Порция подождала, пока за ним закроется дверь, прежде чем обернуться к невестке.

– Кто это? – прямо и с вызовом спросила она. Астрид улыбнулась без тени тепла или дружелюбия.

– Как всегда, без околичностей. Грубо и прямо. Неудивительно, что ты не можешь найти себе мужа. Мужчинам такая прямота не по душе.

Порция в ответ лишь тяжело вздохнула. С того самого дня, как Астрид вошла в их семью, Порции каждый день приходилось пить яд ее слов. Когда-то она даже находила в себе силы огрызаться. Но то было раньше. Теперь она чувствовала только усталость.

Порция смотрела, как Астрид опустилась на кушетку с природной грацией и стала поправлять подушки у себя за спиной. Наконец она изволила поднять глаза и тоном, каким обычно говорят о погоде, сказала:

– Твой брат уехал.

– Уехал? – Порция поймала себя на том, что хмурится. – Куда уехал? И когда он вернется?

– Может, я не очень ясно выразилась. – Пригладив обеими ладонями полосатую юбку, Астрид выпрямилась. – Он уехал от нас. – Еще одна пауза. – Бросил нас, если говорить точнее.

Порция опустилась на кушетку, открыв от изумления рот.

– Как это? – выдавила она. Астрид смотрела в окно.

– Он скрылся с драгоценностями. С моими драгоценностями, с драгоценностями, принадлежащими твоей бабушке, и даже с тем немногим, что он нашел в твоей комнате. Должно быть, сейчас он уже в другой стране.

Порция покачала головой. Все это было какой-то бессмыслицей. С чего бы вдруг Бертрам захотел расстаться со всеми теми привилегиями, что давал ему титул в этой стране, и уехал за границу? В конце концов, здесь у него была крыша над головой. Здешние кредиторы не могли заявить права на его собственность и отнеслись бы к нему с куда большей снисходительностью, чем те, заграницей.

– У него, похоже, не осталось иного выхода, – спокойно продолжала Астрид, словно прочла в глазах Порции невысказанные вопросы.

Порция пристальнее вгляделась в лицо невестки, пытаясь прочесть ее истинные чувства. Но сделать это было непросто, Астрид умела сохранять лицо в любой ситуации. Но Порция увидела за фасадом невозмутимого спокойствия глубокое горе. Такую боль никому не спрятать, как ни старайся. Предательство Бертрама больно ее ранило. Это точно.

– Он не вернется. В противном случае его ждет суд. Палата лордов будет судить его по обвинению в тяжком уголовном преступлении. Вчера утром меня навестил лорд Эштон и ввел в курс дела. – Верхняя губа Астрид дрогнула совсем чуть-чуть. – Твоему брату даже не пришло в голову хотя бы оставить мне записку. Я была вынуждена услышать о том, что произошло, из уст других людей.

– И что сказал лорд Эштон?

Астрид едва заметно качнула головой. Взяв себя в руки, она продолжила:

– Очевидно, лорд Эштон и другие члены палаты предложили ему уехать, не поднимая шума. – Губы Астрид сложились в невеселую усмешку. – В конце концов, нельзя же повесить того, кого нет в стране.

– Повесить? В чем его обвиняют?

– Похоже, обвинить твоего брата в отсутствии предприимчивости было бы в корне неверно. – Астрид холодно улыбнулась. – Бертрам замешан в подделке банкнот. Я подозревала, что тут что-то не так. Он продолжал проигрывать в карты. – Она презрительно фыркнула. – Все об этом знали. И все же у него всегда было полно наличности.

– Подлог, – еле слышно выдохнула Порция. Преступление, которое карается смертью. Неудивительно, что ее братец сбежал. Те, кто вместе с ним заседал в палате лордов, будут вынуждены определить ему ту же меру наказания, какую они столь бескомпромиссно раздавали направо и налево с учетом участившихся случаев подделки банкнот.

Вспомнив о госте Астрид, Порция спросила:

– А кто такой мистер Оливер? И каким образом он причастен ко всей этой истории с Бертрамом?

– Он тот, у кого Бертрам больше всего брал в долг.

– Мы не обязаны расплачиваться за те долги, что наделал Бертрам.

– Это так, но мы также не можем сами заработать себе на еду и одежду. И непохоже, чтобы у нас еще осталось хоть что-то на продажу. Бертрам уже успел продать все ценное.

