Не будет ни тяжб, ни войн, ни ссор, ни ростовщиков, ни скряг. Милосердие и щедрость будут всюду царствовать, управлять, торжествовать. Настанет золотой век, век Сатурна. В человеческом организме установится та же чудная гармония, потому что и он подчинен закону, управляющему жизнью всего мира, — закону взаимного обмена, взаимного одолжения».
Пантагрюэль не убеждается доводами своего друга в необходимости делать долги, но снисходительно, даже с интересом выслушивает его теорию мировой гармонии. Точно так же снисходительно относится он к фантазии, неожиданно явившейся у Панурга, — фантазии жениться. Панург мечтает о прелестях супружеской жизни и в то же время боится, что жена станет его обманывать и сделает несчастным. Пантагрюэль не может разрешить его сомнений, и они прибегают к помощи разных гаданий, чтобы узнать судьбу Панурга: они гадают по стихам Вергилия, по снам, спрашивают совета у колдуна, у немого, объясняющегося знаками, у умирающего от старости — поэта, у астролога, хироманта, богослова, врача, юриста, философа и наконец у шута. Все получаемые ответы оказываются неясными, двусмысленными. Панург объясняет их в пользу брака, Пантагрюэль — против. Эти гаданья составляют главное содержание третьей книги и дают автору повод посмеяться над разными предсказателями, над духовными лицами, над учеными и в особенности над юристами. Старый, опытный судья, приглашенный высказать свое мнение по делу Панурга, не мог явиться в назначенный день, так как был вызван в парламент, чтобы объяснить некоторые свои приговоры, явно нелепые и несправедливые. На заседании парламента судья откровенно рассказывает процедуру, которой держался в течение 40 лет.
Он обыкновенно внимательно, не торопясь просматривал, раскладывал и приводил в порядок все документы, относящиеся к делу, и затем решал, кто из тяжущихся прав посредством бросания костей. Таким путем из четырех тысяч дел, подлежавших его рассмотрению, большинство было решено вполне верно и справедливо, что может засвидетельствовать парламент, утвердивший его приговоры. На вопрос, для чего же при таком способе требует он от тяжущихся всевозможных документов и затрудняет себя вознёю с этими документами, он объясняет, что это необходимо, во-первых, для формы, без соблюдения которой все производство дела оказывается недействительным; во-вторых, для собственного здоровья, так как перекладыванье и раскладыванье бумаг составляет очень полезное упражнение; в-третьих, для того, чтобы выиграть время и дать тяжбе созреть. С течением времени истина всегда является на свет, поэтому старый законник, как и все почтенные судьи, старался всякое дело затянуть, отсрочить, отложить в долгий ящик, дать ему вдоволь отлежаться, а бумагам, относящимся к нему, накопиться как можно больше; тогда стороны, истратившие массу денег на разных адвокатов, клерков и т. п., рады какому бы то ни было окончанию разорительной тяжбы и спокойно принимают приговор не в свою пользу.
Убедившись в том, что никто из спрошенных советников не может дать им вполне основательного и определенного ответа, Пантагрюэль и Панург решаются обратиться к оракулу Божественной Бутылки (Dive Bouteille).
Оракул этот находится в далекой, неизвестной стране, за морями. Чтобы добраться до него, Пантагрюэль снаряжает целый флот и отправляется в дальнее плавание вместе со всеми своими сподвижниками.
Описание этого плавания составляет содержание четвертой книги. В прологе к ней звучат те же грустные ноты, которые должны были неизбежно являться у старого гуманиста, видевшего разрушение блестящих надежд своей юности. «Добрые люди! — восклицает в начале его Рабле. — Спаси и сохрани вас Господи! Где вы? Я вас не вижу! Дайте мне надеть очки!»
И дальше он советует всем добрым людям умерять как можно больше свои желания, ибо одни только умеренные желания могут рассчитывать на исполнение. «Всего лучше желать себе здоровья, одного только здоровья, этого не запрещает ни закон, ни король, а во всем остальном надеяться на милость Господа Бога». «Вы скажете, что Бог мог бы дать вам 78 тысяч так же легко, как одну тринадцатую половины, так как Он всемогущ и миллионы для него то же, что один обол. О-хо-хо-хо! Кто это научил вас толковать и рассуждать о могуществе и предопределении Божием? Ш-ш-ш-ш! Преклоняйтесь пред лицом Его и кайтесь в ваших прегрешениях!»
