Ушас содействовала не только пробуждению, но и возрождению покойников. "Заставь нас родиться среди людей, о Всежеланная!" — сказано в том же гимне. Такая роль богини рассвета согласуется с характерным для подкурганных захоронений скорченным, "внутри­утробным" положением мертвых.

Ашвины, сыновья-близнецы Дьяуса, несколько пред­шествуют появлению на небе Ушас, то есть они боже­ства не зари, а рассвета. Мифологически они близки греческим Диоскурам. Значение их имени охватывает широкий круг представлений, связанных с "конями" и "орлами", "небом" и "водами", "камнем" и "древом жизни" или "жертвенным столбом". Это уже не столь­ко вселенский образ, сколько модель мироздания, очер­чивающая структуру Вселенной.

Ашвины исцеляют и воскрешают. То есть, подобно их родной сестре Ушас, также имеют отношение к по­гребальному обряду. Однако они не пробуждают и невозрождают, а как бы выхватывают обреченных — из воды, из земли, из огня. Поэтому они связаны не толь­ко с природными стихиями, но и с. кораблями, коле­сницами, птицами.

Да привезут вас, Ашвины, орлы,

Запряженные в колесницу, быстрые птицы,

Которые, пересекая воды, словно небесные коршуны,

Привозят (вас), а Насатья, к жертвенной пище!

Таким образом, их можно связывать с лодками и по­возками при погребенных, а также с птицеобразными конструкциями курганов у Цнори и Большой Белозер­ки. Эти соответствия охватывают курганный обряд бронзового века на всем его протяжении. На плитах Каменной Могилы есть изображения коней в сочета­нии с непохожими на колеса кругами: не только с че­тырьмя, по и с тремя "спицами" (рис.28). Последние, будучи, очевидно, символами принятого у индоевропей­цев трехчастного года, перекликаются и с "трехместной, трехчастной колесницей" Ашвинов.

Агни ("огонь"), обязательный участник жертвопри­ношений, не связан определенными родственными от­ношениями с другими богами Он родился от небесно­го солнца, от трения деревянных палочек (то есть "от (растений) земли"), от молнии в грозовой туче ("в во­дах") и, соответственно трем уровням мироздания, своим "светом протянулся через землю и через это не­бо — через два мира и через воздушное пространство". Горящий во многих местах, он един. Как ветви дерева объединяет Агни в себе всех богов, ибо всем им до­ставляет он жертвы.

Следы Агни — "Огня" оставлены едва ли не в каж­дом из подкурганных захоронений. Сооружение Высо­кой Могилы началось с возведения насыпи над горя­щим шалашом с погребенным, а закончилось сожже­нием покойника на вершине последней, солнце-подобной досыпки (рис.6, 11). Вообще роль огня в курганном обряде с середины IV до середины II тыся­челетия до нашей эры все возрастала и закончилась распространением обряда сожжения трупов. Интересно, что ближе к лесостепи, где топлива было побольше, этот обряд проявился раньше и шире практиковался. Но и в степях он достигал порой выразительности не­обычайной. Таково, например, трупосожжение на вер­шине кургана № 2 у Большой Белозерки, последняя досыпка которого была оформлена в виде птицы. В Ин­дии такую форму алтарям придают и доныне.

Агни редко выступает героем мифологических сю­жетов. Из них наиболее развит миф об "индийском Прометее", Матаришване. Одно из объяснений его имени — "кусок дерева для добывания огня" древней­шим способом, трением. На этом мифе мы остановимся ниже.

Трита Аптья — "трех (главый) водяной" — древней­ший из распространенных среди индоевропейских на­родов образ громовержца, борющегося со змиевиднымн демонами. Наиболее известны среди них в античное время Зевс или Аполлон, побеждающие Тифона, а в средневековье — поражающий змия Георгий Победо­носец. Считается, что этот сюжет возник при наблюде­нии молний в грозовых тучах. В этом смысле Трита Аптья связан с одним из способов рождения Агни.