– Так чего же хочет этот мистер Оливер? – спросила Порция, не в силах забыть оценивающий взгляд черных глазок.

– Саймон Оливер имеет большие амбиции в смысле подъема по социальной лестнице. Он хочет войти в высшее общество.

В то общество, к которому принадлежала Астрид и ее подруги? Саймон Оливер благодаря Астрид мог бы получить доступ в те круги, что навеки остались бы для него закрытыми, не похлопочи она за него.

– И это все, чего он хочет? Быть вхожим в светские салоны? – Порция презрительно фыркнула и скрестила руки на груди, не в силах забыть эту безобразную лапу на плече Астрид. – Я так не думаю. Давай начистоту, Астрид.

И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, Снежная королева испарилась. На щеках Астрид появились два красных пятна. Редко когда герцогиня Дерринг позволяла себе так проявлять свои эмоции.

– А тебе-то что до этого? – Ноздри ее раздувались. – Почему я вообще должна все это тебе объяснять? Насколько я помню, у тебя на жизнь более высокие виды. Разве ты не должна была уже давно уехать за границу и там воссоединиться со своей мамочкой? – насмешливо сказала она. – Ах да, как я могла забыть. Ты не получала от нее вестей… сколько уже? Года два, кажется?

– Двадцать месяцев, – автоматически поправила ее Порция.

– Ах да. Возможно, во время своих путешествий ты где-нибудь пересечешься со своим братцем. Передай ему тогда от меня привет и наилучшие пожелания, хорошо?

– Астрид…

– Нет, – перебила ее невестка. – Ты думаешь только о себе. Эгоистка. Такая же, как твой брат. Два сапога пара.

Порция поморщилась, как от боли. Еще никто никогда не обвинял ее в том, что она такая же эгоистка, как брат. Она не представляла, что такое возможно. Ее затошнило, все в ней восставало против таких обвинений. Порция уже давно привыкла к тому, что в семье все ею недовольны. Она могла бы ожидать от Астрид чего угодно. Но только не этого.

– Это я эгоистка? – воскликнула она, потеряв терпение вопреки самым благим намерениям. И тут же почувствовала неимоверную слабость. Она устала противостоять чужой воле. Устала сопротивляться тому, что из нее хотели сделать жертвенного агнца, призванного спасти семью от краха, в который всех их вверг ее, Порции, родной брат.

– Да, эгоистка, – не унималась Астрид. – Ты можешь водить за нос свою бабушку, но не меня. Я знаю, что ты намеренно саботировала каждую из возможностей вступить в брак.

Порция едва не вскрикнула.

– Я не стала бы употреблять слово «намеренно»…

– Ну, едва ли ты можешь похвастать тем, что старалась быть привлекательной. – Астрид с решительным видом кивнула. – Если бы в тебе было хоть на йоту ответственности, ты бы нашла возможность выйти замуж так, чтобы принести пользу своей семье. Ты думаешь, у меня был выбор? Нет. Отец сосватал меня за Бертрама, и я за него вышла. – Последнюю фразу она произнесла с издевкой. – И я буду продолжать делать то, что велит мне долг, даже если это будет означать, что мне придется терпеть эти мерзкие лапы на моем теле.

– Ты бы позволила Саймону Оливеру вольности? – в ужасе спросила Порция, наблюдая затем, как Астрид подносит к губам остывший чай, о котором она успела позабыть. Порция заметила, как задрожала рука, державшая чашку, и как Астрид глотнула тепловатой жидкости и моргнула, словно хотела отогнать слезы.

И тогда, пусть не сразу, пусть нехотя, Порция осознала, что на Астрид все происшедшее подействовало куда сильнее, чем хотелось бы думать ей, Порции. Вероятно, она не была такой уж Снежной королевой. Впервые она увидела жену Бертрама такой, какой та была на самом деле. Она поняла, что Астрид пыталась выжить, сопротивляясь силам, ей неподвластным, и при этом старалась сохранить хотя бы видимость достоинства. Достоинство – последнее, что у нее оставалось, все, за что она могла держаться. И за этим ледяным панцирем билось живое сердце, которое кровоточило от нанесенных ему ран. Неужели ей, Порции, всегда было невдомек, что можно заглянуть поглубже? И увидеть то, что таилось за ледяной маской?