ДВА УРАНА
Еле волоча ноги, вся вымокшая, я поднялась на второй этаж маленького деревянного дома и позвонила в дверь.
За дверью залаяли собаки. Наверно, сразу штук сто. Уран зарычал, и шерсть у него поднялась дыбом.
Дверь открылась. На пороге стоял старичок. За его спиной, в тёмном коридоре, оглушительно лаяли собаки.
— Цыц! — прикрикнул старичок, и собаки замолчали.
Они выскочили на площадку и стали обнюхиваться с Ураном. Их оказалось всего две.
— Чего тебе, девочка? — ласково спросил старичок.
Я не ответила… Я не могла ответить. Я смотрела на собак. Обе они были лохматые и коричневые. У обеих было по белому уху. А у одной на спине было большое чёрное пятно.
Наверно, у меня был очень несчастный вид. Старичок вдруг посмотрел на меня внимательно и сказал:
— А ну-ка, девочка, заходи в дом. Чего на лестнице стоять?
Мы вошли в коридор. В коридоре было тепло и пахло лекарством. Собаки вбежали следом за нами.
— Так в чём дело, девочка? Ты кого-нибудь ищешь? — спросил старичок.
— Да, — промямлила я. — Я ищу… Здесь живёт… э-э…
И вдруг дверь из комнаты открылась и в коридор вышла… Вера Евстигнеевна.
В ГОСТЯХ У ВЕРЫ ЕВСТИГНЕЕВНЫ
Я оцепенела. Я, наверное, даже рот открыла. Вера Евстигнеевна тоже открыла рот, но тут же его закрыла.
— Синицына… — вымолвила Вера Евстигнеевна. — Люся… Папа, это моя ученица Люся Синицына!
— Очень приятно, — сказал старичок. — Очень, очень приятно! Будем знакомы. Меня зовут Евстигней Иванович. — И он протянул мне руку.
Что было делать? Пришлось мне в его открытую ладонь сунуть свой сжатый кулак.
— У тебя, Люсенька, рука болит? — поинтересовался Евстигней Иванович.
— Да нет… Просто… просто… жук у меня там.
— Ах, жук?! Это похвально. Значит, природой интересуешься, — сказал Евстигней Иванович. — Что же ты в дверях стоишь? Заходи. Молодец, что учительницу пришла проведать!
— Вот видишь, папа, какие у меня заботливые ученики! — засмеялась Вера Евстигнеевна. — С такими не пропадёшь!.. Но ты извини, Люсенька. Я всё-таки никак не ожидала от тебя такого подвига! Как иногда приятно ошибаться в людях!
И она обняла меня за плечи и повела в комнату.
…Потом мы обедали. Вера Евстигнеевна в постели, а мы с Евстигнеем Ивановичем за столом. Вера Евстигнеевна вместе с нами ела суп. Оказывается, учительницы тоже любят суп. И котлеты едят самые обыкновенные. С самой обыкновенной жареной картошкой. Завтра всем в классе об этом расскажу.
Дома Вера Евстигнеевна была совсем не такая, как в школе. Дома она была весёлая и разговорчивая. И рассказала мне, что она в постели потому, что у неё болит сердце.
Мне было очень стыдно. И я представить себе не могла, что у Веры Евстигнеевны может болеть сердце. И никто в классе этого не знает. Завтра же всем расскажу, и мы будем навещать Веру Евстигнеевну каждый день.
Пока я ела, Уран сидел рядом и смотрел на меня голодными глазами. Раза два я незаметно сунула ему под стол хлеб. Но он всё равно на меня смотрел. Тогда я спросила:
— А можно, я дам Урану полкотлеты?
— Да мы ему сейчас супу нальём, — сказал Евстигней Иванович. — Пошли, Люсенька, кормить твою собаку.
И мы пошли на кухню. Собаки побежали за нами.
— Прости, Люсенька, меня, старика, — сказал Евстигней Иванович. — Должно быть, я ослышался. Но мне показалось, что твою собаку зовут Уран. Это верно?
— Да, верно.
— Неужели Уран? Какое совпадение! — воскликнул Евстигней Иванович. — Такая редкая кличка! Ведь моего тоже зовут Уран.
Он погладил своего Урана с чёрным пятном и сказал:
— У нас тут с Ураном неприятность вышла. Потерялся он недели две назад. Насилу его нашли. Соседи где-то увидели и привели. Мы с Верочкой очень тогда переволновались. Мы ведь к ним так привыкли: Уран — мой, Чика — Верочкина. Чика и Уран — брат и сестра. Оба редкой, ценной породы.
