— Подожди, они что, без оружия шли? — вытаращил глаза Палыч.
Мужчины за столом все, как один, грустно улыбнулись.
— С оружием, конечно. Но, согласно приказу МО РФ, это оружие было в разобранном виде упаковано в специально опечатанные московской комиссией ящики. Чтоб не провоцировать экстремистов на нападения. И во всех СМИ об этом заранее объявили. Понимаешь тему?..— Вячеслав налил себе полный стакан сока.
— Не понимаю,— честно ответил Игорь.
— Да продали Россию, что тут понимать,— отозвался сосед Палыча, рослый майор-пограничник.— Мне сейчас дай команду—«Наведи порядок, майор Ширко!» — так я за десять дней его наведу, с одной только своей ротой беременных недоносков. Но ведь не дают такой команды, гниды тыловые!..
Майор с тоской поднял огромные ручищи, а потом решительно выпил.
Я покосился направо и, немного подумав, слазал вилкой в кастрюлю за еще горячей картошкой. Но когда я несмело понес парящую картофелину в тарелку своей соседки, Алена Семеновна чутко отвлеклась от беседы с Валерой и замахала на меня руками:
— Что вы! Я худею! Нет-нет! Никакой картошки!
Я понятливо кивнул и положил эту картофелину себе. Поскольку Алена Семеновна все еще смотрела на меня выжидающе, пришлось задавать ей необязательный вопрос:
— А давно вы худеете ?
— Целый час! — с готовностью отшутилась она, с торжествующей усмешкой оглаживая себя по пышной груди.
— Уже заметно! — обнадежил я.
— Правда? — захихикала она, прикрывая рот ладошкой.
— Ну да. Глаза у вас голодные.
Она задумалась, потом нахмурилась и наконец разочарованно отвернулась к Васильеву.
Антон опять через стол улыбнулся мне одними глазами и негромко сказал:
— Слушай анекдот, тезка. Возвращается муж из командировки, открывает дверь в спальню, а там его друг и жена занимаются любовью. Муж в сердцах хватает пистолет и стреляет в друга. Наповал. Жена поднимается, грациозно подходит к будуару, берет помаду, красит губы и с легким вздохом говорит: «Эдак ты всех друзей растеряешь!»
Я ухмыльнулся и задумчиво взглянул на Алену Семеновну. Мне уже давно было плевать на несчастного капитана Ивашкина, отсиживающего на гауптвахте за грехи своей несносной супруги,— я не мог разобраться в своих ощущениях.
— Новости! Новости! — закричала вдруг медсестра,тыча вилкой в телевизор, доселе беззвучно вещающий на Первом канале.
Вячеслав неспешно, с каким-то гадливым выражением на лице, поднял телевизионный пульт и несколько раз нажал на сенсоры, выставив уровень звука до различимого. Аккуратно причесанный диктор приветливо улыбнулся нам всем и сказал:
— Здравствуйте! В эфире новости Первого канала.Спешим обрадовать наших телезрителей — министр Зурабов, прозванный в народе совестью нации, посмертно стал лауреатом 17-го конкурса ЮНЕСКО на звание «Человека десятилетия». С подробностями — специальный корреспондент Первого канала в Нью-Йорке.
По экрану пошли панорамы нью-йоркских авеню, и все жадно принялись рассматривать непривычно целые, яркие витрины и толпы улыбающихся, счастливых людей.
— Живут же люди! — выразила общее мнение Алена Семеновна.
— Да ладно, у них на границе с Мексикой сейчас такая же херня происходит,— тут же вступился за родину Васильев.
Поддерживая Валеру, появившийся на экране диктор с фальшивой скорбью в голосе сказал:
— К сожалению, волна стихийных беспорядков и
погромов докатилась также и до Соединенных Штатов
Америки. Сейчас вы увидите эксклюзивные кадры,снятые нашим специальным корреспондентом во время вчерашних массовых погромов на юге США.
По экрану пошло мельтешение из перекошенных лиц и горящих зданий, сопровождаемое криками разной степени экспрессивности.
— Ну, там хотя бы не стреляют,— разочарованно заметил Палыч.
— Стреляют везде,— поправил Вячеслав.— Просто оттуда, где стреляют, корреспонденты с телекамерам не часто возвращаются.