Путешествие Пантагрюэля и его сподвижников представляет ряд приключений, частью фантастических, даже нелепых, частью содержащих в себе более или менее ясные аллегории окружающей действительности. Иногда кажется, что автор преднамеренно впадает в шарж и гротеск, чтобы замаскировать свою мысль и безопаснее провести ее в свет.
Первый остров, к которому пристают путники, называется Медомати (по-гречески Нигде) и наполнен разными редкостями: необыкновенными зверями, меняющими свой цвет как хамелеон, картинами, изображающими идеи Платона и атомы Эпикура, и т. п.
На пути к следующему острову им встречается корабль. Панург ссорится с плывущим на нем хозяином овечьего стада и, чтобы отомстить за оскорбления, проделывает с ним известную злую шутку, которую цитируют до сих пор, когда говорят о табунном чувстве толпы, о «Панурговом стаде». Он покупает одну овцу и бросает ее в воду, за ней немедленно кидается другая овца, третья, четвертая… все стадо и наконец сам хозяин, который хочет удержать глупых животных.
Затем наши путники посещают целый ряд земель, отличающихся необыкновенными странностями. На острове Сочетаний (Des Alliances) y всех людей носы имеют вид трефового туза и все жители между собой в родстве, но родственные названия у них удивительно перемешаны: старик называет трехлетнюю девочку «отец», а она ему отвечает «дочь моя», молодой человек говорит девушке: «Здравствуй, топорище!», а она ему: «Здравствуй, ручка!». Влюбленные следующим образом называют друг друга: яйцо и яичница, мякиш и корка, устрица и раковина и т. п. Идет постоянная игра словами, иносказаниями, метафорами. На острове Хели (Cheli, по-гречески Губы) король осыпает Пантагрюэля и его спутников самыми нежными ласками, но брат Жан должен потихоньку пробраться в кухню, чтобы отыскать что-нибудь более существенное, чем пустые любезности. На острове Прокуратуры живут кляузники, которые стараются об одном: быть побитыми. Тогда они вчиняют иск и бывают сыты. Если же их долго никто не бьет, они голодают и даже умирают от истощения. На островах Тохю-Бахю нельзя было ничего ни сварить, ни изжарить, так как великан Брингенариль проглотил все горшки, чугуны, сковороды и кастрюли за неимением ветряных мельниц, которыми он обыкновенно питался.
Миновав еще несколько островов, путешественники встретили девять кораблей, нагруженных монахами все возможных орденов. Все они ехали на собор в Шезиль рассуждать о разных догматах веры и вести споры с вновь появившимися еретиками. «Шезиль»;- по-еврейски звезда, предвестница бури; под этим собором Рабле, вероятно, подразумевал Тридентский собор, определивший окончательный разрыв между католиками и протестантами. Узнав о цели путешествия монахов, Панург, этот представитель философии массы, преисполняется радостью, просит святых отцов молиться за него и посылает им в дар множество колбас и окороков; гуманист же Пантагрюэль с грустным предчувствием следит за их удаляющимися судами.
Едва успели они скрыться из вида, как на море разражается страшная буря. Корабельщики и брат Жан напрягают все усилия, чтобы спасти судно, Пантагрюэль молится Богу, а Панург малодушно трусит, ничего не делает, только охает и жалуется. Зато, когда корабль благополучно пристает к берегу, он первый выскакивает на землю, командует и самым искренним образом уверяет, что ровно ничего не боится, что ему страшна только опасность и больше ничего. Остров, к которому пристали наши путники, оказался обиталищем добродетельных старцев Макреонов. В огромном лесу, занимавшем большую часть его, кончали свой век благотворные демоны и герои. Пока они были живы, благосостояние и плодородие господствовали на земле, море было спокойным и благоприятным для путешественников. Но едва какой-нибудь из них умирал, на земле появлялись болезни, войны, разные бедствия, в воздухе — мрак и бури, на море — непогода и волнение.