— Мой Уран тоже ценной породы, — сказала я.
— Хорошая у тебя собачка, — сказал Евстигней Иванович. — Я в породах не очень-то разбираюсь. Но сразу видно — хорошая собачка. Душевная.
Тут он наклонился и хотел погладить Урана, но я вспомнила про чёрное пятно и закричала:
— Ой! Не надо! Он кусается!
Евстигней Иванович отдёрнул руку.
— Вот и хорошо, что чужих не подпускает, — сказал он.
…За окном всё темнело. Я вдруг вспомнила про маму, про открытое окно, про верёвку — и мне стало страшно.
Я заторопилась и стала прощаться. Евстигней Иванович провожал меня до самых дверей.
ХУЛИГАНЫ
Когда мы вышли, был настоящий вечер.
Мы медленно шли по улице. Колено у меня снова ужасно разболелось. Как же я с таким коленом залезу обратно по верёвке?.. Просто идти невозможно. Посидеть на лавочке, что ли? Может, пройдёт?
Мы зашли в какой-то двор. Я села на лавочку и стала дуть на колено. Оно распухло, как подушка.
Вдруг Уран заворчал. Я подняла голову и увидела, что из тёмного подъезда ко мне направляются два довольно взрослых парня в кепках.
— Это что за драный цыплёнок? — спрашивает один другого.
— Сейчас выясним, — отвечает ему другой.
Я оглянулась. Во дворе больше никого не было. Значит, драный цыплёнок — это я. Это было неприятно. Я встала и хотела уйти. Но тут оба парня подошли совсем близко. Я сделала шаг вправо — они шаг вправо. Я — влево, они — влево. Уран заворчал сильнее.
— А это ещё что за крокодил?! — удивился один из них. — А ну, цыц!
Уран испугался и прижался ко мне. Он даже ворчать перестал. Тогда другой хулиган протянул ко мне руку, схватил меня за шапку, прямо за круглый помпончик на макушке, рванул и оторвал его.
— Ой! — вскрикнула я.
И тут Уран как залает, как кинется на этого парня! И этот парень как отскочит!.. Но тот, другой парень пошарил по земле, схватил здоровенный камень и нацелился прямо в Урана. Бедный Уран прижался к земле. Он даже глаза закрыл.
— Не смей! — закричала я. — Не трогай его! Он тебе ничего не сделал! — И я вдруг, сама того не ожидая, изо всех сил пихнула обеими руками этого парня прямо в живот.
— Ах ты!.. — Парень угрожающе двинулся на меня.
— Да ладно, — сказал вдруг другой. — Чего с мелюзгой связался? Сейчас мамаша прибежит — визг подымет…
И они вдруг ушли. Скрылись, как будто их и не было. Я совсем про свою коленку забыла. И про приличное вознаграждение забыла. Про всё на свете…
— Уранчик, миленький! — говорила я. — Мы их прогнали! Прогнали! Здорово мы их, а?!
И Уран вертел хвостом и прыгал мне на грудь. Пока мы шли домой, я всю дорогу с ним разговаривала.
— Ты не думай, — говорила я Урану. — Да если бы он тебя только тронул, я бы знаешь что с ним сделала? Прямо убила бы его, честное слово! Я ведь ужас какая смелая! Ты прямо даже не представляешь! Ты же видел, как я его пихнула, а?! Он прямо вверх тормашками полетел! Да если бы они не ушли, я бы их обоих излупила… А ты тоже молодец! Как ты залаешь тогда, как он отскочит!.. Молодец, молодец…
И мы останавливались, и я гладила его по голове и по спине с нарисованным пятном.
— Сейчас мы придём домой, — объясняла я ему, — и я уговорю маму, чтобы она разрешила тебе остаться у нас жить. У меня мама добрая. Она хорошая. Я её вообще-то люблю. Она знаешь какая? Она ругается, ругается, а потом сама переживает. Она очень даже хорошая. Я её очень даже люблю. И папа у меня хороший. Он только сейчас в командировке. Но зато, когда он вернётся, знаешь, как он обрадуется, что у нас в доме собака?! Да ещё не простая, а редкой, ценной породы! И не нужно мне приличное вознаграждение! Зачем оно мне? И самокат мне не нужен. Я и без него обойдусь.
Мы шли по тёмной улице. О том, что делается дома, я старалась не думать.
Вдруг рядом со мной резко затормозил мотоцикл. Из него выскочил милиционер. Он бросился ко мне и схватил меня за руку:
