Противник Бена – низенький темнокожий парень – к тому времени тоже был повержен: он лежал ничком, и изо рта его текла струйка крови. Бен широко улыбнулся Алексу и отсалютовал ему отвоеванным мушкетом.

– Хорошо сработано, петушок, – засмеялся Алекс. – Не забудь вернуться сюда перед отправлением и выбросить их обоих за борт. Надо полагать, они оживут, когда наглотаются воды, и им придется выгребать к берегу, но тогда эти люди уже нам будут не опасны. У меня нет никакого желания заботиться по дороге о каких-то там пленниках в трюме. Понятно?

– Да, сэр.

– Хорошо. Пошли дальше.

Алекс с Беном уже почти добрались до лестницы, ведущей на верхнюю палубу, когда до их ушей снова донесся звук голосов. Они замерли и стали внимательно слушать. Разговаривали тихо, поэтому слов было не разобрать. Один голос принадлежал мужчине. Другой, более энергичный, – женщине. Глаза Бена округлились. Он стиснул плечо Алекса с бессознательной силой. Этот голос – он его узнал!

– Капитан! Это похоже…

– Да, мой друг, я знаю. Это она. Неподражаемая и вездесущая мисс Трент.

Что-то в Алексе заставило Бена сжаться, но тот, казалось, совершенно о нем забыл. Он с силой вцепился в свой мушкет и заговорил, как будто обращаясь к самому себе:

– Я и представить себе не мог, что это возможно. Однако, кажется, я буду иметь удовольствие снова увидеть Лиззи. Да, воистину, это моя счастливая ночь. Чего нельзя сказать о ней. – Алекс засмеялся холодным, жестоким смехом. – Когда я с ней разделаюсь, она тысячу раз пожалеет, что однажды имела дерзость покинуть берега Англии.

Роберт Мабри взволнованно вышагивал по палубе «Шершня», низко надвинув на глаза капитанскую фуражку, чтобы защититься от дождя, который лил не переставая. Еще совсем недавно на улице шел настоящий ливень, но за последние полчаса он несколько поутих. Это дало возможность капитану выбраться из дома на свежий воздух и совершить обход корабля, который завтра утром ему предстояло вывести в открытое море. Роберт страстно желал, чтобы утро наступило как можно быстрее, – он жаждал уйти в плавание. После многообещающего начала Калькутта в конце концов совершенно не оправдала его ожиданий. Будь она проклята, эта Калькутта, лучше бы к ней и не приближаться! Вместо того чтобы отправиться в обратный путь в сопровождении прекрасной наследницы богатого состояния, которая могла бы стать его невестой, он покидал этот берег как рядовой второразрядный поклонник, которым пренебрегли самым унизительным образом ради притязаний какого-то престарелого толстяка. Капитан с отвращением сплюнул в бурлящую за бортом воду.

Когда Роберт Мабри в первый раз увидел Элизабет Трент, то был захвачен ее красотой, благовоспитанностью и утонченностью. Он с подчеркнутым вниманием относился к ней на протяжении всего плавания в Калькутту. И только позднее, после многочасовых бесед с ней на разнообразные темы, открыл – с большим удовольствием для себя, – что Элизабет, кроме прочих несомненных достоинств, обладает и немалым богатством. Именно после этого открытия относиться к ней он стал со всей серьезностью.

Роберт Мабри был честолюбивым человеком. Он уже завоевал репутацию блестящего офицера, однако его амбиции все еще не были удовлетворены. Женитьба – на деньгах или на титуле, а лучше всего на том и другом одновременно – всегда оставалась заветной мечтой. С появлением Элизабет эта мечта вдруг оказалась до невероятности реальной. Конечно, было очень прискорбно, что семья Элизабет Трент не обладала титулом, тем не менее она принадлежала к высшим кругам лондонского общества. А этого вместе с ее значительным состоянием вполне было достаточно. Он начал ухаживать за ней всерьез, убеждая себя в том, что из нее может получиться очаровательная жена.

И все шло вполне гладко до тех пор, пока на сцене не появился Томас Синклер. При воспоминании о нем на лице Роберта возникла гримаса. И эта шлюха молодости предпочла высокое положение. О женщины! Капризны и изменчивы, как погода. Да, Роберт был чрезвычайно унижен тем, что Элизабет предпочла Синклера ему, но не это волновало его больше всего. Самое худшее состояло в том, что были разбиты его надежды на будущее. Как будто вожделенное изысканное блюдо, которое уже стояло на столе и к которому он протягивал руку, внезапно исчезло. Роберт смог только облизнуться, видя уплывающие деньги и положение в обществе, которые принесла бы ему женитьба на Элизабет. Но вместо праздника получил шиш. Блюдо, можно сказать, вырвали у него из-под самого носа, и ему оставалось только вдыхать его аромат и мучиться от сознания того, что он сам мог бы всем этим обладать. Неудовлетворенный голод оставил в нем чувство горечи и злости. А это было весьма опасным сочетанием.