Следом пошел сюжет про разграбленный в Лондоне автосалон, и на экране появился плачущий хозяин который, если верить российскому переводу, отчаянно проклинал правительство своей страны за то, что оно оказалось не способно защитить его машины от толпы погромщиков.
— Я разорен! Я полностью разорен! Теперь у меня нет ничего! — надсадно орал в микрофон несчастный коммерсант, а камера тем временем показывала нам бессмысленно покореженные модели известнейших и дорогущих автомобильных марок.
— Чего бы ему, лоху, было не продать это добро пораньше и не свалить с деньгами? — удивился кто-то из ребят в камуфляже.
— Да уж! Самые большие лохи на свете — это те, кто имеет деньги, но не имеет счастья,— негромко сказала медсестра, и я понял, что совершенно напрасно недавно упрекал ее, пусть и мысленно, в тупости.
Тут Первый канал отвлекся от зарубежья, и по экрану пошла подборка региональных сюжетов. Нам показали процедуру открытия электронной библиотеки в селе Горелово Псковской области, два сюжета про освящение — новой атомной подлодки в Северодвинске и музея в Калуге, а также сюжет про визит президента в Анадырь на закладку первого камня в фундамент местной очистной станции.
— Президент у нас молодец, далеко смылся,— одобрил Палыч.
— Да уж… Главнокомандующий, бляха-муха… — хмыкнул Вячеслав.
— Да он, может, не в курсе,— заступился за президента Антон.— Может, ему, как и нам, докладывают только про погромы в Америке и открытие библиотеки в селе Горелово.
. Ну и нахрен он тогда нам нужен, такой красивый?! — злобно рявкнул Васильев, и я увидел такое разочарование на его исцарапанном и битом лице, что рука моя сама потянулась за бутылкой водки.
— Да знают в Кремле всё, что надо! — успокоил собравшихся Вячеслав.— Просто играют в какие-то свои игры, сферы влияния делят или еще чего…
— Нифига себе игры!.. Сколько народу уже полегло! — не выдержал я, наливая водки и себе тоже.
— Их-то это не касается,— ответил Вячеслав.— К примеру, Рублевку сейчас сразу две дивизии охраняют, воздушно-десантная и внутренних войск. Так что там порядок и тишина. По телику давеча показывали — спокойно себе люди в гольф играют, в шортиках и белых носочках. В гольф они там играют, понимаешь!
Все замолчали, с неприязнью глядя в телевизор, где как раз показывали одного из обитателей Рублевки, известного салонного художника. Как будто специально, он вырядился в белые футболку, шорты и носочки. Своими тонкими ручками живописец с натугой удерживал широкую золоченую раму.
— Моя новая картина посвящена последним событиям в Казани.— Холеный человечек лихорадочно тараторил в кадре, выжимая максимум пиара из дорогих эфирных секунд.— Вот, дорогие телезрители, вы видите на этой картине, как несчастная мать держит своего мертвого ребенка, убитого безжалостными погромщиками. Вы также видите, как искажено горем ее когда-то
прекрасное русское лицо… Я безвозмездно дарю эту картину Третьяковской галерее!..
В приступе неконтролируемой ярости Слава ударил кулаком по пульту, и экран погас.
Стряхнув телегипноз, все посмотрели друг на друга.
— Больше всего мне жаль хороших людей,— сказала в наступившей тишине медсестра, устало вливая в себя очередную рюмку водки.— Их в жизни ждет наибольшее разочарование. Страшно подумать, как они будут мучаться от разочарований в гнусной человеческой сущности…
Она тяжело вздохнула и добавила:
— Беда хороших людей в том, что они всех подозревают в порядочности. А их по всей стране — мордой об стол, и давай пытать на предмет семейных заначек или просто так, для развлечения. И делают это ближайшие соседи — те самые, что раньше придерживали дверь, когда вы выносили из подъезда коляску с ребенком…
Она заплакала и прикрыла лицо руками. Все тут же принялись преувеличенно шуметь, звенеть посудой, разговаривать неестественно бодрыми голосами, скрипеть стульями, лишь бы не слышать этот тихий плач.
Я с каким-то восторженным ужасом смотрел на медсестру — совсем юную девушку, так рано созревшую для мудрости, к которой не каждый приходит и в восемьдесят лет.