Тем временем, в Европе разыгрались события, непосредственно сказавшиеся на участи осажденных крестоносных держав. Клика Гогенштауфенов предприняла военную кампанию, дабы выдворить Карла дАнжу и восстановить в правах шестнадцатилетнего Конрадина – законного наследника императора Фридриха II, и короля Иерусалимского по праву наследия. В яростном сражении на юге Италии короля Конрадина захватили в плен, и Карл повелел доставить юношу в Неаполь, где Конрадина обезглавили на площади при большом стечении народа. Казнь ставила крест на притязаниях Гогенштауфенов на Сицилию и Неаполитанское королевство, а равно и на притязаниях Гогенштауфенов на иерусалимский престол. Папство одержало решительную победу, несколько омраченную тем фактом, что как раз Папы-то в это время и не было.

Папа Климент IV скончался в том же 1268 году, перед смертью вытянув у Людовика Французского обещание устроить французский крестовый поход во спасение Святой Земли от исступленного султана Бейбарса. Карл, пользовавшийся особым расположением и казной церкви в личных нуждах, не желал растраты денег и сил на крестовый поход, что помешало бы исполнению его собственных грандиозных планов. Он не скрывал своего стремления завоевать Константинополь и воцариться в нем, для чего начал переговоры с султаном Бейбарсом, желая предотвратить вмешательство египтян, дабы не приходилось воевать сразу на два фронта, а из-за нового крестового похода об альянсе с Бейбарсом нечего было и думать. Посему Карлу требовалось как-либо отговорить брата от исполнения обета, но совершенно неизвестно, как на такое посмотрит следующий Папа. И он нашел выход в том, что всеми средствами затягивал избрание Папы, не брезгуя и солидными взятками кардиналам-выборщикам за проволочки. Таким образом, благодаря Карлу Престол Петров оставался вакантным почти три года, а в отсутствие Папы выпросить помощь Иерусалимскому королевству и военным орденам было куда труднее; воззвать же к христианским монархам Европы они пытались неоднократно, но все втуне.

После казни короля Конрадина свои права на иерусалимский престол предъявил Гуго Кипрский, правнук королевы Изабеллы Иерусалимской. На сие княгиня Мария Антиохийская возразила, что, дескать, Гуго – правнук, она же внучка и посему на одно поколение ближе, и корона Иерусалима должна отойти к ней. Как всегда, политический раскол пошел по проторенным тропам. Марию поддержали тамплиеры, а Гуго – госпитальеры и с ними заодно тирский государь Филипп де Монфор. Высокий Суд пошел на поводу у последних, так что в сентябре 1269 года состоялась коронация короля Гуго III. Мария же отправилась искать правды в Рим, чем дала еще один толчок имперским планам Карла д'Анжу.

Гуго III вознаградил Филиппа де Монфора за поддержку тем, что примирил его с общиной Акры, вызвав гнев тамплиеров. Они проливали кровь, чтобы защитить Акру от Филиппа де Монфора, и теперь знать его не желали. Гуго же не преуспел в умиротворении купцов Генуи и Венеции, всячески нападавших друг на друга при всяком удобном случае. Такой политический хаос был на руку только султану Бейбарсу, и единственную надежду восстановить порядок в Святой Земле возлагали на грядущий крестовый поход Людовика Французского. Людовик и в самом деле выступил в великий крестовый поход, но, благодаря козням Карла дАнжу, до Святой Земли не добрался.

Суть в том, что Карлу удалось отыскать средство увлечь французский крестовый поход в сторону. Африканским побережьем напротив Сицилии и Италии правил эмир Туниса. Сказанный эмир не только не был воинственным противником христианства, но и дал убежище разгромленным сицилийским и итальянским недругам Карла. А союз между христианскими врагами Карла и мусульманами северной Африки означал, что в один прекрасный день они могут выступить против Сицилии, и оттого надобно остановить их сейчас же.