Цоканье копыт по мощеной улице, ведущей на пристань, заставило отвлечься от тягостных раздумий. Роберт начал с любопытством вглядываться в туман. Если судить по звуку, это должен быть экипаж с запряженной в него четверкой лошадей. Какого дьявола кому-то понадобилось в такое время, к тому же под дождем, отправляться на пристань?

Через некоторое время экипаж оказался в поле зрения. Грум рывком остановил лошадей в нескольких шагах от пристани, но прежде чем он успел слезть с козел и помочь пассажиру выйти, дверь экипажа открылась и из него стремительно выпрыгнула закутанная в шаль фигура. Роберт замер, не в силах поверить своим глазам: Элизабет Трент собственной персоной. Она проворно вытащила из экипажа тяжелый чемодан, торопливо повернулась к груму и что-то вложила в его ладонь. Затем помахала ему рукой и повернулась в сторону корабля. При виде Роберта ее бледное лицо расцвело улыбкой, она поспешила вперед, с трудом волоча за собой чемодан, в то время как грум вскарабкался обратно на свое место, повернул лошадей назад и исчез в темноте. Все еще не оправившись от удивления, Роберт поспешил ей навстречу, чтобы приветствовать и помочь подняться по сходням на корабль.

– Элизабет! Мисс Трент! Что это значит? – спросил он, все еще неуверенный, какой тон следует ему взять: неодобрительный или заботливый. Удивление в данный момент пересилило в нем злость: слишком уж необычным было ее поведение. Что бы это могло значить? Дальнейшие ее действия только усилили его изумление. Она поставила чемодан и бросилась ему на грудь. Ее сотрясали безумные, импульсивные рыдания.

– О Роберт! – шептала она. – Благодарение Богу, что я встретила тебя!

Он обнял ее. Смущения и сомнения боролись в нем с внезапной, дикой надеждой.

– Прошу тебя, успокойся, моя дорогая, – утешал он ее, поглаживая мокрые спутанные волосы. – Что за причины так огорчаться? Почему бы тебе не рассказать мне все, что тебя тревожит?

– Ты должен… взять меня с собой! – попросила она, глядя на него огромными испуганными глазами. – Скажи, что ты возьмешь меня с собой!

Неужели случилось такое, что красавица в конце концов по нему соскучилась? Или эта перемена в ней объясняется скорым отплытием его корабля? Эгоизм Мабри выставлял все происходящее в выгодном для него свете, однако здравый смысл подсказывал гораздо более прозаические объяснения. Он протянул ей свой белый носовой платок с алой монограммой и постарался улыбнуться.

– Элизабет, расскажи мне, пожалуйста, почему ты так хочешь уехать вместе со мной в Англию? Наверное, твой дядя…

– Он умер. Теперь не осталось ничего, что бы задерживало меня здесь. О Роберт, ты ничего не понимаешь! Я должна уехать… должна!

В голосе снова послышались истерические всхлипывания, он обнял ее крепче, стараясь унять бьющую ее дрожь.

– Конечно, Элизабет. Как ты пожелаешь. Но не могла бы ты все же попробовать объяснить? Ты совершенно права, я ведь пока ничего не понимаю.

Взволнованно и сбивчиво, постоянно вздыхая, она начала объяснять ему все, слова находились с трудом, голос постоянно срывался. Элизабет рассказала Роберту про Бурка и про Синклера, про его отвратительные домогательства, про свидание с ним в тот самый вечер и, наконец, про бегство от Синклера. Какое это облегчение – выплеснуть наружу весь стыд и ужас, поведать обо всем Роберту – единственному человеку, который действительно ее любит, который всегда обращался с ней с нежностью и уважением. Она излила ему свою душу, а затем обняла его и уткнулась ему в плечо. Господи, теперь наконец все будет хорошо. Роберт защитит ее, возьмет под свое покровительство. Он увезет ее из этого проклятого города и доставит обратно в Англию. Больше никто и ничто не причинит ей никакого вреда. Между тем Роберт не произносил ни слова. Но когда наконец заговорил, его голос звучал несколько странно – натянуто и неестественно.