— Все равно я ничего не понял, — соврал Малыш.

— Конечно, не понял. Ведь для этого надо много учиться, вначале в школе, потом в институте — а ты пока еще только в первом классе. Лучше посмотри, кто к тебе пришел, — сказал папа, пропуская в дверь Кристера и Гуниллу, друзей Малыша.

— Кристер! Гунилла! — радостно крикнул Малыш. — Ужасно рад вас видеть!

Папа с нежностью посмотрел на Малыша и тихонько вышел.

— Малыш! — сказал Кристер, протягивая Малышу какой-то сверток. — Мы поздравляем тебя с днем рождения и хотим подарить тебе эту камеру Вильсона.

— Камеру Вильсона? — Глаза Малыша засияли. — Вот здорово! Давно о ней мечтал! А какой у нее коэффициент перенасыщения пара?

Малыш искренне обрадовался, но все равно Кристер уловил печальные нотки в его голосе.

— Что случилось, Малыш? — спросил он. — Ты чем-то расстроен?

Малыш тяжело вздохнул и с тоской закрыл книжку «Занимательная вивисекция».

— Щенка мне не подарили…

Из Интернета

Мы поучимся с вами сочинять шансон. Некоторые еще называют его «городским романсом», но нам это совсем неинтересно, а интересно то, что шансон сочинять легко. Я отвечаю.

Именно поэтому мы сочиним песню «с нуля», а не пользуясь готовеньким репертуаром.

Чтобы огород не городить и по столу пальцем не мазюкать, начнем сразу, как серьезные люди. Пацаны должны снять кепки, отложить макли, сделать серьезные лица, положить перед собою лист бумаги и ручку; а девчонки — пригорюниться, потому что писать они ничего не должны, а должны только создавать у пацанов соответствующий настрой.

Итак.

Сначала нужно рассказать о главных героях нашей песни.

Жил мальчишка в рабочем поселке.

А напротив девчонка жила.

Сразу становится понятно, что детство у мальчишки было тяжелое: рабочий поселок — не курорт какой-нибудь чисто буржуйский. Всего два слова — и воображение уже рисует нам драки «стенка на стенку», суровые игры и раннее взросление. Сечёте? Поехали дальше.

Воровать с детства он научился.

Она дочь прокурора была.

Здесь показан ан-та-го-низм главных героев. Пацан был правильным, это и так всем понятно, без балды. А девчонка-мусорская дочь. Но любовь границ не знает, это еще Ромео и Джульетта поняли. Правда, потом умерли, но у нас все еще впереди. Слушатели чувствуют напряжение. Сочиняем пятую и шестую строчки. Кстати, запомните, что рифмовать первую и третью строчки не обязательно, это на любителя, или для пижонов.

Сильно плакала старая мама:

«Пожалей ты, сыночек, меня’’

Вот! Запомните! Без мамы в шансоне нельзя. Мама — это опора главного героя, это святое. Даже если его кинет продажная бикса, обуют пацаны из другого района или обидят злые менты, то мама — никогда. Вор без мамы, которой можно писать письма — существо в шансоне даже не упоминаемое, жалкое и бесполезное. Так, ложкомой, а не вор.

Говорил он ей: «Мама, не бойся.

Не поймают меня мусора».

Маму надо успокоить, иначе она будет плакать, а это плохо. Знайте, пацаны — а лучше запишите: остальные женщины в шансоне, если и плачут — то они либо провожают главного героя на верную смерть от ментовской пули, либо хотят коварно выманить у него «лопатник с хрустами», а потом носить шубки беличьи, ноги на ночь мыть и полковникам стелить. За рифму «меня — мусора» не беспокойтесь, это в порядке вещей.

Ладно. Мы отвлеклись. Теперь перейдем к развитию сюжета.

Но однажды вор встретил девчонку.

Полюбили друг друга они.

Если кому-то непонятно, почему вор не встретил девчонку раньше, хотя они жили напротив, то отвечу: «Потому что гак надо, ара!» Допустим, раньше вору было не до того — кошелёчки, форточки… Здесь слушатель должен почувствовать легкую неправильность — как так, вор и дочь мента?

Стали тайно подолгу встречаться

Закружили их летние дни.

