его, словно стеклом, не мешала глазному яблоку двигаться, отлично защищала от соринок и повреждений. Мюрру поначалу это страшно нравилось. Но с наступлением первой же ночи… Отсутствие век стало настоящей пыткой. Выяснилось, что в обличии атонийца невозможно совершить такое простое и обыденное действие, как закрыть глаза. А спать с открытыми с непривычки оказалось невыносимо трудно. Проворочавшись всю ночь без сна, Мюрр впервые ясно осознал, для чего же, собственно, и нужны веки. И как же бывает неуютно, когда их нет…

«Отдельно стоит народ, именуемый джигли, – продолжал запись Мюрр. – Внешне они более других лунных рас походят на обыкновенных людей, имеют шоколадного цвета кожу, «человеческие» глаза с веками и черные курчавые волосы. Джигли крайне малочисленны, но умудрились захватить почти две трети Лунного мира, основав Империю. Как я понял, она разрослась из небольшого, чрезвычайно воинственного и высокоцивилизованного государства джигли, которые на протяжении веков захватывали все новые и новые земли, населенные более отсталыми народами, и превращали их в свои провинции. Как ни странно, завоеватели принесли процветание захваченным странам, ускорили их развитие, приобщили к наукам и культуре. Теперь жители провинций считаются почти такими же равноправными гражданами Империи, как и сами джигли. Впрочем, именно что почти, потому что разница все же есть…»

Мюрр задумался, пытаясь точнее сформулировать мысль.

«Джигли или черные всадники… Это особая, высшая каста, элита Империи. Они правители, ученые, маги, воины. Торговцев или мастеровых среди них практически нет. И вообще, они предпочитают лишь владеть мастерскими, торговыми домами, поместьями, шахтами и рудниками, а трудиться там предоставляют другим народам – в основном вольнонаемным выходцам из провинций, которых здесь называют общим словом лючины, то есть «пешие». Мне не очень понятно, откуда взялось такое название, ведь лючинам не запрещается иметь лошадей, ездить в седле, в экипаже или телеге.

Лючины буквально наводнили центральные города Империи. Многие из них весьма богаты, их дома по роскоши ничуть не уступают дворцам джигли. И все же «пешие» отличаются от «черных всадников», как плебеи от аристократов. Даже самый бедный, разорившийся джигли по социальному положению стоит выше, чем самый богатый лючин.

Теперь несколько слов о лошадях. Помимо обычных, в Лунном мире есть так называемые кунгуры. Это поистине удивительные создания. Во-первых, они способны летать. Во-вторых, могут принадлежать только и исключительно джигли. Причем, насколько я понял, для черного всадника кунгур скорее член семьи, чем животное. И вообще, здесь кроется какая-то тайна, в которую не посвящают лючинов. Общеизвестно следующее: каждому джигли при рождении дается один-единственный летающий конь, который сопровождает всадника или всадницу всю жизнь. Если же кунгур погибает, его хозяин (хозяйка) лишается чести, становится даифом – «опозоренным». Это самое презираемое, бесправное существо, что-то вроде общественного раба. Даифы выполняют всю грязную работу, например, золотаря. Или трудятся в каменоломнях…»