— Спрашиваешь! Кроме озера я обшарил километра три реки, окопы, землянки… Нигде ни следа! Я уже начинаю думать, не ищем ли мы вчерашний день.

— Головой ручаюсь, что нет! — воскликнул горбун…

— Тогда не знаю, что и думать…

Оба надолго замолчали. Откуда-то тянул ветерок, и пламя свечи испуганно металось из стороны в сторону. В разные стороны метались и чёрные тени на стене: скрюченная — горбуна и длинная — Скуратова. Будто они гонялись друг за дружкой и никак не могли сойтись.

— Так, значит, отбой? — вдруг спросил горбун, опираясь длинными руками о колени.

— Нет, до отбоя далеко! — громыхнул кулаком по столу Скуратов. — Лоб расшибу, всю пущу вот этими руками прощупаю, в каждую нору залезу, а найду!

— Может, и найдёшь, — вздохнул горбун. — Только… до каких пор ты будешь искать вслепую?

— А где же, ясновельможный пане, взять мне те очки, которые видели бы сквозь землю и воду?

— Вот тут, — горбун постукал себя пальцем по лбу, — глаза человека. Ты пробовал говорить с Войтёнком, с Казановичем? Может, они знают другое Чёрное озеро, Чёрный пруд или какой-нибудь Чёрный вир? Не спрашивал?

— Спрашивал. У Казановича спрашивал. Мы с ним на рыбалку ходили. Мне нужно было осмотреть дно реки возле моста и дальше, вдоль дороги, что ведёт на Дубы. Ну, я и пригласил его с собой. Мол, порыбачим вместе. По дороге разговорились. Он сказал, что, кроме этого озера, ничего «чёрного» не знает…

— А может, есть другое название, которое начинается на «чер»? Ты же сам говорил, что он, умирая, только полслова и успел сказать…

— Когда это я говорил? — удивлённо поднял голову Скуратов.

— Э-э, видно, сдавать начала твоя голова! — криво усмехнулся горбун. — На, почитай, что сам написал.

Горбун сунул руку в карман широкого пиджака и швырнул на стол толстый замусоленный блокнот.

— Так вот, оказывается, где моя записная книжечка! — протянул Скуратов, враждебно стрельнув в горбуна глазами. — А я столько лет ломаю голову, куда она могла запропаститься. Ты, случаем, не в Эйлау «одолжил» её у меня? Когда я приходил к тебе последний раз из концлагеря? Украл — и скорей сюда, на берег Чёрного озера? Не тут ли тебя, случаем, и сцапали?

— Ну-ну! — злобно проговорил горбун. — Нашёл что и когда вспоминать!..

— Ладно, молчу, — согласился Скуратов и, раскрыв блокнот, стал неторопливо переворачивать страницу за страницей, искать нужную запись.

— На двадцать пятой смотри, — подсказал горбун.

Скуратов ухмыльнулся:

— Наизусть всё выучил?

— Старая привычка.

Скуратов послушно перелистнул несколько страничек и стал читать:

«Второе июня. Этот человек, должно быть, из камня. Недаром у него и фамилия такая. Он молчал, когда ему загоняли под ногти иголки. И вот вчера заговорил. Правда, будучи без сознания.

Третье июня. Всю ночь он бредил, звал какую-то Валю, Рыгора. И только под утро заговорил про золото. Вот буквально его последние слова: «Золото, Рыгор, спасай! Оно там… Я бросил сундук в Чёр…»

Тут он глубоко вздохнул и замолк навсегда…» Скуратов отшвырнул блокнот, глянул на горбуна:

— Что ж ты сразу не отдал мне его? Хотя… Я и так всё это помнил. Ну да ничего. Не всё ещё потеряно. Давай допьём, да я пойду в лагерь. Скоро светать начнёт, а старого Войтёнка иной раз чёрт поднимает ни свет ни заря. В первую ночь, возвращаясь от тебя, только это я вылез из кустов, а он тут как тут. Червей копает. Хорошо, что я шёл тихо, так он, кажись, не заметил…

Эти слова для ребят были сигналом к отступлению. Они неслышно покинули свою засаду и через боковой выход выбрались на поверхность.

На этот раз всё обошлось хорошо. Вскоре юные разведчики уже лежали на нарах в своей палатке и шёпотом обсуждали, что им делать дальше. Хотя многое из того, что они увидали и услыхали, оставалось для них загадкой, было очевидно, что Скуратов и горбун — люди тёмные. Лёня высказал мысль, что неотложно надо обо всём сообщить Николаю Николаевичу и деду. Неожиданно против этого предложения восстал Валерка. Если Алику и Лёне впервой было ловить подозрительных людей, то у Гуза по этой части имелся уже «опыт».

