Все же встретиться пришлось. Общекомандный сбор еще никто не отменял, а Такс, как ни крути — нужен…

Такс поднял обе руки ладонями вперед, то ли успокаивая, то ли защищаясь:

— Тише, тише, Аю. Конечно, понимаю. Все хорошо… — и поперхнулся последним словом, не решившись выговорить, но Айрэнэ догадалась, что это было за слово. "Все будет хорошо, милая…" — он говорил так тогда…

"И хорошо, что хватило ума не ляпнуть! Вот был бы финиш, перед всеми-то… Блин…"

Девушка покусывает нижнюю губу, вцепляется взглядом в его глаза — светло-серые, ясные, но такие же непроницаемые, как если бы были черными. Правда, в уголках глаз — тончайшие морщинки… Лицо? На губах — полуулыбка, но не насмешливая, нет. Успокаивающая.

— Ну и молодец, умница, ценю. — Айрэнэ чувствует, что ее тон слишком вызывающ, но нет сил держаться. Нервно щелкает зажигалкой, прикуривает, резко выпускает дым. — Кстати, о птичках. Ты на турнир заявляться собираешься? Срок уже подходит… А от шимурэдских Тиаль будет!

Айрэнэ сидела на полу, обхватив колени руками, привалившись спиной к дивану. Щеки девушки были мокры от слез, но она уже не плакала. Позади на диване тихо сопели. Вернее, сопела. Искра, огненно-рыжая девочка, новое приобретение, талант — как сказали критики-кадавры. Правда, шлифовать придется изрядно, но это уже мелочи. Дите-то послушное попалось — школу бросать не стремится, с преподавателем гитары занимается, вокал тянет… Собирается еще и в танцевальную группу пойти. К дхойнам. Это, кстати, к лучшему — не переманят. А вот попробуй, отпусти ее в какой-нибудь «Брокен-дэнс» или «Лаурелиндоренан» — обернуться не успеешь, как сманят Искру-Искорку… Пусть уж лучше к цивилам ходит.

Искра… Выкрасилась в такой пылающий рыжий, что родители чуть доченьке родной голову не откусили. Ну да ладно. Ее, Айрэнэ, в этом никто не обвинял. Напротив, как только она с умным видом рассказала ("Ах, только не подавайте виду, что знаете! Она у вас гордая! Независимая!"), что девочку бросил ее мальчик… Знаете, некоторые с горя и тоски… Ну, вены, может, и не режут ("Что вы, что вы!") — но вот налысо могут постричься, или пять сережек в ухо, или татуировку… ("Ну что вы, нет, конечно! Она у вас сильная — всего лишь покрасилась.") И готово — все довольны, все танцуют. Родители безмерно уважают собственную дочь за силу характера, саму Айрэнэ — за присмотр и пригляд за девочкой ("Ха…"), и самих себя — за широту взглядов и терпение. Пригодится.

А Искра просто хотела стать похожей на ту Искру. Правда, у Сапковского написано, что волосы были темные, но стоило Айрэнэ сказать: "А знаешь, я тебя вижу — рыжей…", как девочка тут же понеслась краситься. Искра. К счастью, Айрэнэ не пришлось примерять к себе квэнту Гиселера — ей не нравился этот Крысюк, и она выкрутилась. Наплела и любовь, и смерть — в общем, историю изгнания, да такую, что впору самой слезами умыться.

Искра. По-эльфьи — Аэниеведдиен. Если коротко, то — Аэниэ. Девушка прикусила губу, чтобы снова не всхлипнуть. Нет, это имя никогда больше не будет звучать. Никогда.

Рыжая… Иногда Айрэнэ, зажмурившись, робко пыталась послать мысль — вперед, в ничто, нет — в нечто. Как человек в темноте вытягивает руки — что там? Вдруг — стенка? А вдруг — выход… Ищущее касание, и — всплывает лицо, и огненно-рыжие кудри. Дальше никогда ничего не было — Айрэнэ отдергивалась, будто обжегшись. Вроде бы — что-то было совсем рядом, что-то настоящее, только дотянись… Нет себе веры. Проще — оставить так, как есть. "Так я не одна. Это очень много."

На диване зашевелились, и девушка обернулась. Из-за неплотно задернутых занавесок пробивался белый свет фонарей, одно полоса ложилась на плечо спящей, лицо оставалось в темноте, а другая полоса освещала закинутую за голову руку — пальцы расслаблены, чуть согнуты, белеет тонкое запястье. Айрэнэ осторожно подобралась, поправила одеяло, помедлила — и легко коснулась губами щеки девочки. Искра не шелохнулась, только тихо вздохнула. Айрэнэ еще раз зачем-то поправила одеяло и, ступая почти бесшумно, ушла на кухню, по дороге прихватив со стола сигареты.

…Выставки — только успевай рисовать, продажи в магазине сувениров — только успевай работать… Заказы на ювелирку. Обожженные пальцы (Тхэсс дразнит Мелькором).

…Победа Такса на турнире (долго держал в руках светло-синий газовый шарф, рассматривал, не поднимая головы — но так и не подошел, ни к кому не подошел, а клочок прозрачной ткани убрал за пазуху).

…Любовь черно-серебряного мальчика — "из молодых да ранних". Ему всего пятнадцать, но за год пребывания в тусовке он уже успел заработать репутацию… Причем не из лучших. Айрэнэ так и подмывало сказать ему, что ниеннизм уже не в моде, но она сдерживалась и снисходительно принимала его поклонение, не забывая, впрочем, держать его на почтительном расстоянии. Кажется, мальчик и вправду был искренен… И это ее забавляло.

…Успехи девочек — танцы Искры; изумительный голос Тхэсс под аккомпанемент ее же гитары и пронзительной скрипки Айканаро; первая публикация Азраэли (успевшей сменить имя на Соколицу) — правда, в каком-то самоизданном сборнике, но сколько радости и гордости…

…Подготовки к новым играм. На этот раз команда — своя, полностью своя, большая. Со своими воинами (спасибо Таксу; и откуда он их выкопал?). Черно-серебряный идет менестрелем…

…Смена имени — очередная. Теперь она — Айринэ, ударение на «и». Почему? Захотелось. И не признается даже сама себе, что услышала это имя — однажды вечером, когда дремала в кресле, а рядом возились Тхэсс и Айканаро, подгоняя какой-то очередной прикид… А потом был еще и Такс, заметивший как-то раз, что ему все время хочется произнести ее имя как-то по-другому, а вот как именно… Народу было объявлено об очередной навороченной квэнте.

В голове — легкий звон, в теле — приятная расслабленность. Мысли ускользают, и девушка едва успевает отлавливать самые необходимые — те, которые обязательно нужно додумать. Хочется прикрыть глаза и сидеть, блаженно улыбаясь, покачиваясь в такт музыке… Хотя нет. Рядом, совсем близко и все же головокружительно далеко — та, ради кого все это затеяно. Музыка… Кассета пришлась очень кстати — никаких отвлекающих слов, только мелодия, и можно разговаривать, и разговор вьется и петляет, соскальзывая, казалось бы, в совершенно посторонние темы, но Айринэ, несмотря на легкое опьянение, направляет его исподволь, заставляет течь по нужному руслу. Девочка уже почти готова — она знает, слышала, читала. Перед ней Айринэ уже не раз разыгрывала — и за голову хваталась, и какая мука написана была на лице, а в глазах… А, поди разбери, что там в глазах, если они зажмурены. Еще чуть-чуть — еще подлить вина — горлышко бутылки темного стекла звякает о чашку, как это неромантично — чашечки в цветочек, но какая сейчас разница? Девочка слушает, приоткрыв рот. Девочка послушно поднимает чашку — чокаться так чокаться. Чокнуться… Айринэ смеется и поднимается со своего кресла, подходит — как медленны движения, словно по патоке… Ближе, ближе, совсем вплотную, теперь поднять руку — какая тяжелая, поднимается с усилием, а в горле пересохло, и надо бы глотнуть вина, а губы словно наждак… Все же — пересилить, перебороть. Рука ложится девочка на плечи — теперь легко подтолкнуть, прижать к себе…

Прижимается. Макушка девочки — на уровне груди Айринэ, и девушка видит пробор в темных волосах и просвечивающую нежно-розовую кожу.

Музыка — резвые ирландские танцы. Девочка молчит, тыкаясь носом в живот Айринэ, и та чувствует сквозь тонкую водолазку теплое дыхание, и гладит девочку по волосам, проскальзывая ладонью на шею, плечи, спину — снова и снова, едва заметно задерживаясь на тонкой полоске кожи между короткими вьющимися волосами и воротом свитерка, и снова — по спине, нет, по спинке, нащупывая подушечками пальцев каждую косточку позвоночника. От неожиданного прилива нежности перехватывает горло. Не глядя, Айринэ ставит чашку на стол — и ухитряется не промахнуться. Теперь — осторожно, плавно — перетекая водой — на пол, на колени, и под пальцами — узкие плечи… Нет, только в лицо — не смотреть. Уткнуться в ухо, в теплый висок с вьющейся прядкой, и не говорить ни слова — это не нужно. Потихоньку, полегоньку, полуоткрытыми губами — провести по бровям, по щеке и ниже — девочка покорно склоняет голову, подставляя шею — "Жертва вампира…" — мелькает нелепая, смешная мысль, прочь… Щека к щеке, и — прижать к себе, до боли — девочку, игрушку, новый экземпляр, щенка, котенка… До боли. Вырывается стон — чей? Свой, ее? Неважно. Девочка закрыла глаза — ресницы отбрасывают четкие полукружья теней, и уже сама поворачивается, уже — сама… Дрожь пробегает по ее телу, но Айринэ знает — это хороший знак, знает это запрокинутое лицо, покорно подставленные губы, ломкую беззащитность, это — можно взять. Можно — значит…