Наконец, заржавелый ключ вошел в замок.

Данило затаил дыхание, закрыл глаза, повернул ключ, и — о, чудо! — щелкнул замок предохранителя.

— Да! Да! Да! — Он начал исполнять пируэты и размахивать руками, как танцор фламенко, потом залез в машину и стащил с себя насквозь промокшую одежду, носки и обувь, оставшись сидеть голышом.

Надо срочно что-то надеть, иначе он окоченеет.

Данило посмотрел, нет ли на заднем сиденье чего-нибудь, чтобы набросить на себя...

"Шотландский плед, который Тереза брала с собой на пикник"

... но его там не было. Зато там лежала бутылка граппы, которую он купил, возвращаясь с похорон. Наполовину полная.

— Ура! — Он так резко опрокинул ее в себя, что чуть не захлебнулся. Алкоголь прошел по пищеводу и согрел внутренности.

"Так-то лучше. Гораздо лучше".

Но этого было недостаточно. Надо было что-то накинуть на плечи, но подниматься в квартиру не хотелось.

В итоге Данило снял с передних кресел плюшевые чехлы в черно-белую клетку и надел их на себя, один поверх другого. В отверстие для подголовника он просунул голову, а руки продел в боковые разрезы.

— Отлично.

Но и этого было недостаточно. Надо было завести машину и включить на максимум печку. Данило нацепил на нос очки, всунул ключ в замок зажигания и повернул.

Стартер даже не вздрогнул.

Аккумулятор сдох.

"А чего ты ожидал после стольких-то лет?"

Он положил руки на руль и остекленелым взглядом уставился на "Елочку" с сосновым ароматом.

Странно все-таки, что машина не завелась.

Что-то не сходилось. Неужели Бог устроил так, чтобы он отыскал ключи, и при этом не подзарядил аккумулятор?

Данило опять глотнул граппы и, потирая плечи, стал размышлять о природе чуда. Обретение ключей и заряженный аккумулятор.

В самом деле, если рассудить, это явления разного порядка.

Попадание брелка с ключами на железный штырь было маловероятно, еще менее вероятно, чем выигрыш в лотерею. И все же некоторая вероятность существовала. Сколь угодно малая, но все же она была.

А вот если бы аккумулятор зарядился сам собой, это было бы чудо из чудес, типа плачущей кровью Мадонны из Чивитавеккья или умножавшего хлебы и рыбу Иисуса Христа.

Настоящее чудо: если бы о нем стало известно Церкви, этот гараж превратился бы в место поклонения.

Данило был уверен, что Господь ему помогает, но не до такой степени, чтобы совершить самое настоящее чудо против законов физики. Обретение ключей было, без сомнения, чудом, но, так сказать, чудом второго порядка, а зарядка аккумулятора была бы первосортным чудом и котировалась бы почти так же, как явление Мадонны.

— И это правильно! Спасибо и за то, что ты сделал, Господи. Спокойно, об аккумуляторе я сам позабочусь, — сказал Данило, и в это самое мгновение распахнулась дверь гаража. От слепящего яркого света фар в гараже стало светло как днем.

Данило скрылся под приборной панелью.

"Кого еще нелегкая принесла?"

В гараж въехал мощный серебристый джип с тонированными стеклами и золочеными дисками и припарковался прямо рядом с машиной Данило.

А, Никколо Донаццан, этот набитый деньгами балбес. Папа с мамой купили ему тачку за пятьдесят тысяч евро. Небось возвращается обдолбанный с дискотеки.

Куда только смотрят его родители?

Данило поглядел на часы. Под циферблат попала вода, стрелки стояли. Ему надо бы пошевеливаться, еще немного, и начнет выползать на работу народ.

Из джипа вылез Никколо Донаццан. На нем была белая косуха с бахромой, джинсовые лохмотья вместо штанов и черная бандана на голове.

В то же мгновение распахнулась вторая дверца, и оттуда выскочила девица с заплетенными в две косички на манер Пеппи Длинныйчулок соломенными волосами. Огромные темные очки наполовину закрывали ее лицо. На ней было фиолетовое пальто с меховым капюшоном и бесформенные штаны.

Данило увидел, как его юный сосед без лишних церемоний схватил девчонку за плечи и прижал к капоту "альфы"

— Какого хре... — Данило зажал рот рукой.