Это просто лирика. Запомните — в шансоне про секс и прочую муру не пишут, пацаны! Это вам не тюремный «роман» на ночь, чтоб снились хорошие сны не про хлебореза Чуню из соседнего барака. Это вам — искусство городского романса. Понятно же — встречались влюбленные тайно, и уж точно не алгебру друг другу решали, летом-то.

Он сказал ей: «Иду я на дело.

С воровством я хочу завязать

Здесь воры должны сурово помолчать, потому что пацан нарушает понятия — и всему виной, как водится, — баба, хоть и красивая (то, что красивая, в шансоне почти всегда подразумевается само собой, потому как реальный пацан не может полюбить чмошного крокодила). Вместо того чтобы честно украсть, выпить и в тюрьму, мальчишка дрогнул и дал слабину. Братва волнуется — что дальше? И вот тут начинаем разворачивать трагедию и нагнетать обстановку.

Она молча с мальчишкой простилась

И решила отцу все сказать.

Вот здесь — просто бомба! Уже все понимают, что песня кончится плохо, но еще не понимают — насколько плохо. Понятно, что раз сказано отцу-прокурору, то ничего хорошего не будет. По-доброму, нужно было бы ее в этом же куплете зарезать, но Господь с вами, пацаны, так не делается, надо гитаристу дать допеть.

Прокурор ее слушал сурово,

Обещал, что не тронет его.

Папа дочку не обидит, это уж как водится. Даже мент может дочурку любить и всякое ей пообещать. Но мы-то понимаем, каково подлое прокурорское нутро. И хочется крикнуть мальчишке: «Братан! Шухер!»

Но нарушил он данное слово,

Приказал разобраться с вором.

И уже залаяли собаки, мусора принялись заряжать свои волыны, шпалеры, стволы и пушки, выехал черный воронок и лязгнули по рельсам колеса столыпинского вагона — а в Ванинском порту показался борт парохода угрюмый. Внутри все леденеет, голос певца начинает дрожать (это важно!).

И менты застрелили мальчишку.

Пролилася горячая кровь.

Тут даже можно приостановиться и на пару секунд замолчать, не сильно дергая за струны, — чтобы осознали, что главного героя в песне не будет, сколько бы ни забашляли певцу. Потому что он просто должен был умереть. Это, пацаны, куда как романтичнее, чем где-нибудь на Верхней Хуаппе, когда мороз давит под тридцатник, быть придавленным свежеспиленной сосной в три обхвата под мат бригадира и конвойных. Так что, здесь все правильно. Опять же — мальчишка искупил свою слабину.

А пробитое сердце застыло,

Не нужна ему больше любовь.

Если честно, то вот эти две строчки — просто чтоб зарифмовать «кровь — любовь», потому что такая рифма вечна и никуда от нее не деться, если хотите быть хорошими сочинителями шансона. Вникаете?

А девчонка погибла от горя.

Горько плакал отец-прокурор.

Здесь первая строчка — с грустью, а вторая — со злорадством. Но общий настрой: «За всё легавым отомщу!». Потому что смерть реального вора не могла остаться безнаказанной. Бог — не фраер, он всё видит, пацаны. Теперь прокурор плачь не плачь, а дочки-то уже нет.

И ее положили в могилу

Там, где был похоронен и вор.

Очень хороший конец. Влюбленных в шансоне всегда кладут вместе, даже если для этого нужно провести эксгумацию и разорить пол-кладбища. Чтоб было ясно, что они влюбленные, а не просто кто-то из могильщиков получил на лапу и продал налево чужой участок земли.

На этих словах песни женщины уже должны всхлипывать, а суровые пацаны — сжимать кулаки и выцарапывать финкой на столе страшные воровские клятвы.

Не смогли разлучить двух влюбленных

Приговором своим мусора.

Продолжение темы предыдущих строк. Как Ромео и Джульетта, как Герасим и Му-му, как Чук и Гек (хотя два пацана — пример плохой) — влюбленные неразлучны навсегда. Кстати, здесь, если есть желание, можно придумать куплет про горюющую маму вора, но мы не будем.

Воровская любовь неподкупна,

Пусть же станет им пухом земля!

Триумфальное завершение! Последний удар по струнам, долгий выдох. Теперь, пацаны, вы поняли, что вообще-то все песни пишутся для того, чтобы после окончания было за что выпить. А здесь — повод налицо. Пьем молча, стоя, не чокаясь.