Мы предлагаем читателям второй отрывок из книги «Турист в Африке» известного британского писателя Ивлина Во, которая скоро выйдет в издательстве ВАГРИУС. В нем речь идет о взаимоотношениях и укладе жизни «белых и чернокожих», о старых и новых традициях Африканского континента в середине ХХ века, о политике местных чиновников. Все это является предметом интересного, детального, зачастую сатирического обзора. Основой для книги стали дневниковые записи, сделанные писателем в 1958—1959 годах во время одного из путешествий по Африке.

В Солсбери видишь мало африканцев; здесь их, похоже, меньше, чем в Лондоне. В крупных магазинах чернокожие работают швейцарами, и белые продавщицы отвратительно грубы с ними. Они грубы и с белыми покупателями, поскольку изо всех сил стараются показать, что Бог создал всех белых равными. Получающий немалые деньги водопроводчик, придя по вызову в частный дом, рассчитывает, что его пригласят за семейный стол вместе со всеми. У него есть чернокожий помощник, получающий гроши, который ждет его, сидя на корточках во дворе. Здесь так же, как в Англии, сторонники расовой дискриминации – это те, чью работу многие негры могут сделать лучше.

История Южной Родезии складывалась иначе, чем, скажем, история Уганды или Ньясаленда. Здесь белые появились как завоеватели; там – по просьбе туземцев, искавших покровительства английской короны. Завоеватели не стяжали славы на поле брани, о которой могли бы вспоминать с гордостью, но все же проявили себя благородными рыцарями по сравнению с теми, кто захватывал Австралию и регулярно давал аборигенам отравленную пищу. Завоеванные племена во многих случаях сами недавно были завоевателями. В Африке сила оружия всегда была убедительным аргументом в споре за первородное право собственности.

Турист в Родезии так же редко видит туземцев, как в Америке – настоящих бедняков. (Но в Родезии число туземцев в пропорции ко всему населению больше, чем нуждающихся – в Америке.) У них нет явных племенных отличий. Они не красивы, как масаи, или жизнерадостны, как вачагга, или живописно доисторичны, как вагого. Все одеты в уныло одинаковые рубашку и шорты. На лицах приниженное выражение неудачников, каковы они и есть на самом деле. Полковник Дэвид Стерлинг, с которым я служил в войну, приехал сюда, чтобы заниматься коммерцией, и был столь подавлен, увидев, в каком положении находятся туземцы, что посвятил последние десять лет попыткам убедить белых поселенцев, что «многонациональное общество» – это не просто клише политиков. Но его «Общество Козерога» повлияло на ситуацию меньше, чем он надеялся.

Едва свернув с главного шоссе, мы с Дафни оказались в таких же пыльных, безотрадных местах, какие окружают Сериму: дорога в колдобинах, низкий кустарник по сторонам, редкие клочки маисовых полей да скопления хижин, – и заблудились; расспросы, где миссия, привели нас к англиканской школе, возле которой играли в футбол дети; учитель дал нам провожатого до миссии. Там тоже играли в футбол, и еще несколько мальчишек плескались в резервуаре с водой. В миссии было четверо или пятеро священников, на всех – рабочая одежда, состоявшая из рубашки и шорт; по крайней мере двое из них были людьми высокоэрудированными. Мы потеряли так много времени, добираясь сюда, что едва успели поздороваться с нашим другом, как уже нужно было возвращаться. Он не скучал ни по Фарм-стрит, ни вообще по Солсбери. Хотя до города рукой подать (если знать дорогу) от Миранделлас, он и его товарищи редко видят других белых, кроме уполномоченного по делам туземцев. Они целиком отдают себя людям племени машона, уча детей в центральной школе и объезжая деревни. Я видел и более одинокие миссии во многих частях света – в Британской Гвиане, например, где в горах остановился у одинокого священника, который приветствовал меня такими словами: «Как я рад! Добро пожаловать! Я жил надеждой, что кто-нибудь появится и удалит мне два больных зуба», – но эта миссия поразила меня своим пронзительно тоскливым видом.