Но в отличие от Агни, он устремлен не в небеса, а под землю. Трита защищает от вторжения сил поту­стороннего мира: принимает грехи богов и людей на себя. Главный его подвиг — убийство трехголового дра­кона и освобождение коров — гавас, под которыми в индоиранской мифологии подразумеваются обычно лу­чи солнца или Ушас, новогодней зари. В другом мифе он поразил страшного вепря. Образ Триты во многом близок Парджанье.

В кургановом обряде соответствия Трите проступа­ют прежде всего в кромлехах. Не олицетворен ли он быком-Тельцом и двумя собаками-Псами, преследую­щими Вепря па плитах Велико-Александровского кур­гана? Не исключено, что связанные с Тритой Аптьей сюжеты изображены и на двух плитах Каменной Мо­гилы. В обоих случаях композиции сходны. Сначала представлены треугольник и парящий над ним дракон, составленный из ромбов и треугольников; затем дра­кон изображен расчлененным. Впоследствии подобные композиции встречаются на посуде и в особенности на каменных "громовых" топорах.

В заключение необходимо отметить, что древнейшие, индоевропейские образы "Ригведы" находят близкие соответствия лишь в более ранних курганах Северного Причерноморья. Эти курганы носят следы первых вы­ходцев с Балкан и Кавказа. По мере их слияния воз­никали новые, местные образы, хотя пережитки старых продолжали встречаться.

Индоиранский, или арийский, пласт в "Ригведе" — центральный и наиболее развитый. Входящие в него многочисленные божества подразделяются на два клас­са: асура ("жизненная сила") и дэва ("сияние"). Су­ществуют две точки зрения на происхождение и сущ­ность такого деления.

Одни исследователи исходят из того обстоятельст­ва, что индийская группа арийских племен богами почитала преимущественно дэвов, тогда как асуры считались демонами; в Иране же обстояло наоборот. Отсюда делается вывод о племенных, общественных и даже хозяйственных различиях двух групп ариев.

Более верной представляется другая точка зрения, обоснованная голландским ученым Ф. Б. Я. Кейпером. Он полагает, что асуры не только старше дэвов, но и связаны с представлениями об изначальном хаосе. Та­кая приверженность и обеспечила им место в потусто­роннем мире в качестве демонов, тогда как дэвы, при­соединившиеся к преобразователю вселенной Индре, обрели статус космических, верховных божеств. Основ­ной миф "Ригведы" — победа предводителя дэвов Ин­дры над змием Вритрой и стоящими за ним асурами — приурочивался к новогодним празднествам.

Обновив таким образом Вселенную и утвердив зна­чимость миропорядка, арии до следующего Нового го­да смирялись с неустойчивым равновесием между си­лами космоса и хаоса, между дэвами и асурами. "Асу­ры — не падшие ангелы, но потенциальные боги", — за­мечает исследователь, подчеркивая тем самым более высокую ступень представлений о миропорядке, вопло­тившихся в образы дэвов.

Родоначальниками асуров были Дану ("поток") и Дити ("конечное", праостров?) или же Дана и Вритра. Родоначальниками дэвов считались Адити и Дьяус или Дакша. Четкое разграничение двух этих классов бо­жеств в "Ригведе" отсутствует. Тем не менее предпо­чтение отдается потомкам Адити, их родословная более развита.

Адити ("бесконечное", "непрерывное", "вечное") считалась воплощением более древних Притхиви и Ушас. Ее имя не что иное, как эпитет нескончаемых годовых циклов Вселенной. В соответствии с этим счи­талось, что у Адити было 6 сыновей — "царей издревле", а затем их число возросло до 12. Очевидно, что подразумевались месяцы весенне-летнего полугодия или же полного года.

Рис.14. Образ Адити и ее сыновей в IV слое Высокой Могилы.

Адити и ее ближайшие потомки представлены в ми­фологии человекоподобными существами. Такими же представляют и их соответствия из причерноморских курганов.

Наиболее выразительный из связанных с Адити ми­фов повествует о том, что сын ее Дакша ("дающий", "южный", "правый") стал ее же отцом и супругом. Так древние мудрецы решили проблему сочетания женского и мужского начал Вселенной, а вместе с тем утвердили главенство патриархального божества Дакши в обход традиционному и вполне очевидному приоритету мат­риархального представления о рождении сущего.