— Понятно. Ваша очередь, Константин Аркадьевич

Подполковник Ивашко встал, провел рукой по волосам, хотя они у него были в идеальном порядке (позже я узнал, что эта привычка — приглаживал волосы подполковник Ивашко всегда, когда нервничал).

— Мною, за прошедшее время, опрошено шестнадцать коллег Комарова по работе. По их показаниям, Комаров в работе был человеком неконфликтным, участвовал в общественных мероприятиях как фронтовик, пользовался заслуженным уважением коллектива. За последнее время ни один из шестнадцати опрошенных мною людей не смог назвать ни одного человека, у которого с Романом Станиславовичем были бы конфликты. Подчиненным он помогал чем мог, начальство не подсиживал. Повышения по должности у Комарова в ближайшее время не планировалось, да он к этому и не стремился. Оформленные протоколы допросов у меня в главке, завтра я их привезу сюда, в Генпрокуратуру. У меня все.

Шеф кивнул.

— Ваша очередь, Сергей Владимирович

Эзоповым языком я рассказал о проделанной работе, о многом умолчал — а если не считать умолчанное — рассказывать особо было и не о чем. Шеф вопросов не задавал и после моего рассказа свернул совещание. Рабочий день был закончен.

Результаты экспертизы я вывез из здания Генпрокуратуры домой, хотя делать это строго воспрещалось. Но я понимал, что в противном случае они могут очень легко пропасть или попасть не в те руки.

Генерал Семен Кузьмич Журавлев с самого утра не мог найти себе места — ситуация похоже выходила из-под контроля. Два спецдонесения одно за другим и одно страшнее другого. В первом спецдонесении сообщалось что стажер генпрокуратуры Соболев (и сын генерала Соболева, об этом забывать нельзя) поздно ночью проник в квартиру Комарова. Повод мог быть только один — что-то найти, а возможно и просто что-то забрать из квартиры. И, похоже, забрал — попытка задержать Соболева силами срочно вызванной оперативной группы провалилась с треском. Некие люди, хорошо вооруженные — видимо изначально прикрывавшие Соболева — угрожая оружием, забрали Соболева почти из рук оперативников и увезли в неизвестном направлении. Срочно организованная поисковая операция — к которой подключили даже ГАИ по выдуманному сообщению о разбойном нападении и угоне машины — оказалась безрезультатной, что свидетельствовало о хорошей подготовке группы прикрытия.

А уже на следующий день под плотный «колпак» чужой разведки попал один из ключевых объектов в Москве — объект «Беркут». На «Беркут» были завязаны важнейшие операции на нем в частности, базировался «Спектр» полковника Кондратьева. Эта открытая и наглая демонстрация силы со стороны МВД могла означать только одно — Соболев нашел документы погибшего полковника Комарова и передал их по назначению — в "контур"!

Дверь кабинета, обитая звукоизолирующим материалом (генерал Журавлев не любил даже малейшего шума — он отвлекал, не давал сосредоточиться) мягко распахнулась, и в кабинет вошел срочно вызванный полковник Кондратьев. Его лицо, обычно бесстрастное выражало озабоченность и нервное напряжение. Ни слова не говоря, Журавлев указал на одно из двух кресел, стоящее в углу рядом с журнальным столиком.

— Что происходит? — начал Журавлев без предисловий

Полковник Кондратьев несколько секунд собирался с мыслями, прежде чем ответить

— Кажется, серьезно провалились — наконец сказал он — я опрашивал членов оперативной группы. Соболев ушел через окно, потом пытался оторваться от преследования, его почти захватили — но тут появилась Волга-24. Сначала показалось, что Соболев попал под машину, но потом водитель и пассажир Волги, угрожая нашим оперативникам применением оружия, заставили их покинуть место происшествия. Поисковая операция результатов не дала — к ней видимо были хорошо готовы. Может быть, место стоянки этой Волги было очень недалеко, может ее где-то бросили во дворах — но факт остается фактом — они ушли, и задержать никого не удалось. Сегодня же утром были вскрыты активные разведывательные мероприятия по «Беркуту». Наблюдение проводится совершенно открыто.

— Что по консервации объекта?

— Первоочередные меры уже приняты — недовольно сказал Кондратьев — но для полной консервации потребуется не менее двух недель. Вся нормальная работа этим срочным перебазированием сорвана. Часть документов, наименее ценных мы вынуждены просто уничтожить.

— Мать твою — выругался Журавлев — в разведке не существует менее ценных документов, есть документы, которые в данный момент не имеют ценности. А через час может быть они будут нужны как воздух. Чтоб их всех! Что по следственной группе Калинина?

— Источник начал передавать информацию. Но по его предположениям часть информации утаивается и остается в распоряжении только руководителя следственной группы Калинина и стажера Соболева. Ситуация была дикой — следователь по особо важным делам совместно со стажером (!!!) ведут расследование "из-под полы", не посвящая во все детали других членов следственной группы. Такое может быть только в одном случае — если стажер Соболев участвует в расследовании не как стажер Генеральной Прокуратуры, а как сын генерала милиции Соболева. Тогда дикая ситуация становится вполне нормальной и логически оправданной.

Генерал Журавлев задумался. Ситуацию надо было исправлять — и как можно быстрее! На завтра была назначена недельная оперативка у Андропова, докладывать было фактически нечего.

— Вот что, товарищ Кондратьев — начал официально Журавлев — ситуацию необходимо исправить. Любой ценой!

Вот здесь генерал Журавлев совершил грубую ошибку. Точно такую же он совершил до этого — когда ориентировал группу Кондратьева на то, что отыскать документы, находившиеся у полковника Комарова. Тогда он употребил ту же самую фразу "любой ценой". Сказалось армейское прошлое генерала Журавлева — профессиональный разведчик не скажет "любой ценой" никогда, он дотошно уточнит методы, допустимые и не допустимые при достижении цели. Результатом первой ошибки генерала Журавлева стало убийство полковника Комарова — пусть случайное, вызванное действиями самого Комарова — но все же убийство. И, как результат убийства — обрыв ниточек, ведущих к документам. Последствия второй ошибки генерал Семен Кузьмич Журавлев скоро поймет — и они будут не менее тяжелыми.

— Необходимо нейтрализовать расследование и найти, наконец, документы, собранные полковником Комаровым. И срока на это — десять дней максимум.

— Есть! — поднялся полковник Кондратьев — разрешите идти?

— Идите — тяжело проговорил Журавлев

Когда дверь за полковником Кондратьевым закрылась, генерал Журавлев погрузился в размышления. Результатом этих размышлений стало то, что он решил ничего не докладывать Андропову до тех пор, пока не удастся получить нужный результат.