Заручившись поддержкой своих сторонников при французском дворе, Карл изложил свой план брату, поведав королю Людовику, что эмир Туниса и все его подданные наверняка обратятся в христианство, если только на них не будут давить мусульманские соседи. А демонстрация христианской мощи даст эмиру благовидный предлог препоручить свои владения заботам Святой Матери церкви, введя в царство Христово десятки тысяч новых душ. Рассудок святоши Людовика, видимо, парил где-то в горных высях, ибо он принял все сказанное братом за чистую монету, согласившись повести крестоносное войско вместо Палестины в Тунис.

Жан де Жуанвиль, сенешаль Шампани, проведший в крестовом походе с Людовиком не один год, и сам от похода отказался, и государя своего умолял остаться дома. Людовик так ослабел от осложнившихся болезней, что не мог отправиться даже в загородную прогулку, не говоря уж о военной экспедиции. Вот как Жуанвиль описывает пошатнувшееся здоровье короля: «…он настолько ослабел телесно, что не мог сносить поездку ни в карете, ни верхом… правду говоря, так немощен, что дозволил мне отнести его на руках… в аббатство францисканцев». Считая, что венценосцу не пережить невзгод африканского крестового похода, Жуанвиль выражает свои чувства такими словами: «Полагаю, что все те, кто советовал королю отправиться в сказанный поход, свершили смертный грех».

Понукаемый Карлом и собственной истовой решимостью сдержать священную клятву, король Людовик встал на путь, с которого нет возврата. Он не позволял своим дворянам ни на шаг отступить от своих обетов, принятых с ним вместе, и французские крестоносцы отплыли в северную Африку в первый день июля лета 1270. К Тунису они прибыли 18 июля, и тут их ждало первое разочарование: эмир был готов принять бой, а отнюдь не христианство, созвав в стены города всех воинов. Послы же, отправленные им к Бейбарсу, вернулись с ручательством помощи султана, буде таковая занадобится.

Ничему не научившись на горьком опыте, христиане и на сей раз привезли чрезвычайно скудный запас провизии, уже подходивший к концу. Летний средиземноморский зной заставлял рыцарей обильно потеть в своих доспехах с мягкой подкладкой, а возместить потерянную организмом влагу было нечем. Отчаянная нехватка питьевой воды вернее верного вела к обезвоживанию, что в сочетании с недоеданием создавало идеальные условия для инфекционных болезней. Мало-помалу эмир осознал, что дело до сражения не дойдет, поскольку все французское воинство повержено недугами, а недужнее всех сам король. Прибыв 25 августа с сицилийской армией, Карл дАнжу первым делом услышал весть о кончине брата Людовика в тот же день поутру. Злоключения Восьмого крестового похода завершились.

Султана Бейбарса весьма утешило, что не придется отсылать войско, противостоящее его монгольским врагам. Да и на христиан у него имелись свои планы, и помехи тут были ни к чему. Пока французы стояли под Тунисом, султан уже предпринял кое-какие шаги, пользуясь добрососедскими отношениями с сирийскими асасинами – во-первых, из-за того, что египтяне разгромили монголов, уничтоживших секту асасинов в Персии, а во-вторых, уже ближе к дому, победа над Антиохийским княжеством избавила асасинов от уплаты военным орденам ежегодной дани золотом. Так что они были только рады оказать своему другу Бейбарсу небольшую услугу.

Некоего асасина отправили в Тир, где прекрасное образование позволило ему сойти за христианина. Молиться он ходил в тот же храм, что и владыка города – Филипп де Монфор. И 17 августа 1270 года, ровно за неделю до смерти Людовика Французского, молодой асасин потихоньку пробрался в придел собора, где преклонили колени для молитвы Филипп де Монфор с сыном. Выхватив кинжал из-под плаща столь стремительно, что никто не успел ему помешать, шиитский палач вонзил клинок ничего не подозревавшему Филиппу в спину. Асасина тотчас схватили, но тот лишь упивался этим: раз Филипп де Монфор погиб, райское блаженство его убийце обеспечено до скончания веков.

Папы в Риме не было по-прежнему, французский крестовый поход не состоялся, самый агрессивный местный барон поплатился жизнью… Не видя более никаких препон своим планам окончательного сокрушения Святой Земли, Бейбарс собрал рать мамелюков, чая разгромить христиан окончательно и бесповоротно.