Серой опасно запахнет идея,

Если в ней нету любви…

Последние строчки каждой строфы повторялись дважды.

Когда вышли на привокзальную площадь, Майданов молча передал спящего Антошку Смородину. И потянул за рукав Юлю:

- Пойду я… ладно?

- Не хочешь меня проводить? Интересно… За весь день осчастливил тремя словами… а теперь "пойду". Иди!

- Адамяну же с тобой по дороге, он так и так увяжется.

- Не ври, ему гораздо ближе.

- И потом, вы же еще туда завернете, на Гагаринскую?

- Обязательно. А тебе некогда?

- Время-то есть… Незачем мне туда, Юль! Не понимаю я, когда из учебы и личной жизни делают винегрет…

- Ах, вот в чем дело!

Майданов послушал, как она смеется (определил, что "на публику" был этот смех) и крупно шагнул вперед, чтобы опередить Марину:

- Марина Максимовна, мне налево, до свиданья…

Она скользнула взглядом по Юлиному лицу, удивленно ответила:

- До свиданья…

Марину Максимовну провожали до самой квартиры. Еще на лестнице она прислушалась и сказала:

- Телефон у меня разрывается…

Она могла бы и не бежать - потому что звонки были упорные и не думали прекращаться.

- Да? - сказала она в трубку, задохнувшись. - Да, я… За городом. А кто это? А-а, здравствуйте, добрый вечер. Вас зовут… сейчас вспомню… Клавдия Петровна, да?

Ребята вошли и слушали. Спящего Антона Смородин бережно положил на тахту и стал расстегивать на нем шубку. А Юля вся напряглась, норовя прямо-таки вырвать телефонную трубку, словно оттуда исходила опасность для учительницы.

- Во-первых, я поздравляю вас, Клавдия Петровна… И я, и все наши ребята… Что? Он и не мог ответить: мы только что вошли… Нет, что вы, никто ее не похищал! Она мне этого не сказала… Юля, ты знала, что к тебе должны прийти гости?

- Знала и не хотела! Дайте же мне! - рвалась она к трубке, но мама ее говорила Марине что-то распространенное и тяжелое, и Марина не пыталась вставлять в этот монолог оправдательных слов, и с ее сапожек текло, и она молча оборонялась от Юли, уже готовой нажать на рычаг - разъединить…

- Что, что она там несет?! - изнемогала Юля.

Смородину пришлось держать ее за локти. Наконец Марина Максимовна смогла ответить:

- Клавдия Петровна, ей было хорошо, ей все было на пользу в этот день… Вас это не утешает? А я могу извиниться, что не поставила вас в известность. И обещаю, что минут через двадцать она будет дома. Ее проводят. Только… пожалуйста, не надо ничего обобщать сейчас… вы раздражены… Хорошо, пусть в другом месте. До свидания.

Она положила трубку и устало сказала Адамяну:

- Проводи ее, Женя.

Юля плакала, отрицательно качая головой:

- Нечего мне там делать после этого!

- Кончай истерить, Юлька, - сказала Таня. - Они тебе и магнитофончик, и сапожки югославские…

- Ну спасибо им, спасибо! - крикнула Юля. - Но я бы с тоски сегодня померла, если б с их гостями сидела… А главное - зачем я там? У них же хороший цветной телевизор!

Некоторое время все молчали. Марина ушла в смежную комнату укладывать сына. Юля метнулась за ней туда, стягивая с себя пальто.

- Можно я его уложу?

- Нет. Иди домой, - был ответ, и дверь той комнаты закрылась перед ней. Она стояла в смятении, в сознании вины, грызла ноготь. Потом сбегала в ванную и принесла тряпку - затереть лужицы талого снега на полу. Но Алеша наступил на тряпку ногой и тоже сказал непреклонно:

- Иди, иди. Управимся. - Он нагнулся и стал действовать тряпкой с уверенным домохозяйственным навыком. Юля села в углу, плечи у нее вздрагивали.

- Дано: Жанне Д'Арк хочется спасать Францию, - сказал Адамян меланхолически, - а папаша велит ей пасти коз. Спрашивается: как им договориться?

Алеша присел на корточки, поправил очки и заговорил:

- Нет… все-таки самостоятельность начинается не с того, чтобы доводить предков до инфаркта. Как-то иначе их надо воспитывать.

Вышла к ним Марина:

- Спит без задних ног… Алеша, зачем? Отдай-ка тряпку.

- А я уже все.

- Спасибо, ребята… Длинный был день, правда?

- Особенно мне спасибо, да? - всхлипнула Юля.

- Юля, не разводи мне сырость тут! Уладишь с мамой разумно, по-взрослому, и не будет никаких трагедий… Не инфантильничай, поняла?

- Тем более, - сказал Адамян, - что тебе не нужно осаждать Орлеан и спасать Францию. Спокойной ночи, Марина Максимовна.

Она стояла в дверях, провожая ребят.

Смородин, уходивший последним, сделал два шага вниз, потом три - обратно: огорченное лицо Марины не отпускало его.

- Зря вы так… Нельзя на всех реагировать с одинаковой силой, не хватит вас.

- Уже не хватает. На Майданова, например. На Таню, красавицу нашу… Да на многих…

- И что? Будете переживать?

- Сейчас нет, не буду. Выдохлась. Начну завтра с восьми утра, - улыбнулась она. - Спокойной ночи, Алеша.

- Разрешите?

В директорский кабинет входит учитель физики Сумароков - поджарый, высокий человек с палкой. - У меня пустяковый вопрос.- Он прохромал только полрасстояния от двери до стола, остановился почему-то на середине и заговорил, избегая называть Назарова по имени-отчеству (может, не запомнил еще?). - Нельзя ли так устроить, чтобы приказы по школе оглашались не на уроке?

- Простите, не понял.

- Входит ваш секретарь, формально извиняется и отнимает ни много, ни мало, а пять минут… Удобно ли это учителю - такая мысль не волнует ее.

Дверь распахнулась.

- Как вы можете, Олег Григорьевич? - вперед выступила пухленькая блондинка Алина. - Это я что, развлекаюсь? От нечего делать, да?

- Не знаю, милая, но так нельзя. Перед ребятами рождалась планетарная модель атома Резерфорда… и вдруг - пожалуйста! - является совсем другая модель…

- А уж это нехорошо, ей-богу! - Алина просто вне себя от сумароковского тона.

- Почему же? Модель сама по себе недурна, но не взамен резерфордовской, киса! А как по-вашему? - спросил физик Назарова.

- Минутку, Алина, это что - приказ о дежурстве в раздевалке?

- Ну да. И в буфете.

- Вот там и повесить. А если зачитывать - только на линейке с этого дня. Урок - неприкосновенное дело. Поняли?

- Я понятливая. - Алина поиграла многозначительной оскорбленной улыбкой.

- Это все, Олег Григорьич?

- Да, благодарю. - Он удалился, сухой и прямой, как раз в тот момент, когда звонок прекратил перемену.

- Уж для него-то я никак не "киса"! - Алина сузила глаза. - Во внучки ему гожусь…

- Ну-ну-ну… - произнес в рассеянности Назаров, собираясь на урок.

- Так будет каждый приходить и ставить свои условия. Знаете, что это, Кирилл Алексеич? Это ваш характер испытывается!

- Знаю! - бросил он уходя. И уже в дверях: - Если позвонят из милиции насчет того беглеца из 5-го "А", - поднимитесь сказать, ладно?

- Как? Среди урока? Вы ж сами только что…

- А сейчас я говорю: если найдется ребенок, поднимитесь сказать. Среди урока! Истина конкретна, слыхали?