История машона, насколько известно, – это история унижения народа; до появления белых в стране они были жертвой матабеле. Подобно обитателям трущоб в индустриальной Англии прошлого столетия, они часто напивались до бессознательного состояния. Безусловно, они обожают играть в футбол и плескаться в воде. Миссионеры говорят, что они проявляют некоторый интерес к религиозным обрядам. Но на человека, походя увидевшего их, по крайней мере на меня они производят тяжелое впечатление, от которого нелегко избавиться. Оно давило на меня, когда мы, подпрыгивая на ухабах, неслись обратно к ипподрому, до которого мы добрались как раз к последнему заезду, и потом, когда мчались по шоссе домой.

Последняя поездка – на Матопо. Эти знаменитые горы уступают по красоте только Восточному Нагорью, но они намного старше. Пейзажи у Леопардова Утеса можно сравнить с прекраснейшими видами в других частях света. Я не знаю ничего подобного Матопо. Это примерно тридцать или пятьдесят миль голых гранитных скал и зеленых долин. Эти места настолько поразили воображение Сесила Родса, что он завещал похоронить себя здесь на пятачке, который назвал «Панорамой мира» и определил быть Валгаллой, то есть пантеоном героев страны. Вот почему эти места стали священными для родезийских патриотов. А также для матабеле, которые первыми решили похоронить здесь своего короля Мзиликази, который вывел их сюда из страны зулусов в 1838 году. Когда белые первопроходцы разграбили королевскую могилу, Родс обнес ее стеной и по всем правилам повинился за совершивших святотатство, принеся в жертву черных быков. Но есть свидетельства жизни здесь людей и до матабеле. Поверхность скал в ущельях покрыта рисунками людей, животных и неопознанных фигур, которые археологи относят к переходной эпохе от, возможно, начала эры христианства и примерно до появления здесь народности матабеле. Существует также предсказание, которому по меньшей мере пятьсот лет и по которому это место находится под охраной знатных семей племени каланга по повелению таинственного божества Млимо, которого американец Бернхем, по его собственным утверждениям, якобы убил. Млимо главным образом посылал дождь и исцелял скот, но сфера его деятельности была шире. Это он в 1895 году подвигнул на мятеж матабеле, которые распространили по стране его культ, обещав им, что пули белых не поразят их, а превратятся в воду – заблуждение, которое за последние сто лет принесло немало горя африканцам в разных, не связанных между собой районах: в Судане, например, и в южной провинции Танганьики. Говорят, жрецы Млимо раскинули свою разведывательную сеть среди всего народа банту аж до до самого юга, где он граничит с басуто. Оттуда, из Свазиленда и Бечуаналенда шли и продолжают идти к нему паломники. Некоторым белым известно точное местоположение пещеры Нджелеле, этих африканских Дельф, но они предпочитают поменьше об этом говорить. Официальный путеводитель сообщает: «Очень многие африканцы считают Млимо могущественным и добрым божеством и серьезно относятся к своей вере в него. По этой причине мы не пишем о точном местоположении пещеры и просим туристов уважать его покой и не искать пещеру самостоятельно. Разумеется, совершенно иное дело – посещение Нджелеле по приглашению одного из абантвана бо Млимо и обычно нетрудно завоевать доверие местного каланго, чтобы получить такое приглашение».

Сомневаюсь, чтобы многим туристам это было очень интересно. Они приезжают сюда порыбачить, устроить пикник, половить бабочек и пофотографировать красоты заповедника. Мне кажется, что большинство современных родезийцев позорно равнодушны к обычаям и верованиям туземцев. Их предшественники воевали с туземцами, крали их скот, обманом добивались всяческих уступок, но им волей-неволей приходилось как-то считаться с ними, жить вместе, заключать смешанные браки. Д-р Джеймсон, будучи членом личной охраны Лобенгулы, присягал ему на верность и в нарушение присяги возглавил нападение на него. Селус, самый знаменитый охотник и исследователь Родезии, имел чернокожую жену; его дочь-мулатка живет ныне в пригороде Солсбери. Южноафриканская концепция «апартеида» была чужда большинству авантюристов первопроходцев и (думаю) вызывала у них возмущение.