Донаццан стал целовать ее так страстно, что казалось, хочет вырвать ей язык.

Данило оставалось только материться, согнувшись в три погибели в салоне своей машины.

"И что теперь?"

Эта распутная парочка явно намеревалась трахнуться на его капоте. Юный Донаццан сражался с молнией на джинсах девицы. Та билась головой об стекло, дергалась и визжала, хотя парень пока ровным счетом ничего не сделал. Или она эпилептичка, или так обдолбалась, что вообразила себя порнозвездой.

Донаццан пытался успокоить ее:

— Лисенок, если ты будешь так дергаться, я не смогу расстегнуть тебе штанишки...

Данило выпрямился и заорал:

— Эй, вы двое, кончайте! Все расскажу твоему отцу!

Его слова грянули как выстрел в тишине, от неожиданности парень подскочил, словно пробка от шампанского, и отпрянул от капота. Лисенок издал жалобный вопль и тоже бросился прочь от машины.

Они прижались друг к другу, испуганные и виноватые, пытаясь понять, кто это говорит.

— Понял? Все расскажу твоему отцу. И вынесу на собрание кондоминиума.

— Наконец, они увидели в окошке "альфа-ромео" лицо здоровяка, одетого как Фред из "Флинстоунов" [41].

Никколо Донаццан не сразу сообразил, что это Апреа с третьего этажа. Он был настолько напуган угрозой втянуть в разбирательство отца, что даже не задался вопросом, какого дьявола делал Апреа в машине посреди ночи, да еще выряженный как пугало.

— Извините... Мы не знали, что вы там. Иначе... — пролепетал он.

— Иначе что бы ты сделал, сопляк?

— Иначе я бы не стал. Клянусь! Пожалуйста, извините.

— Ладно. — Данило придал лицу удовлетворенное выражение. — Дай мне свою куртку. Завтра верну.

— Мою куртку? Это ж родной "Авирекс"... Мне его пода... — Парень явно дорожил своей кошмарной косухой.

— Я что, по-арабски говорю? Давай куртку! Без разговоров. Или мне наведаться к твоему папе?

— Но...

— Никаких "но". И штаны с сапогами тоже давай сюда.

Донаццан колебался.

— Ладно, дай ему их. Ты что, не видишь, в каком он состоянии? Он не в себе, сейчас возьмет и устроит бойню, — вмешалась девица вполне спокойным тоном. Она отошла от испуга и теперь курила сигарету.

— Она права. Не видишь, в каком я состоянии? Лучше делай, как говорит твоя подружка.

Она поправила его, пустив облачко дыма:

— Я ему не подружка.

Парень тем временем стянул сапоги и штаны.

— Давай сюда. Быстро. — Данило высунул из окна руку и взял одежду. — А теперь вы должны подтолкнуть машину. У меня аккумулятор сел.

Никколо Донаццан кивнул лисенку:

— Давай помоги. У него аккумулятор сел.

Та нехотя подошла к багажнику:

— Делать мне больше нечего!

И они принялись толкать машину к выходу.

Данило подождал, чтобы они как следует разогнались, отжал сцепление и включил вторую. Мотор три раза чихнул и, выплюнув облачко белого дыма, завелся.

Эти двое были ниспосланными свыше ангелами, сказал себе Данило, выезжая из гаража.

Муравьи двигали его рукой, от усилий они тысячами погибали, их выносили из туннеля и сменяли в строю другие, поступавшие из отдаленных уголков его тела.

Рино Дзена не понимал, почему они жертвуют собой, помогая ему.

Те, что были внутри руки, двигались так слаженно, что пальцы смогли согнуться и достать сотовый из кармана штанов.

"Молодцы... Молодцы, малыши. А теперь позвоните Кристиано. Я прошу вас..."

Рино попытался представить, как его большой палец два раза нажимает зеленую кнопку.

В доме Рино Дзены телефон звонил нечасто.

А позже определенного часа — никогда.

Пару раз Данило Апреа, в очередном приступе ностальгии по Терезе, позвонил после одиннадцати вечера, чтобы услышать дружеский голос. Рино его выслушал, а потом объяснил, что, если тот еще раз осмелится позвонить в такое время, он ему пересчитает зубы.