Года два назад, возвращаясь из лесу с ягодами, он увидел во ржи возле самой пущи человека. Тот срезал ножницами колосья и клал их в сумку на груди. Гуз сразу смекнул, что это какой-то преступник, и долго не раздумывая помчался в деревню звать взрослых. Человека задержали, и оказалось, что это был… новый агроном!

Гузу тогда пришлось туго, хоть из деревни убегай. Полгода ему прохода не давали.

— Нужно подождать, — решительно сказал Валерка, припомнив ту, давешнюю историю. — Рассказать мы всегда успеем, а пока давайте следить за ними.

После недолгого спора предложение Гуза было принято.

Скуратов, видно, дожидался, когда дед Рыгор и Казанович отправятся на Лесное. Не успели их лодки отплыть от берега, как он высунул из шалаша голову и хрипло позвал:

— Лёня! Поди сюда!

Лёня вопросительно посмотрел на друзей и неохотно пошёл к Скуратову.

Когда он вернулся, Алик тотчас спросил:

— Что он тебе говорил?

— Просил есть принести. Дулю пусть съест!

— Ну ты, не валяй дурака! — нахмурился Валерка. — Хочешь всё испортить? Бери котелок и неси.

Лёня молча взял котелок и пошёл в шалаш.

Скуратов уже сидел за столом. Щека его была повязана косматым полотенцем. Тем не менее больной набросился на еду с таким аппетитом и так уплетал хлеб и рыбу, что ему мог бы позавидовать любой человек со здоровыми зубами.

Опорожнив котелок, Скуратов весело подмигнул Лёне и вылез из-за стола.

— Теперь можно и в путь. Сегодня мы ещё раз пройдём по той дороге, по которой удирал Кремнев, когда вёз на аэродром золото. Заодно, если хватит времени, побываем и на аэродроме.

— А зуб уже не болит? — спросил Лёня.

— Да ноет всё. — Скуратов прикоснулся рукой к щеке. — Но уже не так, как вчера, жить можно.

— Покупались — вот и простудили, — посочувствовал Лёня. — С больными зубами лезть в воду…

— А дед с учёным поехали уже? — перебил его Скуратов.

— Давно!

— Не знаешь куда?

— Снова на Лесное.

— А тот рыбачок, что на «стратостате» плавает, тоже с ними?

— Нет, он вчера говорил, что ему некогда.

— Что ж это так? — усмехнулся Скуратов, и глаза его повеселели. Он закурил папиросу, спросил: — Так кто идёт сегодня со мной?

— Я и Алик, — ответил Лёня.

— Так зови его и пойдём.

Едва отряд двинулся в путь, Гуз тут же взялся за работу. Первым делом он помыл в реке котелки и ложки, прибрал в палатках, натаскал сухого хворосту, чтобы не бегать потом, когда придётся готовить обед, и только проделав всё это, заглянул в шалаш Скуратова.

Наводить порядок здесь не было нужды: хозяин сам всё убрал за собой. Вот только окурков много под столом. Валерка встал на колени и принялся собирать их в кучку, чтобы потом выбросить в кусты. Один окурок запутался в примятых стеблях мятлика и никак не поддавался. Разозлившись, Гуз рванул изо всех сил целую горсть травы и… едва не повалился на спину: вместе с травой от земли отделился порядочный квадратный кусок дёрна.

Гуз наклонился и на дне ямки увидел чёрную шкатулку, очень похожую на ту, которая была у них дома и в которой сестра хранила нитки мулине. С минуту он удивлённо разглядывал свою находку, потом стал осторожно доставать её. И как раз в этот миг дверь шалаша вдруг отворилась и суровый голос произнёс:

— Так вот как ты дежуришь, голубчик!

От неожиданности Валерка так и подскочил. В страхе оглянувшись, он увидел на пороге… Николая Николаевича.

— Что ты тут делаешь? — строго спросил учёный. — Зачем выкопал эту нору? Делать нечего?

Валерка моргал глазами и молчал.

— Чего ты молчишь? — начал злиться Николай Николаевич и подошёл ближе к столу. — Что ты ищешь в чужом шалаше?

— Я не искал… Случайно нашёл, — отозвался наконец Валерка.